XVII век

ТРИДЦАТИЛЕТНЯЯ ВОЙНА

XXVII. Реакция в Германии и происхождение Тридцатилетней войны

(начало)

Борьба католицизма с протестантизмом в первой половине XVII в. – Общий взгляд на историю Германии с 1555 по 1648 г. – Протестантская Германия во второй половине XVI века. – Раздоры католиков и протестантов из-за духовных владений. – Габсбурги и протестантизм в их владениях. – Иезуиты в Германии и начало реакции. – Фердинанд Штирийский и Максимилиан Баварский. – События в габсбургской монархии при Рудольфе II и Матвее и сравнение их с событиями в других странах. – Начало чешского восстания

Эпохой издания Нантского эдикта в один год со смертью главного вождя католической политики в почти полувековое его царствование, за которою скоро последовали: кончина главной его соперницы, освободившая английский престол для шотландской династии Стюартов, признание преемником Филиппа II самостоятельности части восставших против него Нидерландов и убиение французского короля, который начал свою политическую карьеру в качестве главы протестантской партии, – этой эпохой можно окончить второй отдел реформационного периода, начавшегося с аугсбургского религиозного мира, вообще с той поры, когда произошло быстрое распространение кальвинизма и параллельно с этим возникла и организовалась католическая реакция. Папство, Филипп II, Гизы потерпели неудачу в своих стремлениях, направленных против протестантизма в Шотландии, Франции, Нидерландах и Англии, несмотря на иезуитские интриги, на террор Альбы, на Варфоломеевскую ночь, на непобедимую армаду. В первой половине XVII в. реакция делает новую попытку подавить протестантов, но на этот раз главною сценою борьбы делается Германия, главными представителями католицизма – австрийские Габсбурги, а на защиту протестантизма выступает Швеция, т. е. в первой половине XVII в. на новой сцене и с новыми действующими силами повторяется все та же борьба католицизма и протестантизма, которая во второй половине XVI в. происходила в странах более отдаленного Запада, конечно, с отличиями, вытекавшими из местных причин и особых обстоятельств исторического момента. О связи между обеими эпохами религиозных войн сказано было выше, и мы не будем возвращаться к этому предмету.

