Григорий Турский (538/539 – 593/594 гг.)
Григорий Турский – историк и бытописатель франкской династии Меровингов. Трагическая история этого дома прошла на его глазах. У него хорошая школа и уменье охватить события. «Много совершилось дурного и худого, – говорит Григорий Турский, – дикие толпы безбожных людей свирепствуют, озлобление королей велико; еретики нападают на церкви, верные защищают их; святые места верными украшены, а людьми безбожными опустошены. Многие жаловались на это и восклицали: горе нашему времени, наука погибла, а никто между тем не опишет совершающегося. Гак как я слышал часто эти сожаления, то, чтобы сохранить воспоминание о прошлом и передать настоящее потомству, я решился изобразить насилия безбожных людей и жизнь праведных, хотя, может быть, речь моя покажется слишком простой и безыскусной. Одно меня утешает: к великому удивлению приходится нынче слышать, что теперь весьма немногие понимают истинно ученого и образованного писателя; но тот, кто пишет простым языком, доступен многим».
Григорий Турский. Статуя работы Жана Марселена, до 1853
По происхождению Григорий Турский был галл; издавна его фамилии было присвоено сенаторское звание. При нашествии франков знатные галло-римские роды склонялись перед завоевателем. Франков было немного; они казались дикарями; они прикрывались звериными шкурами, но были храбры и свирепы; передними бежали изнеженные римские воины, которые не могли более защищать галлов. Чтобы укрыться от мести варваров, знатные фамилии старались так или иначе примкнуть к церкви, перед видом которой опускались страшные копья франков; поэтому многие занимали церковные должности. В семействе Григория епископское звание в Туре было наследственным; родственники Григория Турского занимали и другие высшие церковные кафедры в Южной Галлии. Он сам с молодых лет был предназначен к монашеству. Вождь франков Хлодвиг прошел с огнем и мечом всю Южную Галлию; вражда в доме Хлодвига привела к полному разорению эту область; только в стенах монастыря население могло найти убежище. Григорий Турский родился во время междоусобной войны Меровингов; он видел своими глазами ее продолжение, а умирая, не уносил в могилу надежды на лучшее будущее. Прочтите исторические сочинения Огюстена Тьерри и будете иметь точное понятие об эпохе, но помните, что Тьерри ориентируется лишь на одного Григория.
Свое впечатление, сложившееся под влиянием окружающего, при виде падения веры, добрых нравов, Григорий высказал с глубокой печалью в начале своей «Священной истории франков». Дети Хлотаря I, Зигберт и Хильперик, вступили в ужасную борьбу из-за жен: Брунгильды и Фредегонды. Епископ Турский держался Зигберта и Брунгильды. Пламя борьбы охватило Тур, Пуатье и окрестные города. Григорий поддерживал третьего брата, Гунтрама Бургундского, а потом сына Зигберта, Хильдеберта Австразийского. Он вообще был доволен ходом событий.
Григорий предпосылает во введении к своей книге очерк всемирной истории от сотворения мира, библейской и светской; но когда касается последней, то путается, например, в рассказе об ассирийцах и египтянах. Сведения его очень ограничены. Зато история христианства в Галлии известна ему обстоятельно; сюда в сокращении вошло кое-что из его церковно-исторического сочинения. Во второй книге Григорий Турский переходит к франкам и заполняет ее целиком историей Хлодвига, причем национальные предания из истории франков занимают видное место. Третья и четвертая книги «Истории франков» доведены до Хлотаря I. Начиная с пятой Григорий рассказывает как очевидец; по мере движения событий изложение становится подробнее; последние книги охватывают лишь два года; большей подробности трудно ждать. Критики мало; события в соседних странах историком игнорируются.
Сочинение Григория Турского считают в его значительной части легендарным, но эти-то легенды и ценны для нас. Тьерри заявляет, что Григорий точен даже до педантизма и что речи, которые он вкладывает в уста героям, были доподлинно ими сказаны. Это совершенно несправедливо, потому что произнесение таких речей невозможно. Возьмите, например, известную речь Хлодвига в битве при Тольбиаке в 496 г., когда франкам грозила гибель и когда конунг говорил, весь в страхе: «Иисусе, Ты, которого Кротекильда называет сыном Бога, Ты, который, сказывают, помогаешь находящимся в опасностях и даешь победу надеющимся на Тебя, взываю благоговейно к Твоей помощи. Если Ты поможешь мне победить врагов и если я испытаю на деле могущество Твое, которое испытывают народы Тебе верные, то я уверую в Тебя и приму крещение во имя Твое. Я взывал к моим богам, но вижу, что они не могут помочь мне; я убедился теперь, что они не имеют власти, потому что не помогают тем, кто им поклоняется. Теперь я взываю к Тебе и в Тебя хочу верить; только помоги мне одолеть моих врагов».
Битва Хлодвига с алеманнами при Тольбиаке, 496 год. Художник Ари Шеффер, XIX век
При анализе первой части речи франкского короля, переданной в «Истории» Григория Турского, вы видите повторение известной молитвы, которую, конечно, язычник не мог выучить наизусть. Вторая часть естественнее, но подобная логичность речи положительно неуместна в устах безграмотного франка. Скорее всего, Хлодвиг не говорил никакой речи, а если сказал несколько слов, то далеко не таких, которые просятся под перо классических историков. Так искусственно было позднейшее ораторство.
Возьмем другую сцену из последней книги Григория Турского: франкская королева Фредегонда в отчаянии. Она с мужем сидит в скучном дворце около больных умирающих детей; тусклый огонь горит в очаге. Фредегонда, вспоминая свои злодеяния, кается. На королеву нашел, по мнению Тьерри, дар импровизации, присущий германским женщинам. Григорий будто записал в латинском переводе эту поэзию германской героини, только что кипевшей гневом и злобой. «Давно мы творим зло, и милосердие Божие нас терпит; часто оно карало нас болезнями и другими бедствиями, а мы все не исправились. И вот теряем сыновей наших... слышишь, их изводят слезы неимущих, жалобы вдовиц, вопли сирот, и нет нам надежды сохранить их. Мы стяжаем злато, не зная, для кого все это копим; теперь сокровища наши, полные мщения и проклятий, остаются без господина. Не полны разве были вином наши подвалы? Не ломались разве под пшеном наши житницы? Разве сундуки наши не были набиты златом, серебром, каменьями, ожерельями и всякими царскими; уборами? И вот, что было у нас лучшего, – все теряем». Затем Фредегонда, в порыве кающейся грешницы, у одра умирающих сыновей, замаливает мир души их уничтожением тяжелых налогов. Но разве этот поэтический стон мог быть кем-нибудь записан, когда не было посторонних в пустом дворце? Разве епископ Григорий Турский мог подслушать что-либо подобное? Но приведенное место «Истории франков» – а таковых много – в то же время служит доказательством высокого литературного значения творения Григория, которое, будучи единственным историческим трудом в том веке, возвышается на многих страницах до чистой поэзии. Григорий Турский кончает свою историю 593 г. Он оставил свое отечество в состоянии некоторого покоя под властью Хильдеберта. В 594 г. он скончался.
