IV. Карл V и его общеевропейская политика

Важность того момента, когда Карл V вступил на престол. – Личность Карла V. – Его избрание и условия этого избрания. – Международное положение Карла V и отношение его к Германии. – Внешняя политика Карла V. – Его политические идеи и планы. – Что из всего этого вытекало для истории реформации в Германии?

Портрет императора Карла V в молодости. Художник Бернарт ван Орлей, 1519-1520

В 1517 году с выходом в свет второй части «Писем темных людей» окончилась победоносная кампания немецких гуманистов против представителей старого образования, а начавшийся спор об индульгенциях открывал собою эпоху религиозной борьбы, во время которой гуманистические интересы мало-помалу заглохли. Конечно, не могло быть простою случайностью то,что тогда весьма резко оборвалось одно движение, и в общественном настроении произошел перелом: и гуманизм, и реформация были лишь внешними формами, в которых проявлялись та оппозиция против устарелых отношений и то искание новых начал, которые характеризуют тогдашнее состояние немецкой нации; только реформация, выставлявшая новый религиозный принцип против старой церкви, и более соответствовала религиозному состоянию Германии, и ближе соприкасалась со многими вопросами жизни, чем гуманизм, все‑таки остававшийся явлением более литературным,чем общественным. Впрочем, и церковная реформация, и политические и социальные вопросы, ждавшие своего разрешения, должны были получить то или другое направление в зависимости от положения, занятого по отношению к ним императором. От Максимилиана ничего уже не ждали, но когда он в 1519 г. умер, и в преемники ему был избран его внук Карл V, на него стали возлагать все свои надежды и Лютер со своими сторонниками, и Гуттен с многими гуманистами, и все вообще желавшие обновления Германии. Начиналась национальная борьба с папством, относительно которой сходились почти все общественные элементы Германии, чем и объясняется колоссальный успех Лютера; впереди была реформа церкви, и все указывало на то, что она будет проведена силами общества и государства, а не папством и не собором; мысль о необходимости политического переустройства страны совершенно созрела и настолько распространилась в нации, что оставалось, по-видимому, только примкнуть к одной из готовых программ; низвержение герцога вюртембергского союзом под предводительством Франца фон Зиккингена было как бы прелюдией рыцарского восстания в то самое время, как крестьянские бунты указывали на сильное и повсеместное движение в массах сельского населения – и в такой‑то момент на императорский престол вступает молодой человек, едва достигший девятнадцатилетнего возраста (Карл V родился в Генте в 1500 г.). Отношение нового императора и к национальной борьбе с папством, и к внутренней реформе церкви, и к переустройству государственного и общественного быта Германии, и к силам, вскоре после его вступления на престол бросившимся в революцию, было в высшей степени важно для всего дальнейшего хода событий и произведенных ими изменений в историческом бытии немецкого народа.

Личный характер Карла V и его роль в общеевропейских событиях первой половины XVI века весьма много занимали историков. Как по одному, так и по другому вопросам высказано было немало разных взглядов и суждений. К сожалению, мы не можем остановиться здесь на Карле V настолько подробно, чтобы дать полный и исчерпывающий обзор его столь богатого событиями царствования и отношений к разным сторонам современной ему исторической жизни этого государя, бывшего самым могущественным монархом тогдашней Европы. Во‑первых, значительная часть его политической деятельности обусловлена его войнами с Францией и Турцией и его итальянской политикой, а история внешних отношений вообще не входит в нашу программу. Во‑вторых, Карл V соединял на своей голове несколько корон, и его царствование имеет поэтому значение во внутренней истории Испании, Неаполя с Сицилией, Нидерландов и габсбургских наследственных земель Германии, которыми он владел, как наследник Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской, императора Максимилиана I и Марии Бургундской, а нас занимает теперь история Германии, на императорский престол которой он был избран в самом начале реформации. В‑третьих, и в самой личности Карла есть много такого, что не имеет прямого и непосредственного отношения к немецкой истории в реформационный период; историков, например, весьма сильно занимал вопрос о причинах отречения Карла V в конце жизни и от власти, и от мира в уединении испанского монастыря. С другой стороны, конечно, нельзя и не коснуться всего этого, так как объяснить отношение Карла V к внутренней истории Германии с начала двадцатых до середины пятидесятых годов XVI века нет возможности, не имея в виду всей деятельности этого государя.