История Тридцатилетней войны, как международной борьбы, в которой участвовала почти вся Западная Европа и выступали не только религиозные противоположности, но и политические интересы разных стран, и вместе с тем как история происходившего в Германии междоусобия, в котором играли роль не одна распря между католиками и протестантами, а и столкновение князей с императором, и своекорыстные стремления отдельных княжеств, отличается крайнею сложностью, тем большею еще, что эта последняя борьба двух враждебных вероисповеданий, втянувшая в войну многие страны с их особыми интересами и сделавшая её театром Германию, подготовлялась издавна и притом не только в связи со сложными и без того отношениями между разными европейскими государствами, но и в связи с довольно запутанными отношениями, существовавшими в самой Германии. Одно это должно было бы заставить нас ограничиться лишь общим очерком этой войны, так как малейшая попытка войти в большие подробности неминуемо повлекла бы за собою необходимость слишком расширить рамки нашего изложения. Но есть и другие причины, которые позволяют нам предпочесть общий обзор более подробному рассказу. Судьба религиозной реформации и вместе с этим политического устройства Германии была решена уже в первой половине XVI века, так что вся дальнейшая история Германии заключалась уже в постановлениях аугсбургского мира 1555 г., узаконившего разделение и Германии на католическую и протестантскую, и преобладание в ней княжеской власти; в сущности, ни события второй половины XVI в., ни Тридцатилетняя война не изменили этого положения, хотя католической реакции и тут удалось одержать не мало побед над протестантизмом. К середине XV в. выяснился и характер немецкой реформации, когда в других странах только что начиналось кальвинистическое движение, благодаря чему в истории реформационного движения до пятидесятых годов XVI в. главный интерес сосредоточивается на Германии, после этого времени – на государствах более отдаленного Запада. Политические и социальные движения под знаменем религиозных идей равным образом распределяются так, что в Германии они относятся преимущественно к двадцатым годам XVI в., в других государствах – лишь ко второй половине этого столетия. В Германии оставался не решенным только один вопрос – об отношении между императором и князьями, но ему суждено было – по условиям немецкой политической жизни – решаться не общественными силами, а самими правительствами, а это‑то именно и произошло во времена Тридцатилетней войны, почему в немецкой усобице первой половины XVII в. почти не было того политического элемента, который отразился на кальвинистической политической литературе в Шотландии, Франции и Нидерландах, так как политическая оппозиция возникла, главным образом, только в Австрии, да в ненемецких Венгрии и Чехии. Если уже указывать на страну, представляющую наибольший интерес в этом последнем отделе реформационного периода, то такою страною будет Англия, где только в первой половине XVII в. происходит религиозно‑политическое движение, аналогичное тем, какие были в Германии в первой половине XVI в., в Шотландии, Франции и Нидерландах – во второй половине того же столетия; здесь именно получает развитие новая форма протестантизма (индепендентство) и совершается борьба в его собственных недрах (англиканская церковь, пресвитерианство и индепендентство), перед которою бледнеют богословские споры в Германии и Нидерландах и раздоры лютеран с кальвинистами в первой стране или двух фракций кальвинизма в другой[2], а одновременно с этим происходит и такое столкновение нации с королевскою властью, в сравнении с которым не могут идти ни события немецкой политической истории в первой половине XVI в., ни политическая борьба в Шотландии и Франции и даже в Нидерландах. Вот почему главный интерес реформационного движения, сосредоточивавшийся в первой половине XVI столетия на истории Германии, во второй – на истории Шотландии, Франции и Нидерландов, в XVII веке сосредоточивается на истории Англии. Затем у Тридцатилетней войны остается её значение в общеевропейской международной политике, но решительное преобладание, даваемое нами внутренней истории перед внешнею, заставляет нас останавливаться на последней, главным образом, лишь по её отношению к внутреннему культурно‑социальному развитию, бывшему в занимающую нас эпоху преимущественно развитием религиозно‑политическим, Наконец, самый план, положенный в основу нашего изложения, не позволяет останавливаться особенно подробно на том, что в целом исторической эволюции не имеет первостепенного значения. Важно в немецкой истории особенно только то, что имеет отношение к истории веротерпимости, и лишь это заставляет нас предпослать истории Тридцатилетней войны очерк событий в Германии от аугсбургского мира до её начала.

Протестантизм продолжал усиливаться и распространяться в Германии после названного религиозного мира, но вместе с этим стала, между прочим, усиливаться и католическая реакция, преимущественно благодаря иезуитам, о которых император Фердинанд I (1556–1564) говорил, что лишь они одни были бы в состоянии спасти «жалкие остатки» (reliquia miserabilia) католицизма. Успеху этой реакции, доведшей и Германию до страшной религиозной войны, весьма много содействовало то, что происходило в самом немецком протестантском мире. Главные явления в истории немецкого протестантизма во второй половине XVI в. сводятся к деспотическому вмешательству князей в церковные дела, к утверждению в лютеранизме сухого формализма и нетерпимости и к мелочным богословским спорам и религиозным раздорам. «Cujus regio, ejus religio» открывало широко дверь княжескому произволу: пфальцские курфюрсты не один раз меняли религию, переходя из лютеранства в кальвинизм и обратно, и заставляли своих подданных следовать за ними; князья вводили у себя несколько отличные одна от другой формулы веры, переходя от одной к другой, принуждая население принимать эти формулы и запрещая у себя полемику против установленного церковного порядка, который, однако, ничем не гарантировался от новых изменений; если князья входили в соглашения между собою, то на подданных это отражалось новыми религиозными притеснениями. Рядом с княжеским произволом действовала теологическая нетерпимость. Гуманистическое направление, какое принимала духовная культура немецкой нации, еще ранее начинало уже уступать место направлению схоластическому, которое проникло в лютеранскую теологию, но теперь мертвый формализм все более и более начинал господствовать над умами, направлявшими свою деятельность на разрешение религиозных вопросов, суживая последние, внося в их разработку схоластицизм, выдвигая на первый план мелочи; помимо же теологических вопросов, мало чем интересовались в это время, так что уже тогда и в самом протестантском мире начиналось то понижение культуры, которое окончательно было произведено католической реакцией и тридцатилетним междоусобием.

