После гибели 300 спартанцев Леонида при Фермопилах спасение Греции зависело главным образом от флота. Отступив к Саламину, спартанский стратег Эврибиад велел вытащить корабли на берег этого острова. Потери, понесенные греками в сражении при Артемисии, были с избытком наверстаны новыми подкреплениями: кроме кораблей, присланных пелопоннесскими государствами, пришли триеры из Наксоса, Мелоса, Сифна, других Кикладских островов, и с западного берега Греции из Левкады и Амбракии. Даже из Кротона пришла триера: ее привел атлет Фаилл, снарядивший ее на свой счет. Эгинцы оставили 40 триер для защиты своего острова, остальные свои корабли прислали к Эврибиаду, флот которого у Саламина состоял теперь вместе с их эскадрой из 163 триер и 7 кораблей, имевших по 50 весел. Но больше всего этого числа прислали под его команду афиняне, когда их флот кончил перевозку эмигрантов из Аттики: к Эврибиаду пришли 108 афинских триер. С неимоверной деятельностью афиняне исправили свои поврежденные корабли и снарядили несколько новых.
Эллинская трирема эпохи греко-персидских войн
Автор изображения - Deutsches Museum, Munich, Germany
Когда караульные на берегу Эгины сообщили греческим морякам, что афинский акрополь зажжен и что войско Ксеркса опустошает всю Аттику, начальники пелопоннесских кораблей очень упали духом. Уже и прежде многие из них говорили, что флот должен быть переведен от Саламина в Коринфскую гавань Кенхрею, чтобы, при нападении персов, сухопутное войско могло помогать обороне кораблей. Теперь число приверженцев этого мнения увеличилось. Не слушая возражений афинян, мегарян и эгинцев, некоторые из начальников эскадр пошли со своими матросами на корабли, чтобы на следующее же утро идти в Кенхрею.
Узнав об этом, Фемистокл подплыл ночью к тому кораблю, на котором был Эврибиад, с целью убедить главнокомандующего, что должно запретить отъезд. Фемистокл растолковал Эврибиаду, что если флот отойдет с нынешней своей позиции у Саламина, то его уже нельзя будет снова собрать, что начальник каждой эскадры уведет свои корабли в свое государство и раздробление сил погубит Грецию. Утром Эврибиад созвал начальников эскадр. Большинству их не понравилось, что этим замедляется решенный ими отъезд. Они сердились на Фемистокла, и когда он заговорил на совещании раньше своей очереди, начальник коринфской эскадры Адимант закричал ему: «Кто на играх начинает раньше, чем следует, того бьют!» – «А кто промедлит, не получает победы», – отвечал Фемистокл и стал красноречиво доказывать, что Греция может быть спасена только в том случае, если битва будет дана у Саламина, где площадь моря невелика и многочисленный неприятельский флот не может хорошо развернуть своих сил, по недостатку места; что если греческий флот станет у Истма, то даст неприятелю выгоду сражения на открытом море. Притом, уйти от Саламина значит отдать на верную погибель этот остров, на который афиняне перевезли своих жен и детей, отдать на разорение Эгину и Мегару, открыть персам путь к Пелопоннесу.
Фемистокл привел и предвещание оракула, предсказавшего грекам победу при Саламине. Адимант сказал Фемистоклу низкие слова, что у него теперь нет отечества, потому он не должен иметь и голоса на этом совещании. Фемистокл отвечал ему суровым упреком и сказал, что у афинян еще остается отечество, более могущественное, чем Коринф: у них 200 триер с полным экипажем; это такая сила, с какой не может бороться ни одно из греческих государств; в конце своей речи он, обращаясь к Эврибиаду, сказал: «Если ты пойдешь к Истму, то погубишь Грецию и свою честь; а мы, афиняне, возьмем на корабли своих жен и детей и пустимся в Италию к устью реки Сириса; там, по древним предсказаниям богов, мы построим себе новый город; и тогда вы припомните мои слова». Эта угроза произвела свое действие. После отплытия от Саламина афинских кораблей, остальные греки не имели бы возможности продолжать борьбу с персами. Потому было решено остаться при Саламине. Начальники флота принесли жертвы, прося богов о помощи, и решили перевезти с Эгины на корабли статуи Эакидов Аякса и Теламона, покровителей Эгины, чтобы они вновь были бойцами за греков против варваров, как некогда под стенами Трои.
