I. РУСЬ ПОД ЦАРЬГРАДОМ И ПЕРВЫЕ КИЕВСКИЕ КНЯЗЬЯ

 

(продолжение)

 

Поход Игоря на Греков в 941 г. - Мирный договор. - Судьба Игоря.

 

Князь Игорь Рюрикович. Краткая биография. Слушать аудиокнигу

 

 

Первый Киевский князь, который заставил говорить о себе иноземных писателей, был Игорь.

Около 940 года между Греками и Русью возникли неприязненные отношения. Что было их причиною, неизвестно.

Поводом к столкновению могли послужить несоблюдение Греками договоров или дела Дунайской Болгарии, где в то время происходили междоусобия, вызывавшие вмешательство Греков и Руси. Столкновение могло произойти и в Тавриде, где русские владения соприкасались с греческими. Как бы то ни было, летом 941 года Киевский князь с флотом в несколько сот ладей пристал к берегам Вифинии. Руссы рассеялись по окрестным областям и распространили свои опустошения до самого Боспора Фракийского. Как и в первое свое нападение на Константинополь, Русь опять выбрала такое время, когда греческий флот был в отсутствии, в походе против Сарацин. Очевидно, она имела верные известия о том, что происходило в Византии.

Поход князя Игоря на Константинополь в 941

Поход князя Игоря на Константинополь в 941 г. Миниатюра из Радзивилловской летописи

 

Управление империей находилось в руках Романа Лакапина, который захватил власть в малолетство законного наследника, Константина Багрянородного. Роман несколько ночей провел без сна, изыскивая способы обеспечить столицу от варваров и отразить их нашествие. В гавани Цареградской нашлось десятка полтора старых, брошенных хеландий. Роман был прежде сам одним из друнгариев, или начальников флота, и хорошо знал морское дело. Он велел исправить хеландии, снабдить их огнеметательными снарядами, известными у нас под именем "греческого огня", и вместе с другими случившимися под рукою кораблями послал их под начальством протовестиария (хранителя царских одежд) Феофана, чтобы загородить вход в Боспор. Игорь попытался было уничтожить эту преграду; но греческий огонь произвел такое опустошение в его флоте, что он снова удалился к берегам Вифинии, где Руссы продолжали свои грабежи и разорения. Византийские историки говорят при этом об их чрезвычайной свирепости, о сожженных ими селениях и монастырях и варварском умерщвлении пленных. Три месяца они провели таким образом. Между тем против них начали собираться византийские войска и истреблять отряды Руссов, рассеявшихся для грабежа. Приближалось зимнее время, а вместе с тем наступал и недостаток съестных припасов в опустошенной стране. Игорь собрал свой флот и снова напал на византийские корабли. Но Феофан, получивший подкрепления, с помощью греческого огня нанес Руссам совершенное поражение; так что Игорь, как рассказывают, только с десятью кораблями успел добраться до Боспора Киммерийского, т.е. до Корчева и Тмутаракани: Говорят, что все Руссы, захваченные в плен, были торжественно обезглавлены в Константинополе по приказу императора Романа, возгордившегося своею победою.

Война продолжалась еще года три. Очень вероятно, что опасность, которой подвергались со стороны воинственного и сильного русского князя греческие города в Тавриде, каковы Херсон, Сугдея и пр., заставили Греков предложить мир, который и был наконец заключен в 944 году.

Игорев договор с Греками в сущности есть подтверждение Олеговых договоров. Но в нем мы встречаем некоторые новые условия и новые указания, бросающие свет как на взаимное отношение Руссов к Грекам, так и на современное состояние самой Руси.

Во-первых, Русский князь и его бояре по-прежнему отправляют в Грецию сколько хотят кораблей с послами и гостями; но прежде достаточно было, чтобы послы показали свои золотые печати, а гости – серебряные; теперь же они обязаны иметь от своего князя грамоту с обозначением, сколько он отправил кораблей. Эта грамота должна служить доказательством, что Русь пришла с мирными намерениями, для торговли, а не для убийства и грабежа. Если караван придет без княжей грамоты, Греки задерживают Руссов под стражею, пока не перешлются с князем; а в случае сопротивления могут их убивать. Условие это дает понимать, что действительно бывали подобные столкновения, которые вели за собою месть со стороны Руссов, и Греки желали обеспечить себя на будущее время. Далее русские торговцы все купленные ими паволоки обязаны показывать греческому чиновнику, и он кладет на них клейма; они не имеют права покупать те паволоки, которые стоят дороже 50 золотников. (Последнее ограничение, впрочем, существовало для всех иностранцев.) Затем идут статьи о взаимной выдаче беглых рабов и преступников, о наказании воров и убийц, о выкупе пленных. Греки выкупают у Руси своих пленных по 10 золотников за юношу и девицу, по 8 – за человека средних лет и по 5 – за людей старого и детского возраста; Русь выкупает у Греков своих пленных товарищей также по 10 золотников.