Портрет Мартина Лютера. Художник Лука Кранах Старший, 1543

При таком направлении церковная кафедра служила не столько делу религиозно‑нравственного просвещения народа, сколько теологической полемике с противомыслящими, да и вообще споры между теологами разных оттенков овладевали общественным вниманием, благодаря развитию богословско‑полемической литературы, приучая, конечно, и светское общество к формализму, мелочности и нетерпимости. Последняя была особенно велика в лютеранском лагере. Вражда, какою еще Лютер встретил цвинглианство, была теперь перенесена на кальвинизм, который стал распространяться также и в Германии, несмотря на то, что аугсбургский мир давал равноправность с католиками лишь одним лютеранам, прямо исключив из неё реформатов. По смерти Лютера Меланхтон сделался главным представителем лютеранизма, но его уступчивость кальвинистам не только в безразличных формальностях, но и в толковании евхаристии вызвала против него и «филиппистов» (т.е. его последователей, так как его имя было Филипп) оппозицию правоверных лютеран. Центром последней сделался Иенский университет, во главе фанатиков которого стал некий Флаций: эта полемика иенских и виттенбергских богословов, вполне соответствовавшая вражде эрнестинской и альбертинской саксонских княжеских линий, подданными которых были противники, еще более усилилась, когда Меланхтон отступил от учения Лютера о благодати, допустив, что собственное влечение человеческой воли содействует её получению (синергизм). В этой и других подобных распрях принимали участие и князья, и имперские города, – напр., с Бременом за склонность его к кальвинизму, который и был там введен, некоторые города разорвали свои торговые договоры. Когда курфюрст пфальцский Фридрих III принял кальвинизм («Гейдельбергский катехизис», 1563), лютеране на имперском сейме потребовали исключения его из числа государей, которым мир 1555 года гарантировал защиту от религиозных врагов, а ортодоксальные богословы стали особенно неистовствовать против «филиппизма», или «скрытого кальвинизма» (криптокальвинизма), продолжавшего существовать и по смерти Меланхтона (1560) и даже утвердившегося в курфюршестве саксонском (Corpus doctrinae Philippicum sive Misnicum, т.е. Мейсенский). Эти богословы разъяснили ничего не понимавшему в теологии курфюрсту Августу, что он губит душу свою ересью, и вот началась в Саксонии страшная лютеранская реакция против яда кальвинизма с изгнаниями, тюремными заключениями, пытками и т. п., ибо курфюрст «хотел, как сам он объявил, держать лишь таких слуг, которые исповедуют ту же веру, что и он». Лютеранским раздорам соответствовали кальвинистические в Пфальце, где суровый женевский режим вызвал против себя оппозицию, встретившую сочувствие в Англии и Шотландии[3], и где фанатики обвиняли своих противников в социнианизме. После того как умер курфюрст пфальцский Фридрих III, введший у себя кальвинизм, а его преемник, Людвиг, возвратил свое княжество лютеранизму, главные богословские представители последнего составили «формулу согласия» (Concordienformel) в духе строгой ортодоксальности и предложили ее принять князьям и городам, но на нее не соглашались отдельные священники и богословы в княжествах и городах, ее подписавших, как и некоторые князья и города. Это не помешало обнародовать формулу в Дрездене (1580) с подписями 86 государей и городских правительств, а введению её сопровождаться новыми преследованиями несогласномыслящих. Вскоре Людвиг пфальцский умер, и опекун малолетнего его преемника снова перевел его княжество из лютеранства в кальвинизм; затем и саксонский курфюрст, женившись на дочери князя ангальтского, который отверг формулу, стал менее ревностно ее поддерживать, за что лютеранские фанатики стали осыпать его бранью. Таковы были отношения в протестантском мире в первые же десятилетия после религиозного мира. Для католической реакции было как нельзя более на руку такое состояние протестантизма, и если тем не менее последний продолжал распространяться, то, с одной стороны, это указывало на еще большее разложение, господствовавшее в католицизме, а с другой – объяснялось существованием некоторых выгод, сопряженных с переходом в протестантизм. Кроме того, раздоры в протестантском лагере объясняют нам недружное его действие в начале Тридцатилетней войны, новые же переходы в протестантизм были одною из причин особого ожесточения католиков. С самого религиозного мира между католическими и протестантскими чинами империи происходили именно пререкания из-за секуляризации. Дело в том, что аугсбургский мир утвердил лишь те её случаи, которые были совершены до пассауского договора (1552 г.), но относительно других определенного постановления не было, и только император личным своим распоряжением объявил, что духовный князь, переходящий в протестантизм, утрачивает вместе с саном и соединенные с ним владения: вот католики и настаивали на этом правиле, утверждая, что протестант не может быть епископом или аббатом, а протестанты говорили, что епископы и аббаты владеют землями не как духовные сановники, а как имперские князья, которым никто не может помешать переходить в протестантизм. Отсюда возникла масса споров, так как церковные земли то и дело переходили в руки протестантов. Но распри до войны еще не доходили; только неудовольствие накоплялось среди одних на существование статьи, мешавшей, хотя чисто теоретически, распространению протестантизма, среди других – на частые нарушения этой статьи.