Но мужественное решение пелопоннесцев оказалось непрочным. Когда персидский флот отплыл от Гистэи, прошел Эврип и бесконечным рядом кораблей растянулся от Суния до Фалера, начальники пелопоннесских эскадр совершенно оробели и снова потребовали отступления. Вечером был созван третий военный совет. Пелопоннесцы бурно требовали отступления от Саламина; неужели из‑за погибшей области должно отдавать на погибель их жен и детей и весь Пелопоннес? – говорили они: неужели из‑за Аттики должно всем подвергаться опасности, что персы окружат их у Саламина и блокируют! Афиняне, эгинцы и мегаряне говорили, что должно остаться тут и не отступать перед врагом. В этом шуме Фемистокл незаметно ушел из совета. Он хотел покончить спор отважным делом, заставить самого врага прекратить несогласие между греками. Верный раб Фемистокла, дядька его детей, Сикинн, поплыл на шлюпке под покровом ночи к варварам с поручением от своего господина: Фемистокл послал его сказать Ксерксу, что «греки несогласны между собою и думают отступить; пусть Ксеркс не даст им уйти, пусть, немедленно нападает на них; он не встретит почти никакого сопротивления: греки, желающие покориться персам, и греки, не желающие этого, будут драться между собою. Фемистокл дает этот совет потому, что желает персам победы».
Карта греко-персидских войн с указанием места битвы при Саламине
Ксеркс в этот день совещался с начальниками своего флота, надобно ли дать битву при Саламине. Большинство голосов было подано за битву; потому Ксеркс не послушался предостережений Артемисии, царицы Галикарнасской, и велел кораблям строиться в боевой порядок, чтобы завтра утром начать сражение. Все приготовления были уже сделаны, когда Сикинн приехал с поручением, которое дал ему Фемистокл. Ксеркс тотчас же велел финикийским кораблям без шума идти по наступлении полночи в западный пролив, чтобы опоясать Саламин полукругом и отрезать греческому флоту путь отступления к Мегаре или к Истму. Вместе с тем отборный персидский отряд был послан занять маленький остров Пситталею, чтобы спасать своих и убивать врагов, которые будут приносимы туда волнами с кораблей, ломающихся в сражении. Скоро Саламин был окружен и с обращенной к Пирею восточной стороны растянувшимися в полукруг триерами ионийцев и карийцев. Египетские, кирийские и киликийские корабли стали по северному проливу до Элевсина; это был центр неприятельской линии, и сам Ахемен был тут. По берегу Аттики стало войско Ксеркса. Таким образом, остров Саламин и греческий флот были оцеплены персидским флотом, который стал кругом острова от Элевсина до Мунихии и концами своих флангов простирался и с запада и с востока дальше южного края острова.
Спор на совещании греков еще продолжался. Фемистокл возвратился в совет; через несколько времени его вызвали, сказав, что кто-то хочет говорить с ним. Это был Аристид, которому за несколько времени перед тем народ, по предложению самого Фемистокла, дозволил возвратиться в отечество и который теперь привез прежнему своему сопернику известие, что Саламин окружен персами и что он едва мог пробраться с Эгины между их кораблей. «Мы спорили о многом, – сказал он, – теперь пусть предметом нашего соперничества будет то, кто из нас лучше будет служить отечеству». Фемистокл признался Аристиду, что персы окружили Саламин по его совету, что он хотел этим принудить греков к битве. Он пригласил Аристида войти в собрание военного совета и передать совещающимся привезенное известие. Пелопоннесцам так не нравилась необходимость остаться при Саламине, что они не хотели верить словам Аристида; но через несколько времени пришел к Саламину теносский корабль, находившийся в персидском флоте и перешедший теперь на сторону греков; начальник его подтвердил, известие Аристида.
Греки стали готовиться к битве при Саламине, от исхода которой зависели спасение или погибель Греции. Аристид принял начальство над гоплитами, поставленными по берегам острова для защиты женщин и детей и для спасения греков, которые будут во время битвы принесены волнами с разбитых кораблей к острову. Остальные члены военного совета пошли ранним утром на свои корабли. Они говорили людям своих эскадр: «Сыновья Эллады! вам предстоит теперь освободить отечество, освободить наших жен и детей, храмы богов и гробницы предков. Все зависит от этой битвы». Фемистокл говорил своим согражданам тоном, сообразным с возвышенными чувствами их, напоминая им, что честью должно дорожить всегда больше всего. Перед началом битвы пришел корабль, которому было поручено привезти с Эгины статуи героев Аякса и Теламона. Греки увидели в этом благоприятное предзнаменование и поставили привезший статуи корабль на правом крыле, с которого началась битва.
Битва при Саламине. Схема
Девятнадцатое число месяца воэдромиона (26 сентября) 480 года до Рождества Христова было тем днем, когда произошла великая битва при Саламине. В ней сражались 370–380 греческих кораблей, многие из которых не имели достаточного числа гребцов и воинов, против флота, более, чем вдвое превосходившего их числом кораблей, имевших полный комплект воинов и гребцов. Греки пропели пеан, эхо скал вторило звукам его. Труба подала знак к атаке. Начать битву при Саламине должно было правое крыло, состоявшее из пелопоннесских кораблей; там был и Эврибиад. Они двинулись вперед, но вдруг остановились, испуганные неистовым военным криком, раздавшимся с кораблей варваров, начали грести назад, оставаясь однако же обращены носовой частью к неприятелю; дальше всех подались назад коринфяне. Но на левом фланге афинская триера, начальником которой был Аминий, быстро понеслась на финикийский корабль и ударила носом в его бок так крепко, что она и он уже не могли разойтись. Другие афинские триеры поспешили на помощь Аминию, и саламинский бой начался по всей линии.
