VI. ИСПРАВЛЕНИЕ КНИГ И ОБРЯДОВ. ДЕЛО НИКОНА

 

(продолжение)

 

Столкновение Никона с Б. М. Хитрово, торжественное отречение от патриаршества в Успенском соборе и удаление в Воскресенский монастырь. – Церковный собор 1660 года. – Строптивое поведение Никона.

 

Патриарх Никон

Патриарх Никон

Летом 1658 года в Москву прибыл грузинский царь Теймураз, чтобы лично принести присягу на русское подданство. 6 июля во дворце происходил торжественный пир в честь Теймураза. При подобных торжествах обыкновенно присутствовал и патриарх. На сей раз, к великому своему огорчению, он не получил приглашения: царская немилость сказывалась очень наглядно. Под предлогом наблюсти за благочинием духовенства, Никон послал ко дворцу своего боярина князя Димитрия Мещерского, который и замешался в толпе, собравшейся посмотреть на шествие Теймураза и его свиты во дворец. Окольничий Богдан Матвеевич Хитрово, палкою расчищая путь гостю, задел по голове Мещерского. Последний закричал, что окольничий напрасно его бьет, так как он пришел сюда по поручению патриарха. «Не дорожися патриархом», ответил Хитрово и снова ударил его по лбу так, что у него вскочила шишка. Мещерский поспешил к Никону с горькою жалобой. И без того считавший себя обиженным, патриарх вспылил при столь явном к себе неуважении и тотчас написал государю, прося наказать окольничего, в противном случае угрожал подвергнуть его наказанию духовному. Царь два раза присылал к нему стольника Афанасия Матюшкина с письменными ответами, а обсуждение дела отлагал до личного свидания. Никон твердил одно, что если Хитрово не будет наказан, то он расправится с ним «церковью», т. е. грозил отлучением. Разумеется, его речи передавались царю в очень резком тоне и подливали масла в огонь. Обещанное свидание не состоялось. Мало того, спустя два дня, т. е. 8 июля, в праздник Казанской Божией Матери патриарх тщетно посылал к царю с известием о начале каждой службы; вопреки своему обыкновению царь не пришел в Казанский собор на патриаршее служение ни к вечерне, ни к обедне, перед которой совершался крестный ход. Зная характер Никона, нетрудно понять, до какой степени он волновался.

Прошло еще около двух дней, и наступило третье испытание.

10-го июля праздновалось положение Ризы Господней. На всех службах этого праздника государь всегда присутствовал с боярами в Успенском соборе. Перед вечерней Никон по обычаю послал известить его; но тот не пожаловал. Перед заутреней повторилось то же. После нее явился к патриарху князь Юрий Ромодановский и объявил, что царское величество гневается на него и не велел ждать себя и к литургии; а затем царским именем сделал ему выговор за то, что он пишется на грамотах «великим государем»; «у нас один великий государь, царь». – «Я не сам собою так называюсь, – ответил Никон, – а по царскому велению; о том есть у меня его собственные грамоты». – «Царское величество почтил тебя как отца и пастыря, – продолжал Ромодановский, – но ты зазнался, и теперь он запретил тебе писаться великим государем и впредь почитать тебя не будет».