Брат Карла V, выбранный после него в императоры[4], и сын последнего Максимилиан II (1564–1576) были миролюбивы и веротерпимы, – первый, наученный опытом старшего брата, второй, возбудив даже предложение о возможности своего перехода в аугсбургское исповедание. По всей вероятности от этого шага Максимилиана II воздерживали не религиозные причины: священная Римская империя немецкой нации была связана с католическою церковью; сам Максимилиан, как Габсбург, как двоюродный брат Филиппа II, женатый на дочери Карла V и выдавший свою дочь Анну за испанского короля, подчинялся шедшему из Мадрида политическому влиянию; далее, католики указывали ему на то, что отступление от святой церкви ведет за собою раздоры, ссылаясь на религиозные войны, на распри лютеран с кальвинистами; наконец, и та политическая борьба, какую в его время вели протестанты вне Германии против своих государей, не могла, конечно, располагать императора в пользу разрыва с церковью. Тем не менее он отличался веротерпимостью и даже ходатайствовал перед Филиппом II за более мягкую политику в Нидерландах, а курфюрсту саксонскому советовал быть снисходительнее по отношению к криптокальвинистам. Благодаря такому отношению габсбургских государей к религиозному вопросу, протестантизм распространялся в собственных их владениях, и продолжай преемники Фердинанда I и Максимилиана II действовать в их духе, габсбургская политика раздвоилась бы: одним из следствий католической реакции было то, что она перетянула австрийских Габсбургов на сторону испанских. Но и другие германские государи этого времени отличались веротерпимостью, и даже в Баварии герцог Альбрехт, зять Фердинанда, дозволял протестантское богослужение и сам слушал проповеди одного лютеранского пастора, долго жившего при дворе Максимилиана II, – в той самой Баварии, которая раньше была против реформации, а позднее сделалась главою католической лиги. Вообще католики до усиления иезуитской реакции отличались в Германии меньшею нетерпимостью, чем сами протестанты: и на первых Габсбургах младшей линии это положительно сказывалось, и везде строгий католицизм держался так плохо, что всей Германии пророчили со временем переход в протестантизм, отвращавший теперь многих своею нетерпимостью и своими раздорами.

Распространение нововерия в габсбургских владениях – факт вдвойне интересный: он свидетельствует о терпимости государей, а с другой стороны, имеет близкое отношение к возникновению Тридцатилетней войны. В Чехии, выбравшей в свои короли (1526) Фердинанда, уже раньше существовало близкое к протестантизму иноверие (гуситство), даже сильно поднявшее голову во время шмалькальденской войны, а при Максимилиане II большинство дворян и горожан уже не были католиками. И в Венгрии, тоже принявшей габсбургского короля в лице Фердинанда, при нем и при его сыне большие успехи сделали лютеранство среди немецких колонистов и кальвинизм – среди самих мадьяр, среди магнатов, мелкого дворянства и городов. Ко времени вступления на престол Рудольфа II (1576) почти все дворянство и почти все города Нижней и Верхней Австрии также исповедовали протестантскую веру. В Штирии, Каринтии, Крайне равным образом было много протестантов. Максимилиан II положительно удостоверял ненарушимость свободы аугсбургского богослужения в эрцгерцогстве Австрии и утраквистского в землях чешской короны, а в Штирии, Каринтии и Крайне сделал то же самое его брат Карл, которому достались эти земли[5], отец Фердинанда Штирийского, одного из героев Тридцатилетней войны.

