Каноника и физика Эпикура не являются самодовлеющими дисциплинами. Значение философии состоит не в исследовании природы и познания, хотя без него и нельзя обойтись. Цель философии – достижение счастья, поэтому главной частью философии Эпикура является этика. «Пусть никто не откладывает философию в юности, – проникновенно пишет Эпикур, – и пусть не устает заниматься ею в старости: ведь никто не бывает ни недозрелым, ни перезрелый для здоровья души. Кто говорит, что еще не наступило время или уже прошло время для занятий философией, тот похож на того, кто говорит, что для счастья или еще нет, или уже нет времени» (Письмо к Менойкею, 122). И смысл тех знаний, которые дает философия и которые необходимы для достижения счастья, состоит в том, что не зная природы вселенной, нельзя уничтожить в душе человека страх относительно самых важных вещей – жизни и смерти, судьбы человеческой, загробной жизни и т. д. А без этого нельзя жить счастливо.

Эпикур

Счастье же, по Эпикуру, – это неомраченное ничем удовольствие. Этот этический принцип эпикурейской этики вытекает из того, что человек обладает естественным стремлением к удовольствиям и столь же естественным отвращением к страданиям; он избирает, следовательно, первые и избегает вторых. «Поэтому-то мы и называем удовольствие началом и концом счастливой жизни. Его мы познали как первое благо, прирожденное нам; с него начинаем мы всякий выбор и избегание; к нему возвращаемся мы, судя внутренним чувством, как мерилом, о всяком благе» (там же, 128–129). И конечно, если бы Эпикур в своей этике этим ограничился, то его можно было бы упрекнуть в односторонности, в подчинении человека низким страстям. Ну а если прибавить сюда отрывок из книги «О цели [жизни]», то картина получится вовсе неблагоприятная. «Я, со своей стороны, – пишет Эпикур, – не знаю, что разуметь мне под благом, если исключить удовольствия, получаемые посредством вкуса, посредством любовных наслаждений, посредством слуха и посредством приятных эмоций зрения от красивой формы» (фр. 10). Не откровенная ли это проповедь самого обычного сластолюбия?

Нас не должны вводить в заблуждение отдельные фразы, возможно произнесенные в пылу полемики, или ради эпатирования обывателей от философии, или просто вырванные из контекста злостным критиком. Важнее принципиальные установки этики Эпикура. А они сводятся к следующему. «Нельзя, – утверждает Эпикур, – жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо, и наоборот, нельзя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно» (Главные мысли, V). Таким образом, подлинное удовольствие, составляющее критерий нравственного поведения, это удовольствие разумное и справедливое. Хотя человек стремится к удовольствиям, «надо принимать во внимание, что желания бывают одни – естественные, другие – пустые, и из числа естественных одни – необходимые, а другие – только естественные; а из числа необходимых одни необходимы для счастья, другие – для спокойствия тела, третьи – для самой жизни. Свободное от ошибок рассмотрение их может направлять всякий выбор и избегание к здоровью тела и безмятежности духа, так как это есть цель счастливой жизни» (Письмо к Менойкею, 128).

В этике Эпикура перед нами – то же самое деление желаний и потребностей человека, которое стало традиционным в античных учениях о морали, равно разделяемое как «безнравственным» эпикуреизмом, так и «этичным» стоицизмом. Только эпикуреизм относится к потребностям и желаниям без того лицемерия, с каким осуждают их другие античные моралисты. Достаточно традиционно и учение эпикурейцев о том, что следует разумом ограничивать желания (стремление к удовольствиям). Согласно этике Эпикура, удовольствие как конечная цель жизни подразумевает «свободу от телесных страданий и от душевных тревог. Нет, не попойки и непрерывные кутежи, не наслаждения мальчиками и женщинами, не наслаждения рыбою и всеми прочими яствами, которые доставляет роскошный стол, рождают приятную жизнь, но трезвое рассуждение, исследующее причины всякого выбора и избегания...» (там же, 131 – 132). Чрезмерное удовольствие само собою превращается в страдание, и «мы обходим многие удовольствия, когда за ними следует для нас большая неприятность; также мы считаем многие страдания лучше удовольствий, когда приходит для нас большее удовольствие после того, как мы вытерпим страдания в течение долгого времени» (там же, 129). Все эти положения этики Эпикура вполне традиционны для Эллады. Что же ново?

