По своей наружности диктатор Корнелий Сулла резко отличался от большинства римлян: у него были голубые глаза, русые волосы, лицо у него было бледное, в пожилые годы обезображенное болезненными наростами. Во взгляде и в манерах его обыкновенно выражалось презрение к людям и сладострастие; но когда в гневе лицо его краснело, и глаза сверкали, никто не мог выносить без трепета его взгляд. В молодости, пока порок не наложил на него свою печать, Сулла был хорош собой, и женщины влюблялись в него. С молодости до конца жизни он был развратником, и благосклонность Афродиты ценил выше милостей всех других божеств. В своих греческих письмах он называл себя «Эпафродитом» (любимцем Афродиты).
Долго казалось, что Сулла всю свою жизнь останется таким же ничтожным человеком, какими были его предки: он проводил все время в развлечениях, пьянстве и разврате. Марий в Югуртинскую войну сначала смотрел с пренебрежением на приехавшего к нему изнеженного аристократа; но он доказал, что храбростью и физической силой не уступает никому из товарищей по оружию, а умом и образованностью превосходит всех их. Дипломатическое мастерство, с каким Сулла окончил африканскую войну и привел к Марию Югурту, осталось на всю жизнь его гордостью. На перстне Суллы была изображена сцена выдачи ему Югурты, и, любуясь на этот перстень, он наслаждался выказанными тогда отвагой и хитростью. С той поры жизнь его шла бурно, в походах; судьба постоянно приводила его в столкновение с Марием. Разница в характере партий, вождями которых были они, очень верно выражалась разницею между их личностями. Марий был истинный представитель страстной, грубой демократической энергии. Сулла был образец аристократического изящества и разврата. Их личная борьба слилась с борьбою политических партий. Жестокостью они были равны; но Марий совершал свои злодейства по личной ненависти, по раздражению оскорбленного властолюбия, в припадках ярости. Сулла убивал людей с обдуманной мстительностью, хладнокровной систематичностью; он был убийцей по правилам искусства, он был богат изобретательностью на мучения, умел разнообразить и длить страдания убиваемых. Он выбирал свои жертвы по спискам граждан и отдавал их на произвол злодеев; он ставил головы убитых в своем доме, по улицам, на форуме и наслаждался их видом. Незадолго перед смертью Сулла в своей комнате убил одного из путеольских сановников, который утаил деньги, назначенные на постройку Капитолийского храма. Этот поступок напомнил, что Сулла, хоть и сложил с себя сан диктатора, но остается владыкою государства. Его победы, его законодательная деятельность не могут перевесить его злодейств: проскрипции наложили черное пятно на личность Суллы, опозорили его память. О его бесчеловечии лучше всего свидетельствует то, что, окруженный трупами убитых им, он мог называть себя «счастливым».
Луций Корнелий Сулла
Сулла с аристократической надменностью пренебрегал обычаями, ставил себя выше всех человеческих чувств, выше общественного мнения; он так презирал людей, что не мог дорожить их суждениями, их уважением или любовью. В греческих городах он, к ужасу своей свиты, надевал греческое платье. Он грабил храмы с веселыми насмешками, а в то время, как по его приказанию убивали перед всем народом на форуме его помощника Офеллу за ослушание, Сулла рассказывал стоявшим подле него басню о поселянине и вшах. В часы досуга и на роскошных пирах любимым его обществом были мимы, шуты, развратницы, называвшиеся музыкантшами, и всякие продажные женщины. Сулла блистал остроумием в разговорах с ними; развратничать в больших городах было для него приятнее военных и политических побед. В личности Суллы были соединены качества, по-видимому, несовместимые: от необузданного изнеженного разврата он переходил к развлечениям, требовавшим силы и труда, к охоте, к рыбной ловле, или шел в битву и бросался в самые опасные места боя. Тело его было крепко, но еще крепче была его душа: ему не нужно было учиться, привыкать к делу, чтобы явиться самым искусным дипломатом и полководцем. Сулла, шутя, овладевал опытностью и знаниями, какие приобретаются другими лишь посредством упорного труда; он верил в свой ум и действовал, как будто инстинктивно. Он не изучал ничего серьезным образом и читал книги лишь для развлечения, а между тем был хорошо знаком с греческой литературой и доказал, что умеет ценить серьезные произведения, взяв из афинской добычи произведения Аристотеля и Феофраста, оставшиеся спрятанными, привез их в Рим, позаботился о том, чтоб они были переписаны во множестве экземпляров.
Никто не был счастливее Суллы, как полководец. В своих мемуарах он называл особенным счастьем своим то, что одерживал победы, теряя очень мало воинов; в его словах об этом, конечно, было преувеличение; но бесспорно то, что во всю свою продолжительную военную и политическую деятельность он не проиграл ни одного сражения, никогда не имел надобности делать ни шагу назад. Постоянно одолевая врагов, не слушаясь советов друзей, Сулла неуклонно вел задуманное дело к предназначенной цели. Он имел основание думать, что находится под особенным покровительством богов и поступает по их внушению. Веря в свое счастье и силу своего ума и личности, Сулла видел в превратностях жизни только игру случая и точным исполнением суеверных обрядов, жертвоприношениями, подарками в храмы, заглушал голос своей совести, стараясь разгадывать будущее по сновидениям и знамениям.