Император Рудольф II. Портрет работы М. Роты, конец 1570-х

Со вступлением на престол Рудольфа II (1576) отношение императорской власти к иноверию изменилось. При этом вялом и апатичном государе, занимавшемся только астрологией и алхимией, католическая реакция была уже в полном ходу, подготовленная предшествовавшей деятельностью иезуитов, которые перед этим имели в своем распоряжении целую четверть века, пользуясь всеми средствами для борьбы с протестантами и для воспитания будущих борцов за интересы католицизма. Сначала Бавария, где они овладели Ингольштадтским университетом, потом Австрия, в которой они захватили столичный университет, под их влиянием пошли по дороге крайней реакции. В Баварии началось гонение на все протестантское, и дозволенная для мирян чаша была опять отнята у народа, а протестантские депутаты не были более допускаемы в заседания ландтага (1563). В Ингольштадтском университете воспитались и два главные деятеля Тридцатилетней войны, двоюродный брат Рудольфа II Фердинанд Штирийский (впоследствии император) и Максимилиан Баварский (впоследствии глава католической лиги), еще в молодых годах поклявшиеся истреблять протестантизм. В 1596 г. 18‑летний Фердинанд сделался штирийским князем, съездил в скором времени после этого в Италию, посетил Лоретто, где перед знаменитой иконой Богоматери дал клятву в вечной ненависти к еретикам и, приехав в Грац, запретил протестантское богослужение, прогнал проповедников, отнял должности у лютеран, заставил своих подданных или переходить в католицизм, или выселяться, говоря, что свобода вероисповедания, данная его отцом местному дворянству, была личной уступкой покойного, отнюдь для него самого необязательною. Так смотрел на дело и Рудольф II, еще ранее начавший искоренение протестантизма в Австрии, Чехии и Венгрии. В Австрии протестантские члены ландтагов (верхнеавстрийского и нижнеавстрийскаго) даже заключили между собою союз (1603) для защиты своей свободы, на что католики ответили своим союзом (1605). В Чехии, кроме католицизма, допускался только утраквизм, согласный с базельскими компактатами. В Венгрии произошло даже национальное восстание, и мадьяры обратились с просьбою о защите к туркам. Сами габсбургские принцы нашли нужным отнять у Рудольфа правление в пользу его брата Матвея, и так как сословные чины отдельных частей монархии становились также на сторону последнего, то, чтобы удержать за собою хоть Чехию, Матвей дал ей знаменитую грамоту величества.

