XIII. Князья и император.

Соображение немецких историков об исходе реформационного движения в Германии. – Поведение Карла V. – Борьба между императором и князьями. – Война Карла V с Франциском I и папой. – Шпейерский сейм 1529 г. – Значение «протестации» и вопрос о сопротивлении. – Аугсбургский сейм и «исповедание». – Шмалькальденский союз. – Распространение протестантизма в тридцатых и начале сороковых годов. – Шмалькальденская война и победа Карла V. – Аугсбургский интерим. – Борьба князей с Карлом. – Пассауский договор и аугсбургский религиозный мир. – Политические итоги немецкой реформации.

Реформация в Германии началась снизу, но главные от неё выгоды достались князьям. Немецкие историки, оценивающие реформацию с точки зрения политических интересов своей родины, нередко указывают на то, что реформация могла бы получить иной исход, если бы осуществились лучшие стремления вождей общественного движения, закончившегося катастрофой 1525 года. В частности, они указывают на то, что если бы в 1524 г. была осуществлена «умеренная и справедливая» программа «Двенадцати статей», то Германия избежала бы многих бедствий, и нация не испытала бы дурных последствий, какие обыкновенно влечет за собою неудавшаяся революция. С такой точки зрения особенно выдвигается вперед гейльброннский проект переустройства Германии в политическом отношении: в этом проекте видят «удивительное сходство» с программой 1789 г. и думают, что если бы план этот был осуществлен, то Германия достигла бы и государственного единства, и общественной свободы, которым, наоборот, был нанесен удар неудачным исходом реформации. Не всегда с достаточною подробностью разбирали вопрос, насколько Германия, где еще силен был партикуляризм земель и сословий и не существовало общественных элементов, которые могли бы сделаться опорою политической свободы во всей стране, – была готова получить государственное единство и превратиться в свободную страну; не всегда даже ставя вопрос, насколько осуществимые вообще политические программы вождей общественного движения были выполнимы именно при тогдашних условиях, хотя бы некоторые из этих условий и могли быть устранены, немецкие национальные историки пытаются иногда в том или другом единичном факте или в двух‑трех таких фактах искать причины неудачи. Вообще, очень трудно в истории судить о том, что было бы, если бы не было того‑то и того‑то, но тем не менее этот прием помогает анализировать сложные причины сложных событий и с большею или меньшею вероятностью определять значение каждой причины, в отдельности взятой. Само собою разумеется, что здесь мы не можем входить в подробный анализ причин неудачи общественного движения в Германии в начале реформационного периода и разбирать вопрос о шансах, какие имело бы то или другое из сущёствовавших тогда направлений при легком изменении условий, зависевших иногда непосредственно от поведения отдельных личностей; но на некоторых соображениях историков следует остановиться. В том, что общественное движение в Германии понесло поражение, историки, сочувствующие Лютеру, обвиняют, между прочим, крайние и неумеренные требования, с какими выступил Фома Мюнцер. В этом есть доля правды, поскольку характер, приданный восстанию анабатистами, отвратил от него многих, раньше ему сочувствовавших, хотя для князей и господ и «Двенадцать статей» казались достаточно крайними. К тому же и вина за жестокости, совершенные в крестьянскую войну, не может целиком падать на одну анабаптистскую проповедь. Гораздо более истины заключают в себе указания на поведение Лютера, ставимое ему одними историками в заслугу, другими – в укор. Когда Лютер, говорит, напр., Гейсер, отрекся от всякого участия в восстании и затем произнес против него свое резкое осуждение, тогда и все немецкое среднее сословие, великий ратный стан его партии, обратился против этого движения, что в принципе и решило его участь. Оставляя в стороне долю преувеличения, заключающуюся в этих словах, нельзя не согласиться с тем, что авторитет и веское влияние Лютера, действительно, играли роль в этом деле. С другой стороны, и Циммерман прямо ставит в вину Лютеру, что он помешал движению 1524–1525 гг. принести свои хорошие результаты. Но мы уже говорили, что в данном случае историческая наука должна не столько оправдывать или осуждать исторического деятеля, сколько объяснять его поведение, и что Лютер именно так только и мог отнестись к политическим вопросам своего времени, как отнесся к ним на самом деле.