У Карла V, как выразился о нем один историк, было только место рождения, но не было истинного отечества: наследовав столь разнородные и отдаленные одно от другого государства, как. Испания и Австрия, Неаполь и Нидерланды, расширив эти владения завоеваниями, он по самому положению своему был, так сказать, государем международным. Кроме того, сама императорская корона придавала власти его, как светского главы западного христианства, универсальный, космополитический характер. Человек с сильной волей, энергичный и деятельный, проникнутый сознанием своего высокого положения, Карл V стремился осуществить известные политические планы; эти планы отчасти вытекали из его понятия об императорстве, отчасти были привиты к нему его воспитателями, готовившими из него дипломата и государственного человека, отчасти были навеяны общим направлением деятельности тогдашних государей, особенно итальянских династов, задававших тон своею политическою виртуозностью государственным деятелям иных стран. В эти планы Карла V входило усиление власти государя и в Германии, но это не была главная его задача. Перед так или иначе понимаемыми интересами его универсальной монархии и перед задачами, вытекавшими для него из обладания Испанией и Нидерландами, его отношения к Германии отступали на задний план, тем более, что, не будучи вдобавок немцем, Карл был и не в состоянии проникнуться национальными интересами немецкого народа. Мы еще увидим, как в конце своего царствования он сделал решительную попытку утвердить свою власть в Германии, но и тогда его политические идеи расходились со стремлениями немецких патриотов, последние мечтали об объединении Германии под единою властью, но на началах национальной свободы, тогда как Карл был абсолютист, почерпавший политические уроки из макиавеллиева «Государя» и «Записок» Комина, этого поклонника удачи, оправдывающей всякие средства. Вся его деятельность, начиная с той поры, когда он еще по молодости не мог быть вполне самостоятельным в своих действиях, свидетельствует о том, что его политической идеей был абсолютизм, практика которого вырабатывалась итальянскими тиранами, а теория формулировалась Комином и Макиавелли. В самом начале его царствования в Испании правительством было подавлено восстание коммунеров, и кортесы лишились всякого значения. Нидерланды Карл держал весьма строго, и гентское восстание 1539 г. было наказано им с крайней жестокостью. В флорентийской республике он посадил в качестве герцога и своего вассала Александра Медичи. Весьма естественно, что и в Германии он не мог относиться с симпатией к движениям, имевшим в виду не только политическое объединение страны, но и народные права. Столь же мало был он пригоден и для той роли, какую охотно заставили бы его играть церковные реформаторы: и по образу мыслей, и по политическому своему положению Карл не мог сочувствовать религиозному движению, остававшемуся для него непонятным, и должен было поддерживать католическую церковь. По складу ума и по воспитанию это был трезвый и холодный политик, которому чужды были идеальные порывы религиозной реформации. Самый католицизм его был, с одной стороны, чисто обрядовым формализмом не без примеси, впрочем, суеверия, с другой – политической системой, вполне соответствовавшей его планам. Это не мешало ему, конечно, приходить в резкое столкновение с папством на почве политических отношений, так как по самому существу своему обе власти, императорская и папская, неизбежно были обречены на коллизии, и так как папа в качестве одного из итальянских государей играл роль и в международных делах того времени. Самая идея Священной Римской империи, главою которой сделало Карла V избрание германских курфюрстов, была идея католическая, а религиозная реформация, да еще с тем национальным характером, какой она получила в Германии, разрушала не только папство, но и империю, т.е. по крайней мере в её католической основе. Сам по себе Карл был человек недюжинный, но в его личном характере неприятно поражают скрытность, черствость, упрямство в мелочах, мнительность, недоверчивость, хотя все это соединялось в нем с неутомимостью в работе, с настойчивостью в достижении своих целей, с предприимчивостью, не знавшею никаких препятствий.