Ясно было, что охлаждение царя к Никону стараниями ближнего боярства перешло уже в открытую немилость. Сколько-нибудь благоразумному архипастырю оставалось бы только смириться перед самодержавною волею и пережить тяжелую пору, в ожидании лучших дней. Но не таков был Никон: он отдался своему бессильному гневу и с лихорадочною поспешностию стал готовиться к задуманному им решительному шагу. Так он велел купить для себя простую поповскую клюку, а также заготовить простое монашеское платье. Некоторые приближенные догадались о его намерении отречься и тщетно пытались отговаривать; от них узнал о том преданный ему бывший его патриарший боярин Никита Алексеевич Зюзин и прислал увещание оставить свое дерзновение. Но никто не мог сломить его упрямства. Очевидно, он решил идти напролом, чтобы поразить воображение впечатлительного царя и тем воротить себе прежнее положение, а в случае неудачи разыграть мученика. Отправляясь к обедне, Никон велел иподьяконам надеть новые стихари, говоря: «пусть проводят меня в последний раз». В соборе он облачился в саккос св. Петра митрополита и взял в руки его же посох. Во время литургии сослужившее ему духовенство уже перешептывалось в алтаре о решении патриарха оставить свой престол. После причастия он написал короткое извещение царю о том, что уходит ради его неправедного гнева, и послал к нему своего ризничего. Но царь тотчас возвратил письмо с тем же посланным. Никон велел соборному ключарю поставить сторожей у всех дверей, чтобы не выпускать народ и объявить ему, что будет поучение. Действительно, при окончании литургии он взошел на амвон и, по прочтении поучения из бесед св. Златоуста о пастырях Церкви, повел к народу речь о самом себе. Это было нечто странное и непоследовательное, но сильно и убедительно сказанное. Патриарх бранил самого себя за то, что был ленив поучать народ, отчего и сам он и его паства окоростовели. Говорил, что его несправедливо называли иконоборцем и хотели убить за то, что он отбирал и уничтожал иконы латинского письма; что его напрасно называли еретиком за исправление книг. Напоминал, как он отказывался от избрания в патриархи и как великий государь всенародно дал обещание повиноваться св. Церкви, а теперь изменил своему обещанию и наложил гнев на патриарха, почему он и оставляет свое место. «Отныне я более вам не патриарх, и будь я анафема, если помыслю быть патриархом!» – сорвалось с его языка в минуту крайнего нервного раздражения. Затем он торжественно снял с себя митру, омофор и саккос, пошел в алтарь и велел подать мешок с простым монашеским платьем; но духовенство не допустило до того, говоря: «Кому ты нас оставляешь?» – «Кого вам Бог даст и Пресвятая Богородица», – отвечал Никон. Он надел черную архиерейскую мантию и черный клобук, поставил посох св. Петра митрополита на святительское место, взял простую клюку и пошел к дверям. Но теперь уже сам народ, растроганный происшедшею сценою, запер двери и не пускал никого из церкви. Выпустили только митрополитов Крутицкого Питирима и сербского Михаила, чтобы они доложили государю обо всем случившемся. В ожидании царского распоряжения Никон с видом смирения сел на ступени амвона.

Царь Алексей Михайлович

Царь Алексей Михайлович

Без сомнения, он питал тайную надежду, что царь будет сильно поражен и огорчен, а потому лично придет уговаривать бывшего друга, чтобы тот не покидал кафедры. Но пришел ближний боярин князь Алексей Никитич Трубецкой с окольничим Родионом Матвеевичем Стрешневым и спросил Никона, зачем он оставляет патриаршество, не поговоря с великим государем, и на какое гонение он жалуется. Тот отвечал, что оставляет добровольно без всякого гонения и что еще прежде бил челом великому государю о том, чтобы больше трех лет не оставаться. Никон поручил боярину передать царю письмо и просьбу дать ему келью. Князь Трубецкой отправился и вскоре воротился с некоторыми боярами. Царь снова велел отдать письмо назад и сказать, чтобы Никон не оставлял патриаршества, а что касается кельи, то их много на патриаршем дворе. Никон ответил, что решения своего не переменит. Бояре велели отворить двери. Народ с плачем провожал Никона из собора, не пустил его сесть в колымагу, а у Спасских ворот опять заступил ему дорогу; Никон сел в углубление и тоже плакал. Явились стрельцы и отворили ворота. Никон пешком прибыл на Воскресенское подворье, благословил народ и простился с ним. Сюда снова явился к нему князь А. Н. Трубецкой с товарищами и передал повеление не уезжать, не повидавшись с царем. Казалось бы, Никон мог все еще надеяться на примирение. Но он не выдержал смиренной роли: подождал день, другой, а затем вдруг сел в плетеную малороссийскую телегу и уехал в свой Воскресенский монастырь. Царь послал вслед за ним того же князя Трубецкого с дьяком Лопухиным и с патриаршей каретой. Но князь нашел Никона уже в монастыре. На вопрос, «почему он уехал, не доложа великому государю и не подав ему и его семейству благословения?», Никон отвечал, что не в далекое место уехал. Но главное поручение посланных, по-видимому, состояло в том, чтобы взять у Никона благословение Крутицкому митрополиту на управление церковными делами, пока нет настоящего патриарха. Никон дал на это свое согласие и благословение. А к царю и царице он написал письмо, в котором слезно испрашивал прощения за свой скорый отъезд и ссылался на свои болезни. Царь прислал ему милостивый ответ со стольником Афанасием Ивановичем Матюшкиным.

Таким образом, казались восстановленными мирные отношения между царем и бывшим патриархом, которому, по-видимому, предоставляли спокойно ведать свои монастыри с приписанными к ним вотчинами и доходами и заниматься постройкой большого Воскресенского храма. Но его упрямый, строптивый характер, а также неискренность отречения вскоре опять дали себя знать.