То же самое рассуждение мы должны применить и к оценке роли Карла V в истории немецкой реформации. Мы выше рассматривали вопрос, чем в его положении и при его характере должны были определяться его отношения к Германии и к религиозной реформации. Мы знаем уже, какие обстоятельства держали его далеко от Германии, когда в ней происходили важнейшие события двадцатых годов XVI века. Поведение Карла V по отношению к реформации не раз было предметом критики. Между прочим, с точки зрения немецких национальных интересов ему ставилось в вину, что он не стал во главе охватившего Германию в начале его царствования политического и религиозного движения. Если бы германским императором в эту эпоху был другой человек, которому были бы понятны стремления немецкой нации; если бы такой государь сумел отрешиться от традиционного смешения власти германского национального короля с властью императора универсальной католической империи; если бы он не был вдобавок проникнут идеями и стремлениями абсолютизма, недоверчиво относившегося к общественным движениям и народным силам, то, конечно, он мог бы воспользоваться стремлениями, проявившимися в товремя в немецкой нации, чтобы освободить Германию от римской курии, дать ей политическое единство и удовлетворить при этом народным желаниям. Говорят, что кардинал Гранвелла советовал Карлу V войти в соглашение с партией, которая желала государственного переустройства Германии, но у императора были тогда другие дела и задачи, отвлекавшие его в иную сторону. Ведь и у самого Карла V нельзя отрицать существования мысли об объединении Германии и о борьбе с папством, но объединение Германии стояло у него далеко не на главном плане и представлялось ему, как только могло представляться абсолютизму, образовавшему свои политические взгляды в школе макиавеллизма, отношения же его к папству определялись не интересами его подданных, а его собственными властолюбивыми стремлениями и разными перипетиями его международной политики.

Как бы там ни было, во время решительных событий, происходивших в Германии, Карл V отсутствовал, и, пользуясь этими событиями, князья сделали в короткое время большой шаг вперед в утверждении и развитии своей власти. Когда он наконец получил возможность приехать в Германию, положение вещей было в ней уже совершенно иное сравнительно с тем, какое он оставил после вормсского сейма. Если реформацией, начавшейся в Германии снизу, воспользовались князья, и, наоборот, совсем не воспользовался император, которому не могло быть приятно развитие княжеской власти, то при существовании в стране антиреформационной партии и при антиреформационном настроении императора было еще вопросом, удержат ли князья занятую позицию, и удержится ли сама реформация. Таков был главный смысл событий, происходивших в Германии в тот период, когда Карл V стал вмешиваться более энергично в немецкие дела, и в связи с религиозными отношениями между двумя лагерями, на какие распались князья, должен был решаться старый политический вопрос о взаимных отношениях между князьями и императором. Возможные союзники последнего, рыцари и крестьяне, понесли поражение, а ненациональная и деспотическая политика Карла в конце концов возбудила против него народное чувство. В критическую минуту князья выступили против него, как защитники национальной свободы против иностранного деспота, и это привело их к новой победе, на этот раз к победе над представителем государственного единства Германии.