Сначала персы держались упорно (говорит вестник в трагедии Эсхила «Персы»); но многочисленным кораблям их было тесно в узком саламинском проливе, они сталкивались и часто ломали один другому все весла целого борта. Греки кружились около персов, много персидских кораблей было разбито, моря не стало видно под обломками их и телами убитых, и берег был покрыт трупами. Вопли и стоны неслись из волн, пока все не одел мрак ночи.
Афинские корабли прорвали в битве при Саламине полукруг финикиян и погнали их суда, – одни к берегу, другие к центру персидской линии. Киприйцы и киликийцы, составлявшие центр, держались несколько времени храбро; но, когда был убит отважный киликийский царь Сиэнзен, они обратились в бегство, пустились на юг и на восток, преследуемые эгинцами, бившимися храбрее всех греков после афинян. Прежние враги соперничали теперь между собою в храбром содействии спасению общего отечества.
Битва при Саламине. Картина В. фон Каульбаха, 1868
Афинские корабли дошли до ионийцев и карийцев, стоявших на левом крыле саламинской битвы перед Пиреем. Фемистокл напал на большой корабль, на котором был Ариабигн, брат Ксеркса, начальствовавший на том крыле. Корабль Фемистокла был встречен густою тучею стрел и дротиков. Но Аминий пробил медным носом своей триеры бок корабля Ариабигна, так что он стал тонуть. Храбрый Ариабигн с мужественнейшими из своих воинов пошел биться на афинскую триеру, но пронзенные копьями гоплитов, все они упали в море. Артемисия нашла тело Ариабигна плававшее между обломками кораблей и послала его царю. Фемистокл погнался за обратившимся в бегство сидонским кораблем, но раньше Фемистокла настигла этот корабль эгинская триера, которой начальствовал сын Крия, много лет содержавшегося в плену у афинян; она проломила носом сидонский корабль и сын Крия саркастически закричал Фемистоклу: «Так доказывают эгинцы, что они передались мидянам!» Храбрее всех в персидском флоте сражались у Саламина ионийцы и Артемисия Галикарнасская. Самофракийский корабль потопил одну из афинских триер, но сам был потоплен эгинскою; быстро бросились самофракийцы со своего утопающего корабля на эгинскую триеру, столкнули эгинцев в море и ушли на их триере. Другая афинская триера настигла корабль Артемисии. Артемисия направила свой корабль на корабль царя карийского города Калинды и ударила этот корабль в бок так сильно, что он потонул со всеми бывшими на нем. Аминий, начальствовавший афинским кораблем, догонявшим Артемисию, принял её корабль за один из греческих и повернул тогда против другого неприятельского корабля. Конечно, ему было бы большею радостью взять в плен царицу Артемисию и получить награду, назначенную тому, кто возьмет ее. Ксеркс, которому сказали, что Артемисия потопила неприятельский корабль, воскликнул: «Женщины стали мужчинами, мужчины женщинами!» Он никогда не узнал истины, потому что не осталось никого, кто мог бы сообщить ее ему. Все, бывшие на калиндском корабле, утонули.
Не бездействовал между тем и Аристид. Увидев, что неприятельский флот обращается от Саламина в бегство, он посадил храбрейших из своих гоплитов на лодки и пустился на остров Пситталею. Персы, стоявшие там, встретили его лодки стрелами и камнями, но были, после храброго сопротивления, побеждены и убиты все до последнего человека. Вечером на вершине скалы, образующей этот остров, Аристид зажег костер, чтобы все греки, видящие это пламя, знали, что их соотечественники победили.
В битве при Саламине греки одержали славную победу. Более 200 неприятельских кораблей со всеми бывшими на них людьми погибли; обломки их лежали на дне моря или носились по волнам. Греки потеряли не более 40 триер, и многие из бывших на этих триерах спаслись, успев доплыть до саламинского берега. Ксеркс, смотревший на бой при Саламине с утеса, выступавшего в море, рвал на себе волосы, рвал одежду, в печали и гневе: он ожидал победы, готовился к пиру торжества и вместо того увидел поражение. В тот же вечер он велел казнить начальников финикийской эскадры, которая раньше всех других частей его флота обратилась в бегство; эта казнь так напугала других начальников, что многие из них ушли ночью со своими кораблями, чтобы избегнуть такой же судьбы.