В марте 1659 года местоблюститель патриаршего престола митрополит Питирим совершил на Вербное Воскресенье обычное шествие на осляти. Вдруг к государю приходит дерзкое послание, в котором Никон упрекал его за вмешательство в церковные дела, а именно за дозволение Питириму совершать такое деяние, которое принадлежит патриарху. Царь послал в Воскресенск для объяснений думного дворянина Елизарова и думного дьяка Алмаза Иванова. Посланные напомнили Никону, что он сам оставил свою паству и благословил Крутицкого митрополита ведать дела патриаршие; что и прежде крутицкие митрополиты в междупатриаршество совершали означенное церковное действо, которое в Новгороде и Казани исполняются тоже митрополитами. Никон возражал, что хотя он и добровольно оставил святительский престол и не намерен на него возвращаться, но не отказывался от патриаршего звания и писал к великому государю по долгу пастыря; а впрочем, не сетует на него и посылает ему свое благословение. Одним словом, он путался в противоречиях и, видимо, старался замять свой дерзкий поступок. Снова начались было мирные сношения. Однако, последовало распоряжение, чтобы духовные лица без особого разрешения не ездили в Воскресенский монастырь. Никон узнал о том и не скрывал своего негодования. Для объяснений и с царскими подарками ездил к нему думный дьяк Дементий Башмаков. Никон, между прочим, сообщил дьяку, что с оставлением патриаршего престола он не лишился данной ему благодати Святого Духа; в доказательство чего привел два недавних случая людей, одержимых черным недугом, которые исцелились по его молитвам. Потом, как узнали в Москве, по поводу измены Выговского Никон высказывался в том смысле, что без него не умеют в Москве обращаться с малороссами, а пока он был патриархом, дела шли хорошо, и Выговский будто бы во всем его слушал. Когда вместе с известием о Конотопском поражении пронеслись слухи о вторжении татарской орды, принялись укреплять столицу. Царь показал заботливость о бывшем патриархе и послал ему предложение из неукрепленного Воскресенского монастыря переехать на время опасности в крепкий Калязинский монастырь. Никон туда не, поехал, а прибыл в Москву, на сей раз добился свидания с царем, был им ласково принят, однако в присутствии бояр; а о. возвращении на патриаршество не было и речи. Осенью 1659 г. Никон отправился в Иверский монастырь, отсюда потом ездил в Крестный, и вообще провел более года на севере: при чем не упустил случая и тут подать жалобу царю и затеять дело о том, что какой-то дьякон Федор покушался отравить его (Никона), будто бы подосланный для того Крутицким митрополитом.

Меж тем с разных сторон царь слышал сетования на усилившееся церковное нестроение, по отсутствию настоящего архипастыря, и просьбы даровать Русской церкви нового патриарха. Алексей Михайлович как бы воспользовался отъездом Никона в дальние монастыри и в феврале 1660 года созвал духовный собор, которому предложил обсудить вопрос об удалении Никона и об избрании ему преемника. Собор усердно занялся исследованием разнообразных свидетельств об отречении и поведении Никона. Таким путем вполне установлено было, что Никон, добровольно покинув свою кафедру, неоднократно утверждал, будто не намерен возвращаться на нее и не хочет быть патриархом. Царь все-таки отправил к нему в Крестный монастырь стольника, чтобы взять благословение на избрание нового патриарха. Никон хотя и не противоречил, что оставил патриаршество добровольно, однако, не признал за созванным собором право выбирать нового патриарха без его личного участия; ибо все власти этого собора были его ставленники и клятвенно обязались ему повиновением, от которого он их еще не разрешил. По сему поводу голоса на соборе разделились. Одни, в том числе несколько греческих архиереев, случившихся в Москве и приглашенных на собор, полагали, что Никон, как самовольно покинувший свой престол и столько времени (18 месяцев) оставляющий его сиротствовать, тем самым по церковным правилам лишается всяких прав и даже священства. Другие, напротив, приводили из истории вселенской Церкви примеры возвращения архиереев на оставленные ими кафедры и настаивали на снисхождении к Никону. В числе последних был и ученый киевский монах Епифаний Славинецкий. После многих прений собор в августе того же 1660 года постановил решение низложить Никона и выбрать ему преемника; но дал понять, что не будет против снисхождения, если государь таковое окажет. Узнав о таком решении, Никон назвал собор иудейским сонмищем, а деяния его противуканоническими; так как он осудил бывшего патриарха заочно, не выслушав его оправданий, притом состоял из лиц, им рукоположенных, и был созван только царем, т.е. светской властию без участия Цареградского патриарха. Во всяком случае полугодовые труды сего собора оказались бесплодны: его решение не удостоилось царского подтверждения. Очевидно, с одной стороны, набожный государь опасался погрешить против церковных канонов, а с другой все еще затруднялся поступить резко и властно с своим бывшим другом. Мера его терпения пока не истощилась, и колебание продолжалось.