В Игоревом договоре встречаем новую и важную статью о Корсунской области и Черных Болгарах. Русский князь обязывается не нападать на Корсунь и другие греческие города в Тавриде и не только не воевать их самому, но и не пускать на них Черных Болгар. Черными, как известно, назывались те Болгаре, которые оставались еще в стране, откуда вышли Болгаре Дунайские, т.е. на нижней Кубани и в восточной части Крыма. Олегов договор еще не упоминает о Черных Болгарах и Корсунской стране; хотя Руссы по всем признакам уже в то время владели берегами Киммерийского Боспора, где занимали города Корчев и Тмутаракань. Очевидно, предприимчивый Игорь успел распространить русское господство в этом краю и подчинить себе почти всех Таврических Болгар; после чего Руссы угрожали уже самому Корсуню и соседним греческим городам. Кроме того, Русь по этому договору обязывалась не обижать тех Корсунских Греков, которые приходили в Днепровское устье для рыбной ловли; а сама она не должна зимовать в этих местах, но с наступлением осени возвращаться домой. Очевидно, около Днепровского лимана в те времена еще существовали остатки греческих поселений.

Другое весьма важное свидетельство Игорева договора, которого нет в Олеговом, это указание на крещеную Русь. Так, в случае бегства раба от Русских к Грекам, он должен быть выдан назад владельцу. Если же он не отыщется, то Русские, как христиане, так и некрещеные, должны дать присягу, каждый по своей вере в том, что раб действительно убежал к Грекам, и тогда за каждого раба владелец получает условленную плату, т.е. по две паволоки. Наконец самый договор, по условию, должен быть подтвержден присягою как со стороны Греков, так и Русских.

По заключении мира цари греческие присягнули в присутствии русских послов; а потом послы греческие прибыли в Киев, чтобы свидетельствовать присягу Игоря, его бояр и дружины. Для этого князь с языческою Русью взошел на холм, где стоял идол Перуна. Здесь она положила свои щиты, мечи, золотые обручи (шейные), и по обычаю своему произносила следующую клятву: "Если помыслим разрушить мир с Греками, то да не имеем помощи от бога нашего Перуна, да не ущитимся щитами нашими, да будем посечены собственными мечами или погибнем от стрел и от иного оружия своего и да будем рабами в сем веке и в будущем". А крещеная Русь присягала в соборном храме Илии над честным крестом; она клялась, что в случае нарушения мира пусть получит возмездие от Бога Вседержителя и осуждена будет на погибель в сем веке и в будущем.

Мирный договор заключался на вечные времена или, как выражается грамота, "доколе сияет солнце и стоит мир". После того Игорь одарил греческих послов чем был богат, т.е. мехами, невольниками, воском, и отпустил их. А греческие цари дарили русских послов, конечно, золотыми деньгами, дорогими паволоками и прочими произведениями византийской промышленности. Свидетельству Игорева договора о том, что значительная часть Руси была уже крещена, совершенно соответствует свидетельство Константина Багрянородного. В своем сочинении "Об обрядах Византийского двора" он описывает торжественный прием послов эмира Тарсийского и говорит, что в числе наемной дворцовой стражи при этом находились крещеные Руссы, которые были вооружены щитами и мечами и держали в руках знамена.

Договор Игорев, так же как и Олегов, сохранил нам имена русских послов, которые на этот раз были довольно многочисленны. Главою посольства был Ивор, представитель великого князя Игоря. Затем встречаем особых послов: от Игорева сына Святослава (Вуефаст), от супруги Игоря Ольги (Искусеви), от племянника Игорева, также Игоря (Слуды), от другого его племянника Акуна (Прастен). Кроме Ольги, видим послов и от других княгинь, вероятно, родственниц Игоревых, именно от Предславы (Каницар) и Сфандры, жены какого-то Улеба (Шихберн). Затем идут послы от других князей и знатных людей русских: Владислава, Турда, Фаста, Свирька, Войка, Аминода, Берга и пр. В числе послов встречаются и некоторые гости, или купцы (Адун, Ингивлад, Гомол, Моны, Гунастр, Алдан и пр.), как представители от "всех людей Русской земли", а в особенности, конечно, от русских торговцев, для которых главным образом и был важен заключенный договор. Последним упоминается "бирич" Синько.