Победа Карла V над Франциском I (1525 г.) и мадридский мир (1526 г.) должны были встревожить папу Климента VII, которого не примиряли с этими событиями даже взаимные обещания императора и короля содействовать друг другу в искоренении ереси. Климент VII, принадлежа к фамилии Медичи, обладавшей в Италии одним из лучших княжеств, и сам, как папа, владея большою итальянскою областью, следовал политике своих ближайших предшественников, для которых интересы церкви, как их понимали средневековые папы, отодвигались на задний план сравнительно с интересами чисто светского характера. С другой стороны, и Франциск I не мог примириться ни со своим поражением при Павии, ни с условиями мадридского мира, подписанными им в плену. Весною 1526 г. между папой и французским королем в Коньяке была заключена лига против императора, и началась новая война. Менее, чем через год после заключения этой лиги армия Карла V, в которой были немецкие ландскнехты, предводимые Георгом Фрундсбергом, как известно, взяла приступом и разграбила Рим (в мае 1527 г.). Война окончилась в 1529 г. миром императора с папой (барселонским в июне) и с Францией (камбрейским в июле), по которым Карл V сделал обоим противникам уступки. Этим возобновлялся их прежний союз против ереси. Теперь Карл V мог явиться в Германию, притом явиться сюда победителем, успех которого должен был содействовать авторитетности его требований. Еще до окончательного замирения императорский вице‑канцлер ездил по князьям и объявлял, что ересь должна быть подавлена, и обещал покорным императорское благоволение, грозя всякому, кто откажется от повиновения. В феврале 1529 г. был собран в Шпейере сейм, на котором от имени императора сделано было предложение восстановить вормсский эдикт, мотивом же выставлялось то, что решение 1526 г., отдавшее церковные дела на волю каждого отдельного имперского чина, подало повод к возникновению разных ужасных сект. Сеймовая комиссия, состоявшая в большинстве из католиков, выработала на основе этого предложения проект решения, которым не дозволялось князьям и городам, принявшим вормсский эдикт, отступать от него, а где нельзя было бы без новых смут его исполнять, там запрещались дальнейшие нововведения, и должна была быть дозволена католическая месса для желающих. Далее, этим проектом запрещалось отнимать у духовных власть и доходы, и объявлялось, что анабаптисты и секты, отвергающие таинство евхаристии, не должны быть более терпимы. За нарушение прав католической церкви предполагалось назначить наказание, как за мятеж. Сравнивая настроение имперских чинов по отношению к реформации на сеймах 1523, 1526 и 1529 гг.[1], мы замечаем усиление реакционного настроения большинства. Теперь оно прямо выразило согласие подчиниться вормсскому эдикту на условиях, выработанных комиссией. Тогда меньшинство составило против этого постановления протест, исходя из того принципа, что в делах веры не может быть решений по большинству и меньшинству, а только по внушению собственной совести. Вместе с тем, однако, оно требовало, чтобы осталось в силе постановление 1526 г., которым религиозные дела отдавались не на совесть каждого отдельного лица, а на усмотрение имперских чинов, получавших право реформировать или не реформировать церковь в своих владениях. Здесь заключалось одно из противоречий немецкой реформации: она провозглашала принцип свободы совести, но применяла его лишь к властям, лишая подданных этой свободы. Протест был подписан пятью князьями (между другими курфирстом саксонским и ландграфом гессенским) и уполномоченными 14 имперских городов. Они получили название «протестантов», распространившееся впоследствии на всех, оставивших католическую церковь. Протест был актом неповиновения императору: князья и имперские города сами становились в положение подданных и заявляли, что во всем остальном они готовы повиноваться императору, но только не в таких вещах, которые касаются славы Божией и спасения души. Протестанты выставляли принцип невмешательства государственной власти в дела совести, но, будучи сами государями в своих владениях, они делались в них верховными устроителями церковных дел, требовавшими подчинения подданных новому порядку. Иоанн Саксонский и Филипп Гессенский вошли в особое соглашение с тремя протестантскими городами, в числе которых два было цвинглианских (Страсбург и Ульм). Но Лютер, как мы уже видели, отклонил своего курфюрста от этого союза. Имённо тогда и между самими протестантами начинались религиозные распри, сильно озабочивавшие Филиппа Гессенского.

Таким образом, между императором и частью князей начинался серьезный раздор на религиозной почве. В политическом отношении, наоборот, имперские чины проявили большую солидарность в защите страны от турок, сделавших в том же 1529 г. страшное нападение на Вену. Дело в том, что султан Солиман во главе войска в 240 тысяч задумал совершить новые завоевания и двинулся на христианский Запад. Германии грозила страшная опасность, но католические и протестантские князья (и между последними особенно Филипп Гессенский) соединились и спасли Вену от осады. К шпейерской протестации Карл V отнесся с сильным раздражением и потребовал от подписавшихся под ней подчинения воле сейма под страхом строгого наказания. В протестантах боролись еще противоположные чувства повиновения Богу и повиновения императору. Голос Лютера склонял их к непротивлению: в правах императора он видел продолжение неограниченной власти ветхозаветных царей и римских цезарей, и ему хотелось, чтобы сам Карл считал его сторонником сильной власти и защитником порядка. Одним словом, на сопротивление императору он смотрел теми же глазами, какими смотрел за несколько лет перед тем на поведение Гуттена и на крестьянское восстание. Другие понимали дело иначе. Они находили, что угнетаемый имеет право обороны, и что власть, данная от Бога, перестает быть законною, раз она восстает против Бога или нарушает условия, на каких был избран её носитель. Благодаря этому в связи с протестацией 1529 г. уже ставился вопрос о праве с оружием в руках отстаивать свободу совести, хотя в данном случае это право принималось только по отношению к имперским чинам, которые не признали бы такого же права за своими собственными подданными. Впрочем, по этому вопросу у немецких протестантов не было тогда единогласного решения.