Продолжались и присылки от царя к Никону то за благословением, то за поминовением кого-либо из ближних людей, а вместе – подарки и пожертвования на строение роскошного Воскресенского храма. Но беспокойный Никон не переставал время от времени досаждать царю своими поступками. Так он заводил споры о монастырских землях с соседними землевладельцами (Сытиным и Бобарыкиным), причем действовал самоуправно, приказывал жать и косить на спорной земле до судебного решения. А когда по сему случаю произведен был розыск, он написал царю длинное и дерзкое послание, в котором сравнивал его с египетскими фараонами, с Навуходоносором, Ахавом и т.п.; грозил Божьим гневом и, наконец, повествовал о каком-то своем видении, во время которого св. Петр митрополит встал из гроба и велел передать царю, чтобы тот возвратил отобранные у Церкви имущества. Мало того, узнав, что Питирим перестал поминать его при богослужении и запретил то же самое во всех русских церквах и что по желанию государя он рукоположил известного Мефодия во епископа Мстиславского, назначенного местоблюстителем Киевской митрополии (без соизволения Цареградского патриархата), Никон в неделю Православия в 1662 году во время литургии произнес анафему Питириму.

Последний подал царю жалобу; спрошенные о том архиереи ответили, что проклятие это совершенно незаконно и недействительно. Тем не менее, бывший патриарх стал широко пользоваться сим духовным орудием против своих недоброжелателей. Дошел до него слух, что дядя царя по матери боярин Семен Лукьянович Стрешнев обучил свою собаку складывать лапки иблагословлять наподобие Никона, тогда он и царского дядю предал анафеме[1].



[1] О личном имуществе Никона, его обличениях, наклонности кроскоши и стяжательности и трех основанных им монастырях. Переписная книга его домовой казны (Временник Об. И. и Д. XV. Отд. 2); Записки Павла Алеппского; "Указатель Московской ризницы" Саввы; книга записная облачений Никона в рукописи Москов. Синодальной библиот., на которую ссылается митр. Макарий (XII. 291 – 296). Шушерина "Житие Никона". Письма Рус. государей. Т. I. "Акты Иверского Святоозерского монастыря" (1582 – 1706), собранные архимандритом Леонидом. СПБ. 1878. (Рус. Истор. Библ. изд. Археогр. комиссии. Т. V,). П. С. 3. I. № 211. и Записки Рус. Отд. Арх. Общества. И. (Перечислены села, деревни, угодья и пр., состоявшие во владении Никоновских монастырей). П. С. 3. II. № 1119. (О вотчинах и угодьях, пожалованных царем Крестному монастырю). Архимандрита Леонида "Историческое описание Воскресенского монастыря". М. 1873. "Жизнь святейшего Никона патриарха Всероссийского". Издание того же монастыря. М. 1879. "История Российск. иерархии". IV. "Рай мысленный". (По ссылке митр. Макария. XII. 248 – 255). Обычай прихожан помещать в церкви свои иконы, ставить перед ними свечи и им исключительно молиться упоминается в Мейербертовом путешествии в Московию. (Чт. О. И. и Д. 1873. III. Отд. IV). Любопытны "Челобитные патр. Никону с его собственноручными решениями". Числом 37, в 1657 – 1663 гг. (Рус. Архив. 1894. № 3). Почти все они относятся к владениям трех Никонов, монастырей.

О событиях 8–10 июня и последующих затем сообщают: Шушерин. Дворц. Разр. III. Перехваченное письмо Никона к цареградскому патриарху Дионисию. (Зап. Отд. Рус. и Славян. Археологии. II). Н. И. Суботина "Дело патриарха Никона". М. 1862. Это дело, хранящееся в Государств, архиве, изложено митрополитом Макарием в его XII т. и Гюбенетом в его "Историч. исследовании". Ч. I. и II. СПБ. 1882 – 1884. С приложением многих подлинных документов. Но вообще нелегко установить подробности этих событий по некоторой сбивчивости и неточности записей в источниках. См. также "Голос или мнение" архимандрита Полоцкого Борисоглебского м. Игнатия Иевлевича на соборе 1660 г. Он советует прежде всего спросить мнение вселенского, т.е. Цареградского, патриарха (Древ. Рос. Вивл. III. 374 – 382).