Когда Максимилиан I умер, а наиболее влиятельный из князей, курфюрст саксонский Фридрих Мудрый, отказался от избрания в императоры, кандидатами на престол выступили, главным образом, французский король Франциск I[1] и испанский – Карл I, наследник габсбургских владений в Германии. Выбор пал на последнего (28 июня 1519 г.). Нового императора курфюрсты связали избирательной капитуляцией (3‑го июля 1519 г.), определявшей его права и значительно суживавшей границы его власти. Как иностранному государю, ему было вменено в обязанность не приводить в Германию, без согласия государства, иноземных войск, не собирать имперского сейма вне Германии и не требовать к какому‑либо суду вне Германии имперские чины, а также бралось обещание назначать на государственные должности только природных немцев и во всех делах употреблять лишь латинский и немецкий языки. Далее Карл V обязывался защищать церковь и в то же время уничтожить все, в чем римской курией были нарушены конкордаты немецкой нации. Наконец, в капитуляции были статьи, касавшиеся утверждения княжеских прав, установления имперского правления по назначению курфюрстов и округов, которого так не хотел Максимилиан, и запрета отдельных союзов рыцарей и вассалов. На престол Германии, таким образом, вступал могущественный монарх, и уже это одно должно было изменить политические отношения в Германии, но Карл V лишь на короткое время приехал в Германию, чтобы условиться на сейме (вормском, 1521 г.) относительно подробностей избирательной капитуляции и относительно религиозного вопроса; затем он на долгое время оставил Германию. Между тем на этого государя возлагали, как было уже сказано, свои надежды все желавшие церковной и государственной реформы, но он не понял и не оценил общественного движения, предлагавшего ему опору и искавшего у него помощи, как не понял и размеров того дела, которое было связано с именем виттенбергского монаха. В отсутствие императора из Германии началась религиозная реформация, произошли рыцарское восстание и крестьянская война в то самое время, как Карл V воевал с Франциском I. В смысле внутренних потребностей немецкой нации выбор Карла V в императоры был поэтому крайне неудачен: в решительную минуту религиозной, политической и социальной борьбы двадцатых годов XVI в. он отсутствует из Германии, а потом, когда руки у него были развязаны для того, чтобы действовать в Германии, силы, на которые он мог бы опереться в двадцатых годах, были сокрушены князьями, в его отсутствие очутившимися господами положения, да и сам он мог действовать тогда лишь в направлении диаметрально противоположном стремлениям и чаяниям лучшей части немецкой нации, явившись в Германии чуждым ей иностранным деспотом.

В двадцатых годах от немецких дел отвлекла Карла V война с Франциском I. Более двадцати лет продолжались вообще его войны с французским королем, находящие свое объяснение в его международном положении. Будучи соседом Франции по Нидерландам и по Испании, как наследственный их обладатель, сделавшись императором в Германии, которая также соприкасалась с Францией, он имел слишком много причин для того,чтобы выдвинуть в своей деятельности на первый план отношения к этой державе, завоевательные стремления которой в достаточной степени проявились и в отношении Людовика XI к Карлу Смелому, герцогу бургундскому, прадеду Карла по бабке с отцовской стороны, и особенно в итальянских походах конца XV и начала XVI в. Нидерланды, составлявшие его бургундское наследство, искали против Франции союза с Испанией прежде, нежели родился сам Карл от брака сына Марии Бургундской с дочерью арагонского короля и кастильской королевы, но счеты его с Францией по бургундскому наследству не были еще сведены, так как сама Бургундия осталась за французскими королями. Между Испанией и Францией лежало, далее, королевство Наваррское, которое также не могло не сделаться яблоком раздора между обеими странами. Ко всему этому присоединялись итальянские дела, тоже вовлекавшие Карла, как испанского короля и римского императора, в войну с Францией: во‑первых, в 1495 г. Неаполь, где давно велась борьба между французской и арагонской партиями, был завоеван французским королем Карлом VIII, а после того, как французов оттуда вытеснили, его преемник Людовик XII и испанский дед Карла V Фердинанд Католик снова овладели Неаполем (1502), чтобы рассориться между собою при разделе добычи, доставшейся окончательно Фердинанду (1504); во‑вторых, Людовик XII завладел Миланом (1500), и хотя и отсюда французы были вытеснены так называемой камбрейской лигой (1512), тем не менее Франциск I снова захватил Милан (1515), а он считался леном Священной Римской империи; в‑третьих, и вообще утверждение Франции в Северной Италии было крайне невыгодно для Карла, так как обладание Ломбардией, разъединяя габсбургские владения, создавало Франции доминирующее положение в Италии. С другой стороны, французский король по всей сухопутной границе своего государства соседил с владениями Карла, что было для Франции как бы постоянной угрозой. Наконец в 1519 г. оба государя встретились на одном и том же пути к императорской короне.

Этими общими причинами и объясняются те четыре войны, которые вел Карл V против Франциска I (1521–1526, 1527–1529, 1536–1538, 1542–1544). Первые две войны пришлись на самое горячее время в Германии. Но Карлу V суждено было воевать еще и с Турцией, при чем он и тут вовлекался в борьбу самыми разнообразными интересами. Прежде всего, беспокойное соседство с Испанией бывших в вассальных отношениях к Турции Алжира и Туниса, затем небезопасность Италии со стороны мусульманской высадки, наконец турецкие нашествия на габсбургские владения в Германии, особенно в Чехию и Венгрию, принадлежавшие его брату Фердинанду, – все это создавало для него общую задачу борьбы с турецким могуществом, достигшим своего апогея именно в эту эпоху: отдельными эпизодами этой борьбы являются как сухопутные походы Карла против турок, так и две его морские экспедиции в Тунис (1535) и Алжир (1541), из которых первая, как известно, окончилась весьма удачно. Все эти войны объясняют нам не только отсутствие Карла V из Германии в самые важные моменты её внутренней жизни, но и ту уступчивость, какую он обнаруживал по отношению к немецким князьям и к реформационному движению, когда у него бывали связаны руки войною на два фронта при политической солидарности французского короля и турецкого султана.