В 1530 г. Карл V после десятилетнего отсутствия приехал в Германию, назначив собрание имперского сейма в Аугсбурге. Сейм этот отличался особенным блеском, пышностью и торжественностью: император, вообще не любивший церемоний, на этот раз хотел явиться перед собравшимися имперскими чинами и народом во всем своем величии. Победитель папы и французского короля, только что коронованный императорскою короною (Климентом VII в Болонье в том же 1530 г.), думал, что ему и в Германии легко будет установить тот порядок, какой ему хотелось. На требование протестантов покориться его воле он получил, однако, отказ, мотивированный тем, что в делах совести не имеет силы никакое императорское повеление. Когда начитанный в св. писании и отцах церкви Филипп Гессенский стал доказывать ему на сейме истинность евангелического учения, Карл V резко прервал его, но старый маркграф Георг Ансбахский бросился перед императором на колена и решительно заявил, что он скорее готов сложить голову, чем отступить от слова Божия. «Любезный князь, возразил ему Карл V на ломанном нижненемецком наречии, голову не надо прочь, голову не надо прочь» (löwer Först, net Kop ab). Равным образом, когда Карл V выразил желание, чтобы все князья явились на процессию Божия тела, протестанты ему не повиновались. В Аугсбурге даже стало отправляться лютеранское богослужение в квартирах князей и в домах богатых патрициев. Между тем по желанию Карла V иметь письменное изложение мнений членов сейма по религиозному вопросу составлена была – издавна, впрочем, вырабатывавшаяся и окончательно редактированная Меланхтоном – «апология», главною целью которой было оправдать евангелическое учение от обвинения в ереси. Документ этот, получивший название «Аугсбургского исповедания» (Augsburger Confession, confessio angustana)[2], в качестве изложения лютеранского учения был подписан всеми лютеранскими князьями и представителями двух имперских городов. С противной стороны, по желанию императора,последовало опровержение (confutatio), составленное 19 католическими богословами. Карл V потребовал в нем некоторых изменений, а потом приказал курфюрсту саксонскому с его товарищами и богословами присоединиться к этому акту. Поведение Карла V на аугсбургском сейме вообще указывает, что он считал себя в праве диктовать свою волю и в делах церковных. Видя, что папа не хочет созывать собора, которого у него требовали, Карл V решился кончить дело о реформации сам. Он даже назначил особый комитет для выработки соглашения между католиками и лютеранами, хотя из этой попытки ничего не вышло. Понимая, с другой стороны, невозможность решительных мер в виду недоверчивого и даже враждебного отношения католических князей (особенно Баварии) в габсбургской политике[3], он предложил сейму отсрочить дело до весны следующего года: этим постановлениям князьям, так сказать, давалось время одуматься, но к назначенному сроку они должны были воссоединиться с католическою церковью под страхом насильственного подавления их ереси. Правда, при этом обещался вселенский собор, который и должен был окончательно разрешить все споры. Протестантские чины (в том числе и лютеранские, и цвинглианские города) протестовали, однако, против такого решения, и ответом их на угрозы императора и католиков было заключение в самом конце 1530 г. и начале 1531 г. в Шмалькальдене союза протестантских князей и городов. Во главе союза стали курфюрст саксонский и ландграф гессенский, а целью его была взаимная оборона от возможного нападения. Лютер и богословы, учившие о непротивлении, должны были сдаться перед доводами юристов, доказывавших, что император Германии, выбираемый наследственными князьями, не имеет прав неограниченного императора древнего Рима, так как власть ему дается договором, и что за нарушение им условий избрания ему можно оказывать сопротивление. С такою же политическою идеею мы встречаемся и в истории реформационного движения в других странах – только с перенесением права сопротивления незаконным требованиям высшей власти с местных правительств на весь народ в лице его сословных представителей: одинаковые обстоятельства порождали одинаковые доктрины, но применение разнообразилось в зависимости от местных условий.