Продолжим рассуждение, начатое в прерванной выше цитате, Речь идет здесь о рассуждении, изгоняющем «мнения, которые производят в душе величайшее смятение» (там же, 132). Это этические представления о богах, о смерти и загробных наказаниях, о вмешательстве богов в человеческую жизнь и божественных гарантиях нравственности и справедливости человеческих поступков. Причем мы видим здесь два аспекта. Один – обожествление небесных явлений, столь свойственное античности, что даже такой натуралистически мысливший человек, как Анаксагор, убежден в том, что философу следует жить «ради созерцания неба и всего устройства космоса», мыслимого как самое прекрасное и потому божественное. Эпикур, считающий, что небесные явления имеют совершенно естественную природу, скептически относящийся к возможности их однозначного понимания и объяснения, отвергает такое обожествление. Второй аспект – сами представления о божественном вмешательстве в жизнь людей, идея «провидения». Этика Эпикура парирует такого рода представления, говоря, что «блаженное и бессмертное само не имеет забот, и другому не причиняет их, так что оно не одержимо ни гневом, ни благоволением; все подобное находится в немощном» (Главные мысли, I). Боги, по Эпикуру, существуют, о чем свидетельствует всеобщее согласие, но они никак не могут влиять на людей. Об этом свидетельствует наличие зла в мире. Ибо «бог по его [Эпикура]словам, или хочет уничтожить зло, но не может, или может, но не хочет, или не может и не хочет, или хочет и может. Если он может, но не хочет – то он завистлив, что равным образом далеко от божественного. Если он хочет, но не может, то он бессилен, что не отвечает [понятию] бога. Если он не хочет и не может, то он и завистлив, и бессилен. Если же он и хочет, и может, что только и подобает богу, то откуда зле и почему он его не уничтожает?» – излагает одно из важнейших положений этики Эпикура Лактанций.

Аргумент этот свидетельствует о том, что эпикуреизм отрицательно решает вопрос о существовании божественного промысла, считая последний вымыслом «толпы». Действительные же боги – погруженные в самонаслаждение, высшее счастье и блаженство существа, состоящие из атомов тончайшей огненной природы. Они обитают в пространстве между мирами, совершенно безотносительно к этим мирам. И если человек должен почитать этих богов, то вовсе не с целью вымолить у них какие-либо дары или содействие нашим корыстным целям, но ради совершенно бескорыстного, по существу эстетического, общения с ними, ради их красоты и величия. Но утверждение эстетической сущности «богов» Эпикура означает уничтожение их религиозной сущности.

Этика Эпикура противостоит не только религиозной этике. Ее реальное осуществление, т. е. возможность для человека избежать превратностей земной жизни, требует признания свободы. Такое признание необходимо для этической системы Эпикура. Отсюда решительная борьба его не только против религиозной идеи предопределения, судьбы, вмешательства богов в жизнь людей, но и против фатализма естествоиспытателей. Эпикур считает, что «[одни события происходят в силу необходимости], другие – случайно, а иные зависят от нас»., Видя это, мудрец понимает, что «необходимость безответственна, случай непостоянен, но то, что зависит от нас, ничему иному не подвластно, и потому подлежит порицанию или противоположному [т. е. похвале]» (Письмо к Менойкею, 133). Иными словами, похвале и порицанию подлежат действия, зависящие от нас самих. Согласно этике Эпикура, возможность таких действий и событий обеспечивается неоднозначной определенностью природных и социальных процессов и способностью человека свободно выбирать свой путь, руководствуясь своими принципами.

