В 7 столетии ни персы, ни византийцы не были в состоянии отражать нападения арабской армии. Эта армия выступала в поход, чтоб вести священную войну; многие её солдаты были уверены, что переселятся прямо в рай, если будут убиты. Многие из них и ничего не желали, кроме такой смерти, какой умирают святые люди; так, например, верный раб пророка Мухаммеда Зайд отказался от должности военачальника, «потому что военачальник обязан беречь свою жизнь, а он желает сражаться и умереть мучеником за веру».

Другими более практическими целями руководствовались те многочисленные арабы, которые перешли в мусульманство поневоле. Им было обещано разграбление Ирака и Сирии, где плодоносные нивы и роскошные города уже давно возбуждали алчность в жадном и бедном аравийском народе. Прежде, чем начинать битву, знаменитый полководец Халид приказывал прочесть перед фронтом своих армий суру Корана «Эль-Анфаль», в которой пророк установил способ раздела военной добычи. При каждом военном отряде состоял секретарь, которому было поручено вести счеты и делить добычу: все, что отнимали у неприятеля, делилось между солдатами, за исключением одной пятой части, которая поступала в государственную казну.

Однако, из этих фанатиков и грабителей составлялись не беспорядочные шайки. У арабских армий 7 века была правильная военная организация; из них составлялись дивизии, роты и небольшие отряды по десяти человек в каждом. Офицеры, назначавшиеся из давнишних мусульман, выбирались между самыми надежными людьми; к их военной опытности, приобретенной в многочисленных сражениях, присоединялся тот нравственный авторитет, которым пользовались бывшие помощники пророка; они составляли такие кадры, на прочность которых можно было вполне полагаться. Генералы принадлежали большею частью к курейшитской знати, как, например, Халид, Амр ибн аль-Ас, Муавия, Икрима, Саад; некоторые из них были сыновья вольноотпущенников или вольноотпущенники, как, например, Усама, Аммар. Все они, лишь за немногими исключениями, стояли на высоте своей задачи; они нередко бывали очень жадны к добыче и жестокосерды, но отличались блестящей храбростью, были очень предприимчивы и отважны. Эти старые начальники разбойничьих шаек очень скоро научались руководить настоящими военными действиями. Они сами придумывали для себя военную тактику, умели употреблять в дело свою легкую кавалерию и своих искусных стрелков из лука, целившихся прямо в глаза своих врагов и в глаза верблюдов. Во время битвы при Нехавенде персы хорошо укрепились; прямое нападение на них было бы опасно; мусульманская армия вызвала их в открытое поле своим притворным отступлением и, внезапно остановившись, выстроилась в боевом порядке. При взятии Дамаска эмиры употребляли в дело военные машины, которыми научились управлять. Они не пренебрегали политическими средствами, умели ссылаться на доводы, вовремя заводить переговоры, пользоваться раздорами между своими противниками и побуждать их к измене.

Дисциплина в арабской армии была очень строга, но сами генералы подавали пример повиновения. Халифы держали их под надзором. Когда победитель персов Саад построил для себя в Куфе великолепный дворец, к которому были приставлены ворота дворца персидских царей из Ктесифона, присланный халифом Омаром, поверенный сжег и эти ворота и дворец. Халид, никогда не подвергавшийся поражениям и пользовавшийся в армии огромной популярностью, был уволен от командования; он согласился служить под чьим бы то ни было начальством и объявил, что будет повиноваться даже ребенку, если это будет приказано халифом. Арабский халиф не допускал, чтоб чей-нибудь авторитет мог стоять выше его собственного. Он не дозволял генералам действовать по их личному усмотрению. Они должны были обращаться к нему за приказаниями во всех важных случаях. Он руководил военными действиями по общему плану, удерживал нетерпеливых военачальников, стремившихся вперед, и предпринимал нашествия осмотрительно, так чтоб его армии не приходилось отступать. Ни Абу Бакр, ни Омар никогда ни на минуту не отступали ни от той бдительной твердости воли, которая обеспечивает единство командования, ни от той осмотрительности, которая ничего не оставляет на произвол случайности.