Аугсбургские угрозы не были приведены в исполнение весною 1531 г.: если, с одной стороны, образовался вооруженный союз против решения сейма, то, с другой, и Карла V удерживали от нападения на протестантов многие причины. Франция и Турция давали поводы для новых опасений. Кроме того, Бавария протестовала против избрания в «немецкие короли» и правители Германии на время отлучек императора его брата Фердинанда. Другие католические князья тоже косо смотрели на усиление Австрии. Для ведения войны с турками, угрожавшими габсбургским землям, нужно было во что бы то ни стало примириться с протестантами. Карл V вступил поэтому в переговоры с шмалькальденцами чрез пфальцского и майнцского курфюрстов к великой радости Лютера, советовавшего своему государю согласиться на требование католиков, чтобы свобода протестантского исповедания была признана только за членами шмалькальденского союза и их подданными, и чтобы союз отказался от покровительства своим единоверцам вне союза[4]. Наконец летом 1532 г. состоялось в Нюрнберге соглашение такого содержания: князья и города, принявшие уже аугсбургское (отнюдь не цвинглианское) исповедание, оставались при нем, но отказывались от защиты его последователей в других землях; такое положение дел должно было продолжаться до решения религиозных споров собором, а если бы он не был созван, то, по крайней мере, имперским сеймом. Постановлением нюрнбергского религиозного мира, заключенного уполномоченными императора и шмалькальденского союза, в сущности, были недовольны обе стороны. Общее положение дела снова отсрочивало столкновение враждебных лагерей. Карл V опять был отвлечен от внутренних дел Германии своею сложною международною политикою. Огражденная нюрнбергским трактатом реформация могла спокойно утверждаться и даже распространяться на новые земли, хотя по смыслу соглашения 1531 г. должен был поддерживаться status quo ante. В 1534 г. введена была реформация в Вюртемберге. Это княжество после изгнания из него жестокого герцога Ульриха находилось под габсбургским правлением, занятое войском императора, но население было этим недовольно и стало желать возвращения своего прежнего князя. Весьма популярный принц Христофор, его сын, принял притом реформацию, а к ней в стране было большое тяготение. Сам Ульрих, который раньше был готов соединиться даже с мятежными крестьянами, лишь бы только вернуться в свою родовую землю, тоже обнаруживал склонность к тому, чтобы допустить реформацию в Вюртемберге, если бы это помогло ему вернуться к власти. В шмалькальденском союзе явилась мысль реставрировать Ульриха в Вюртемберге и ввести там протестантизм. Хотя курфюрст саксонский (Иоанн Фридрих, сын Иоанна, умершего в 1532 г.), находившийся под влиянием Лютера, был против этого» Филипп Гессенский взял дело на свой страх, при денежной помощи со стороны Франции и протестантских князей и городов. Предприятие увенчалось полным успехом. Кроме того, реформация проникла в другие земли. Тогда главные католические князья с королем Фердинандом заключили свой союз в Нюрнберге (1538 г.). В 1539 реформация сделала новые важные приобретения. Когда умер саксонский герцог Георг, его преемник Генрих, поддерживаемый шмалькальденским союзом, ввел реформацию и в альбертинской Саксонии при содействии светских сословий ландтага. Точно так же и Иоахим II, курфюрст бранденбургский, уступая народному желанию, ввел у себя лютеранство, хотя и с некоторыми особенностями, отличавшими его здесь от общераспространенной формы. В 1542 г. шмалькальденский союз напал на брауншвейгского герцога, и последний был вынужден бежать из своих владений; и здесь курфюрст саксонский и Филипп Гессенский ввели после этого протестантизм. Лютеранская пропаганда действовала успешно и в католических землях, приобретая множество последователей. Все это должно было сильно тревожить Карла V, занятого тогда войною с Францией и турками. Особенно сильно на него подействовало то, что один из духовных курфюрстов, Герман фон Вид, архиепископ кёльнский, также надумал ввести в своих владениях реформацию. Опираясь на постановление 1526 г., он испросил на это согласие светских чинов местного сейма и поручил составление проекта реформации Механхтону и Буцеру (1543 г.). Примеры введения протестантизма Духовными владетелями были и раньше: самый видный пример был подан еще гроссмейстером тевтонского ордена Альбрехтом Бранденбургским, секуляризировавшим орденские владения и превратившимся в наследственного герцога прусского (І525 г.). В Германии было много духовных княжеств, и сохранение их за католицизмом было весьма важно для старой церкви. В это время три из семи курфюршеств (Саксония, Бранденбург и Пфальц) были уже протестантскими: присоединение к реформации четвертого курфюршества дало бы в курфюршеской коллегии большинство протестантам. Это грозило уже интересам габсбургской династии, за которою Карл V стремился утвердить Германию. Он поспешил тогда заключить мир с Франциском I (в Крепи в 1544 г.) на весьма умеренных условиях, несмотря на военные успехи, и оба государя решили общими силами противиться дальнейшему распространению ереси. В 1545 г. при посредстве Франции был заключен мир и с турками. Опять у Карла V руки были развязаны. Он мог теперь не опасаться, что шмалькальденцы откажутся помогать ему против турок или даже вступят в союз с Францией. Первым результатом нового мира было подавление кёльнской реформации.