Договоры Олега и Игоря заставляют нас предполагать, что в Русской земле уже в те времена господствовало деление на уделы между членами княжеского рода и что князья русские подчинялись старшему из них, сидевшему на Киевском столе. Впрочем, в числе этих князей, может быть, встречаются и такие, которые не принадлежали собственно к роду Киевского великого князя, а были потомки местных родов, признававшие над собою его верховенство. В таком случае у киевских князей, конечно, существовало стремление при первом удобном случае посадить на месте этих вассальных владетелей кого-либо из своих родичей: в чем главным образом и состояло объединение Славянорусской земли. Уделы давались не только князьям, но и княгиням. Так, по словам летописи нашей, супруга Игоря Ольга получила себе в удел Вышгород, расположенный верстах в двенадцати выше Киева на правом возвышенном берегу Днепра.

Те же договоры указывают и на тесную связь русского князя с его дружиною. Между тем как с греческой стороны присягают одни цари, облеченные неограниченною властию, с русской стороны вместе с князем присягают и его мужи, т.е. его "дружина". Очевидно, без нее князь не может делать никакого важного дела, не может принять на себя никакого обязательства, касающегося целой Русской земли. Рядом с дружиною мы видим в Игоревом договоре и земское начало: в заключении мира участвуют и купцы, хотя ясной границы между военным и торговым сословием в то время не существовало; торговцы при случае обращались в воинов, и наоборот; однако означенные купцы, отправленные из разных городов русских, все-таки могут считаться представителями уже более земского, нежели дружинного начала.

Обязанности подчиненных племен Киевскому князю, конечно, выражались данью, которую они ему платили; князь за то давал им суд и расправу и защищал от нападения соседних народов. Эти взаимные отношения представляли первобытный вид того государственного порядка, который развивался впоследствии на Русской земле. По словам Константина Багрянородного (Об управ, империи), с наступлением зимы в ноябре месяце князья русские, в сопровождении своих дружин, отправлялись из Киева в земли Древлян, Дреговичей, Кривичей, Северян, Угличей и прочих подвластных Славян. Там они проводили зиму, собирая дани, творя суд и расправу мужду жителями. Это пребывание их называлось тогда полюдьем. В апреле месяце, когда Днепр освобождался ото льда и плавание становилось свободным, русские дружинники спускали свои ладьи, нагруженные разными произведениями областей, по Припяти, Днепру и Десне в Киев, и здесь приготовляли судовой караван для отправки в Византию. Кроме названных Константином племен, обитавших по обе стороны верхнего и среднего Днепра, владения Руси при Игоре простирались с одной стороны на юго-восток до Кавказа и Таврических гор, на что указывает статья его договора относительно Корсуня и Черных Болгар, а с другой – они достигали на севере до берегов Волхова, о чем свидетельствует Константин, говоря, что при жизни Игоря в Новгороде княжил сын его Святослав; ясно, что этот город он получил себе в удел от отца.

Игорь собирает дань с древлян

Князь Игорь собирает дань с древлян в 945 году. Картина К. Лебедева, 1901-1908

 

Во время одного из упомянутых выше полюдий погиб знаменитый Игорь. По словам русской летописи, этот смелый, предприимчивый князь сделал оплошность. Пребывая в земле Древлян на Волыни, он отправил в Киев большую часть своей дружины с собранной данью; а сам остался с небольшим числом людей и продолжал производить поборы, не обращая внимания на враждебное расположение туземцев. Тогда жители города Коростеня собрались под начальством своего князя Мала, напали на Игоря и убили его. А один византийский историк (Лев Диакон) сообщает, что Древляне варварски умертвили великого князя: они привязали его к верхушкам двух нагнутых друг к другу деревьев, а потом пустили их, и он был разорван[1].



[1] О морском походе Игоря на Византию в 941 г. повествуют историки византийские Симеон Логофет, Лев Граматик, Георгий Монах, Кедрен, Зонара (см. Mem. Pop. II. 967), также продолжатели Феофана и Амартола (из последних заимствован рассказ Русской летописи) и Лев Диакон; кроме того, епископ Кремонский Лиутпранд (Antapodosis. lib V). Некоторые Византийцы преувеличивают число русских судов до 10 000; ближе к истине стоит Лиутпранд, который полагает их одну тысячу. О бегстве Игоря с оставшимися десятью судами к Боспору Киммерийскому упоминает Лев Диакон. Довольно вероятную догадку о связи Игорева похода с событиями в Дунайской Болгарии предлагает Венелин в своей книге "Критические исследования об Истории Болгар". М. 1849. К той же войне, может быть, следует отнести событие, о котором говорится в отрывке из письма какого-то греческого начальника в Тавриде. (См. у Газа в его издании Льва Диакона.) В письме идет речь о нападении на Климаты (так назывались греческие владения в южном углу Тавриды) какого-то князя варваров, "господствующего к северу от Дуная". Об этом отрывке см. мои Розыск, о нач. Руси (327 – 331), акад. Куника "О записке Готского Топарха" (XXIV т. Зап. Акад. Наук), проф. Васильевского в Ж. М. Н. Пр. 1876 г. и Фр.Вастерберга Die Fragmente des Toparcha Goticus aus dem 10 Jahrchundert. (Зап. Акад. Н. Историко-Филолог. Отд. т. V. № 2. 1901). Ю.А. Кулаковского рецензия в Ж. М. Н. Пр. 1902. Апрель. К высадке Игоря на берегах Малой Азии (с такою же вероятностию, как и к походу 860 года) можно было бы приурочивать легенду о нападении Руси на город Амастриду и происшедшем при этом чуде на гробе св. епископа Георгия Амастрийского. (О том и другом см. в моем исследовании "Русь и Болгаре на Азовском поморье".) Но проф. Васильевский правдоподобно доказывает, что эта легенда говорит о событиях первой половины IX века ("Византийско-Русские отрывки" Ж. М. Н. Пр. 1878. Март).