Если Эпикур направлял свои возражения против «физиков», то эпикуреец Диоген из Эноанды прямо адресует аналогичное возражение Демокриту. «Если же кто-нибудь воспользуется учением Демокрита, – пишет он, – и станет утверждать, что у атомов нет никакого свободного движения, и что движение происходит вследствие столкновения атомов друг с другом, вследствие чего и получается впечатление, что все движется по необходимости, то мы скажем ему: разве ты не знаешь ... что атомам присуще и некоторое свободное движение, которое Демокрит не открыл, но обнаружил Эпикур, именно отклонение... Но что важнее всего: если верить в предопределенность, то теряет смысл всякое увещание и порицание и не следует наказывать даже преступников». Эпикур даже идет в своих этических взглядах настолько далеко, что предопределению – необходимости натурфилософов предпочитает миф о богах, которых можно умилостивить жертвами и молитвами.

Что же касается случая, отвергаемого Демокритом, то «мудрец не признает его ни богом, как думают люди толпы ... ни причиной всего, хотя и шаткой, – потому что он не думает, что случай дает людям добро или зло для счастливой жизни, но что он доставляет людям начала великих благ или зол» (Письмо к Менойкею, 134). Случай, иными словами, просто условие для свободного и разумного действия. Отметим в то же время, что Эпикур и его последователи не видели возможностей объяснения свободного решения и действия, имеющихся в системе Демокрита. Поэтому их критика воззрения Демокрита односторонняя.

В делении явлений на не зависящие (необходимые и случайные) и зависящие от нас мы видим одну из ведущих морально-этических идей эллинизма. Напряженное чувство случайности общественного бытия характерно уже для литературы раннего эллинизма, в частности для Менандра, в комедиях которого случай оказывается зачастую движущей силой интриги и олицетворяется в образе беззаконной, неразумной и безрассудной, непостоянной богини Тихи. Эпикур считает, что мудрость и счастье состоят в достижении независимости от всего того, что нарушает спокойствие Духа – от влияний мира и от собственных страстей и пустых желаний. В этике Эпикура счастье – невозмутимость духа  (ataraxia), достигаемая путем длительного обучения и упражнения (askesis). Но «аскеза» Эпикура и эпикурейцев – не умерщвление плоти, в которое она превратилась в религиозных учениях, а воспитание человека, ведущего разумную, нравственную и приятную жизнь. Достижение атараксии требует и свободы от страха перед смертью. Эпикур уверен, что душа смертна, поскольку она состоит из атомов; она – «состоящее из тонких частиц тело, рассеянное по всему[организму], очень похожее на дыхание с примесью теплоты, и в одних отношениях похожее на первое, в других же – на вторую...Затем, когда разлагается все целое, душа рассеивается и уже не имеет тех же сил и не совершает движений, так что не обладает и чувством» (Письмо к Геродоту, 63, 65). Но в таком случае «смерть не имеет никакого отношения к нам: ибо то, что разложилось, не чувствует, а то, что не чувствует, не имеет к нам никакого отношения» (Главные мысли, II). Уничтожение страха смерти и невежества, выступающих источником веры в богов, вмешивающихся в людские дела, Эпикур считал важнейшей этической задачей философии.

Из основоположений своей этики Эпикур выводит учение о государстве (обществе). Общество представляет собою сумму индивидов, каждый из которых, руководствуясь стремлением к удовольствиям, действует таким образом, чтобы не мешать другим индивидам. Эпикур прославляет дружбу, которая ценится ради приносимой ею безопасности и безмятежности души. Из принципа удовольствия Эпикуром выводится понятие справедливости, определяемое на основе общественного соглашения не вредить друг другу. «В общем, справедливость для всех одна и та же, потому что она есть нечто полезное в сношениях людей друг с другом; но в отношении особенностей страны и каких бы то ни было других обстоятельств справедливое оказывается не для всех одним и тем же» (там же, XXXVI).