В 1545 г., по настоянию Карла V, папа Павел III созвал собор в Триденте, но протестанты отказались на него ехать. В 1546 г., в год смерти Лютера, началась война между императором и шмалькальденским союзом[5]. Этот союз оказался недостаточно дружным и энергичным: особенно значительны были в нем ссоры князей с городами. Поэтому с его стороны ничего не было предпринято для того, чтобы помешать Карлу V стянуть в Германию иностранные войска, хотя на это он не имел права по избирательной капитуляции 1519 г. Кроме того, от шмалькальденского союза отделился герцог саксонский Мориц[6], преемник Генриха, введшего реформацию в альбертинской Саксонии, женатый на дочери Филиппа Гессенского. Он вступил даже в союз с Карлом V, рассчитывая при его помощи расширить свои владения путем присоединения к ним некоторых епископств: все равно, говорил он, они были бы захвачены курфюрстом Иоанном Фридрихом, а с ним вдобавок он и не ладил. У Морица не было религиозного убеждения, отличавшего его родственников, курфюрста и ландграфа. Он даже прямо указывал Карлу V на то, что реформация в его владениях введена была не по его вине. Это был типичный представитель нового поколения князей одной политической школы с Карлом V, – человек, у которого было очень мало общего со старыми князьями, лояльно относившимися к своим имперским обязанностям и искренне убежденными в истинности своих верований. За этот союз Карл V обещал Морицу сан курфюрста. Военные действия со стороны императора были весьма успешны. Одни за другими города и целые области «подчинялись приведенному им испанскому войску. В 1547 г. при Мюльберге был разбит и взят в плен Иоанн Фридрих Саксонский. Император отнял у него сан и «конфисковал» владения, передав курфюршеское достоинство и часть этих владений Морицу; другую часть получил Фердинанд. Филипп Гессенский был вызван к Карлу V и схвачен, чтобы разделить вместе с курфюрстом саксонским тюремное заключение.