П. С. Р. Л. под 945 г. А также: "Договоры с греками X века" – И.И. Срезневского в Исторических Чтениях о языке и Словесности. СПб. 1855. "О византийском элементе в языке договоров русских с греками". – Соч. Н.Лавровского. СПб. 1853. Он доказывает, что помещенные в нашей летописи договоры суть переводы с греческого. Проф. Сергеевича. "Греческое и Русское право в договорах русских с греками". Ж. М. Н. Пр. 1882. Январь. А.Димитриу "К вопросу о договорах русских с греками". Визант. Времен, т. II. Вып. 4. 1895. Исходя из легендарных походов 906 и 944 года, последний приходит к более или менее гадательным выводам. Любопытно условие Игорева договора о том, что Русь не имеет права зимовать в устье Днепра, в Белобережье и у св. Евферия; а когда придет осень, пусть возвращается домой. Она также не должна обижать здесь Корсунян, приходивших для рыбной ловли. Конечно, для той же цели приходила сюда и Русь. Под островом Евферия обыкновенно разумеют Березань. Но г. Бурачек доказывает, что под ним надобно разуметь остров Тендру; а Белобережье, по его мнению, было не что иное, как берег Кирнбурнского полуострова, покрытый бело-желтым песком: (см. его "Письмо к проф. Бруну" в Извест. Геогр. Об. т. XI. вып. 3-й). Относительно клятвы Руссов золотом см. Тиандера в Извест. Акад. т. VII. 3. Он и Рудницкий ошибочно привлекают сюда Тора и Одина и не знают того, что золото тут означает обручи или браслеты.

Летопись русская относит смерть Игоря к 945 году. Но вообще нельзя доверять начальной хронологии ее там, где последняя независима от византийских источников. Летопись назначает смерть Игоря вслед за договором с греками. Но и смерть Олега она точно так же помещает вслед за договором с греками. Очевидно, это распределение лет искусственное. По ее словам, Святослав остался после отца еще ребенком; но мы видим, что уже при жизни Игоря (по известию Константина Багрянородного) он княжил в Новгороде и если еще очень молодым человеком, то во всяком случае не трехлетним дитятей. Неверность летописной хронологии видна из того, что брак Игоря с Ольгою она помещает под 904 годом, а рождение Святослава, по некоторым спискам, отнесено к 942; выходит, что он родился после 38-летнего брака; а самому Игорю, по той же хронологии, было в то время около 70 лет. Далее, если принять смерть Игоря в 945 году, то между этою смертью и путешествием Ольги в Царьград насчитывается до 12 лет. У византийских историков Кедрина и Зонары сказано, что она отправилась туда, "когда умер ее муж"; хотя это выражение довольно неопределенное; но все-таки оно намекает на меньший срок. По всей вероятности, за княжением Игоря непосредственно следовало княжение его сына Святослава. А летопись, отнеся смерть Игоря к более раннему году, чем это было в действительности, наполнила промежуток между княжением отца и сына баснословными рассказами о деяниях Ольги, увлекаясь, конечно, ее славою как первой христианской княгини на Руси.

Что касается до известия Константина Багрянородного о полюдье (De administrando imperio. Cap. 9), то он присоединил к этому слову и греческое толкование: Τα Πολυδια α λεγεται Γρα т.е. "Полюдье, которое называется (у греков) гира". Это место долгое время подвергалось неверным толкованиям; причем иногда полагали, что полюдье называлось гирою у самих Руссов, и переводили полюдье словом города. Тогда как Константин привел греческое слово гира, означавшее объезд, чтобы пояснить русское полюдие. Первый ученый, указавший на действительное значение слова гира, был Неволин. (См. его соч. т. VI). Окончательное разъяснение данного места представил Н.А. Лавровский (Журн. М.Н. Пр. 1873. Март).