Понятно, что немецкое движение, размеры которого не могли быть известны, а характер не был вполне ясен самим немцам, в нем участвовавшим, должно было казаться Карлу чем-то второстепенным и совершенно местным сравнительно с политическими задачами, охватывавшими в его глазах весь западноевропейский мир и его трудные отношения к мусульманскому Востоку, ибо турецкий вопрос был тогда одним из самых жгучих вопросов политики в виду грозного положения, занятого турками. Карл V шел совсем по другой дороге, нежели та, на которую вступала Германия. Тем более еще он не мог отдавать этой стране предпочтительного интереса, что в ней он не был наследственным государем (хотя и тут он стремился утвердить императорскую корону за своей династией). Объединяя в одной государственной идее Испанию, Италию, Нидерланды и Германию, создавая из них одно политическое целое, он не видел в реформе церкви главного своего дела. Если даже он считал ее необходимою, то от этого опять‑таки было еще далеко, чтобы он должен был понимать ее так, как поняли ее Лютер и пошедшие за ним немецкие князья. Его отношение к папам отличалось самостоятельностью; его армия в 1527 г. даже с боя взяла Рим, но помимо того, что он не был и не мог быть противником самого папства, в папах он искал таких политических союзников, которыми пренебрегать было невозможно и неудобно. Как политик, смотрел он и на католицизм, и, пожалуй, даже на самую реформацию. В ней на первых порах он видел своего рода средство держать от себя в зависимости папу по отношению к своим итальянским планам, да и религиозный раскол в Германии, разделивший князей на два враждебные лагеря, был для него тоже не безвыгоден.

Вот все это и необходимо принимать в расчет, обсуждая отношение Карла V к Германии и происходившей в ней реформации. Немецкие историки XIX в., рассматривающие главные события реформационной эпохи с той точки зрения, что основною бедою Германии было её политическое раздробление, только усилившееся в XVI веке, и что при Карле V важнейшим делом Германии была церковная реформа Лютера, которою можно было бы воспользоваться для политического объединения немецкого народа, – подвергают весьма резкой критик всю деятельность Карла V, предъявлял ему такие требования, какие с полным правом могли бы предъявить ему, будь он только немецким королем, воспитанным на германской почве и в национальной атмосфере. Историки, конечно, правы, отмечая несоответствие Карла V с задачами, требовавшими настоятельного разрешения в Германии, но они ошибаются, когда говорят, что Карл «должен был» прежде всего служить делу немецкой нации, или когда обвиняют его в непонимании духа времени: действительно он совсем был неспособен проникнуться стремлениями немецких патриотов, желавших склонить его на сторону политической и церковной реформы, как понимали они сами ту и другую, и в этом смысле он, действительно, не понимал духа времени, но то, что было духом времени, – слова, которыми слишком злоупотребляют в истории, – для Германии, как она рисуется нам в воззваниях Лютера, Гуттена и других деятелей эпохи, далеко еще не исчерпывало всего, чем вообще жила тогдашняя Европа. Мало того, во многих отношениях Карл V, наоборот, слишком был сыном своего века: стоит только вспомнить его стремление к абсолютизму, в чем он сходится со всеми современными ему государями, его политику, основанную на примерах итальянских тиранов и правил Макиавелли, его войны с турками, бывшие весьма популярными в виду опасности, какою они грозили, осадив самую Вену (1529); стоит прибавить к этому его политику по отношению к папству, ничем не отличавшуюся от политики других тогдашних государей, настойчивость, с какою он требовал созвания собора для решения религиозного вопроса, чего хотели некоторое время и сами протестанты, и наконец его попытку сороковых годов собственною властью установить известный религиозный порядок, – предприятие, напоминающее королевскую реформацию в Англии – стоит все это принять в расчет. чтобы признать и в Карле V человека XVI века, какими были и Гуттен, и Лютер, опять‑таки далеко неодинаково понимавшие задачи своего времени. Ведь и Гуттен в известном смысле ошибался относительно своей эпохи и своей родины, когда выступал со своими гуманистическими и всесословными планами в обществе, разделенном на враждовавшие между собою сословия и готовившемся вступить в период теологических споров и религиозных войн. Весьма многого, конечно, не понимал, как следует, и Лютер, подчинявший все политические и социальные интересы интересам своей религиозной реформы, которая, в свою очередь, оценивалась другими совершенно иначе.