Император Карл V в битве при Мюльберге. Картина Тициана, 1548

Шмалькальденская война кончилась полною победою императора, но это была победа иностранного государя, это было завоевание Германии иноземным войском. Теперь Карл V мог диктовать свою волю. На сейме 1547–1548 гг. он провел целый ряд постановлений в интересах своей власти и габсбургской династии. Обеспечивалось наследственное господство габсбургского дома над Нидерландами, как частию империи; причислялись к нарушениям земского мира покушения на церковную собственность; преобразовывался рейхскаммергерихт с переходом к императору права назначения его членов; учреждалась имперская военная казна, которая давала бы императору средства на содержание войска для подавления смут. Хотя в начале шмалькальденской войны Карл V и объявлял, что ведет ее только против политических мятежников, но теперь он задумал потребовать от Германии подчинения его воле и в религиозном вопросе. Таков был смысл «аугсбургского интерима» 1548 г. Это были временные правила для примирения лютеран с римскою церковью, выработанные, по поручению императора, богословами и заключавшие в себе смесь католических и протестантских воззрений. Хотя они не удовлетворяли ни той, ни другой стороны, но сейм был вынужден их принять. Карлу V пришлось, однако, только силою принуждать к принятию интерима. Наиболее удобным это оказалось только по отношению к южногерманским городам, где было много испанских отрядов, но на севере интерим встретил отпор (особенно в Магдебурге). От католиков еще не требовалось его признания, но из протестантских князей его обнародовали лишь очень немногие, да и те не встретили повиновения со стороны подданных. Сам Мориц Саксонский ограничился одним наружным подчинением. Германия теперь снова заволновалась, особенно негодуя на саксонского «Иуду‑предателя», и вот при таких обстоятельствах князьям выпало на долю выступить в роли защитников немецкой свободы от испанского деспота. У них нашлись и союзники. Папа боялся усиления императорской власти, утверждения Карла V в Италии и его планов насчет собора, особенно после аугсбургского интерима и после того, как император протестовал против перенесения собора из Тридента в Болонью. Для немцев это было весьма важно, Франция была тоже в числе врагов Карла V; новый французский король Генрих II продолжал политику своего отца. Прежний союзник императора Мориц был недоволен им за его поступок с Филиппом Гессенским и чувствовал себя крайне неловко, так как все его называли изменником. Самовольная расправа Карла V с двумя популярными князьями, лишенными сана и владений и содержавшимися в тюрьме, как самые последние воры, задевала всех князей, а Карл V не остановился даже и перед произнесением смертного приговора над Иоанном Фридрихом. В чувстве негодования на императора нация была солидарна с князьями. Императорские испанцы притом поговаривали, что для Германии лучше иметь одного господина, чем столько тиранов, и что принц Филипп (сын Карла) так и сделает, когда займет престол. Все это заставило Морица повернуть фронт. Ему поручена была осада непокорного Магдебурга, но он ее всячески затягивал, приберегая свои силы для другой борьбы. Сначала он вошел в соглашение с маркграфом бранденбургским, потом и с другими князьями для начала общих действий в интересах религии и свободы и для освобождения заключенных в тюрьму князей. К этому союзу примкнула Франция, давшая денежные субсидии за право занять, хоть и в ленной зависимости от империи, города, где говорили не по‑немецки, как‑то: Камбрэ, Мец, Туль и Верден (1551). Между тем Карл V отклонял все обращавшиеся к нему просьбы отпустить пленных князей и не верил слухам о замыслах «пьяных немцев». В 1552 г. князья обнародовали манифест, в котором говорилось, что они взялись за оружие для освобождения Германии от скотского рабства. Быстрое движение Морица на Тироль, где находился не ожидавший нападения император, заставило его искать спасения в бегстве. Ему оставалось, только поручить своему брату договориться с князьями. Тогда пассаусским соглашением между ними (1552) было постановлено, что имперские чины, держащиеся аугсбургского исповедания, будут пользоваться свободою до восстановления религиозного единства Германии вселенским или национальным собором, совещанием богословов или сеймом. Интерим отменялся, и восстановлялись права всех, на кого Карлом V была наложена опала во время шмалькальденской войны. Заставить императора сразу принять это решение католических и протестантских князей оказалось, однако, трудным. Только в 1555. г. решился великий вопрос аугсбургским религиозным миром. В том же году Карл передал своему сыну Филиппу управление Нидерландами, а затем и испанские, и итальянские области, а в 1556 г. оставил и имперские дела, отрекшись от власти для жизни в монастырском уединении[7]. Это было естественным результатом крушения всех его планов.

Мориц Саксонский. Портрет работы Луки Кранаха Младшего

Аугсбургский сейм 1555 г. прекратил религиозную борьбу в Германии и санкционировал все главные приобретения князей за реформационный период. Наиболее существенные постановления этого мира были следующие. Князья и вольные города, державшиеся аугсбургского исповедания, ограждались от какого бы то ни было притеснения за свою веру, но цвинглианцы и кальвинисты (сильно уже заставлявшие говорить о себе в то время) исключались из этого правила. Далее утверждался принцип: «cujus regio, ejus religio», в силу которого подданные должны были следовать вере своего правительства, хотя в пользу протестантских подданных в духовных княжествах сделана была оговорка. Другой оговоркой (reservatum ecclesiasticum) постановлялось, что если бы епископ задумал перейти в протестантизм, то ему уже нельзя было бы секуляризировать свой лен. Обе эти оговорки не были, однако, утверждены формальным образом.

Политические итоги немецкой реформации можно формулировать в нескольких словах. Реформация содействовала дальнейшему раздроблению Германии, начавшемуся гораздо ранее, разделив страну на два враждебные вероисповедания, лишь одну часть нации освободив от Рима, ослабив власть императора и усилив, наоборот, власть князей. Сокрушив рыцарей и крестьян и победив императора, князья стали в более или вполне независимое положение по отношению к папе, подчинили себе местное духовенство, секуляризировали церковную собственность и сделались господами в религиозных делах своих княжеств. Дальнейшая внутренняя история Германии заключалась в освобождении княжеской власти от тех ограничений, какие на нее налагались сверху – имперскими учреждениями, а снизу – собраниями земских чинов. В обоих этих отношениях они достигают многого во время тридцатилетней войны, особенно в силу постановлений вестфальского мира[8].