Император Матвей

Таким образом в самом габсбургском доме в Австрии произошел разлад, и католическая реакция от этого проигрывала. Рудольф II вынужден был (1608) формально уступить Матвею все свои владения, кроме Чехии, и объявить его своим наследником в последней, а Матвей, с своей стороны, должен был подтвердить религиозные и политические права венгерского дворянства и дать (1609) австрийским протестантам грамоту («резолюцию»), по которой все жители эрцгерцогства Австрии получали свободу вероисповедания, а дворяне сверх того и свободу богослужения в своих имениях. Чехов Рудольф II удержал за собою только обещанием отдать на рассмотрение их сейма религиозный вопрос; сначала он не соглашался было на сделанные ими предложения, но чехи приготовились к восстанию, и Рудольф II уступил, подписав составленный сеймом акт, получивший название «грамоты величества» (1609). Этим законом католики, утраквисты (под которыми разумелись в Чехии и протестанты других исповеданий) и чешские братья сравнивались в правах с католиками без различия сословий, в обеспечение же этого акта чехи‑протестанты получили право выбрать комитет из 24 дефенсоров (по 8 от трех сословий), которые не только управляли бы их религиозными делами (и Пражским университетом), но и могли бы созывать представительное собрание своих единоверцев, собирать войско и взимать налоги для его содержания. В этих событиях, происходивших в габсбургских владениях в самом начале XVII в., нельзя не видеть аналогии с тем, что совершалось в других государствах во второй половине XVI в., где католические правительства толкали протестантских подданных на путь политической оппозиции, и где реформационное движение сопровождалось сопротивлением сословно‑представительных учреждений королевскому абсолютизму. В частности, религиозная свобода и тут, как и во Франции, получала сословный характер; для обеспечения же прав, данных чешским протестантам грамотою величества, Рудольф II вынужден был им дать особую гарантию,признав целую политическую их организацию, согласившись на учреждение сословного комитета дефенсоров. Чешское движение приняло особенно оппозиционный характер. В конце концов чехи отложились от Рудольфа II, сделав королем своим Матвея (1611), хотя и ошиблись в расчете, думая, что он передаст правление протестантам. Рудольф II, всеми покинутый, умер в 1612 г. Курфюрсты избрали в императоры Матвея, царствование которого собственно в габсбургских землях прошло в пререканиях с областными чинами, стремившимися отстоять свободу от абсолютизма, так как Матвей думал утвердить его в своей монархии, предпринимая и меры, направленные к стеснению религиозной свободы. Для спасения владений габсбургского дома от грозившего монархии распадения австрийские эрцгерцоги назначили Матвею опекуна в лице Фердинанда Штирийского, как наиболее способного из всех габсбургских принцев, но он начал применять и в Чехии те меры, которые уже с успехом проводились им в Штирии. Известно, что в 1618 г. он приказал в Чехии разрушить одну протестантскую церковь, а другую закрыть после ряда других мер, указывавших на крайне реакционные намерения правительства. Это заставило дефенсоров созвать представителей чешских протестантов на совещание о средствах, к каким нужно было бы прибегнуть для защиты религии. Решили сначала жаловаться правительственному совету, оставленному Матвеем в Праге; после отказа с его стороны послали жалобу самому королю, но ответ его заключал в себе порицание протестантскому съезду за его поведение и запрещение его повторять с угрозою принять строгие меры против повторения незаконных поступков. Дефенсоры тем не менее созвали второй съезд, и тогда произошла знаменитая «дефенестрация» двух членов совета, Мартиница и Славаты, которых подозревали в том, что ими были внушены королевские распоряжения и ответ на жалобу съезда. После этого протестантский съезд принял на себя права чешского сейма и, уверяя Матвея в своих верноподданнических чувствах, стал оправдывать перед ним свои поступки тем, что действовал‑де он таким образом не против него, а против нарушителей их религиозных прав. Во главе этой оппозиции стояли магнаты и дворяне, – при чем от протестантов не отставали и католики, – а затем к восстанию, начатому аристократией, примкнули и горожане. В самом начале чешской революции, сделавшейся, как известно, началом Тридцатилетней войны, умер (1619) Матвей, и почти одновременно курфюрсты выбрали в императоры Фердинанда Штирийского (28 августа 1619), а чешский сейм низложил его с престола Чехии и передал королевскую власть (сильно ограниченную в пользу сейма) курфюрсту пфальцскому Фридриху V. Таким образом в начале XVII в. и австрийские Габсбурги своим католическим фанатизмом и стремлением к абсолютизму довели часть своих подданных до открытого восстания и даже до отложения от их власти, и если чешские события, приведшие при Рудольфе II к грамоте величества, были как бы повторением того, что происходило во Франции в эпоху религиозных войн, то в восстании 1618 г. Чехия шла уже по стопам Нидерландов, низложив австрийского Габсбурга и выбрав на его место другого государя совершенно так же, как четырьмя десятилетиями раньше поступили нидерландские генеральные штаты, когда объявили испанского Габсбурга лишенным власти и призвали для своей защиты Вильгельма Оранского, сильно ограничив власть нового правителя. Но чехи, боровшиеся за религиозную и политическую свободу, не были так счастливы, как голландцы: союзников и помощников у них не было, тогда как Фердинанд II мог рассчитывать на помощь Испании[6]и Польши, на нейтралитет Франции, правительство которой (Людовик XIII) не хотело воспользоваться затруднительным положением Габсбургов, ибо видело в чехах мятежных подданных и врагов католической церкви; сверх того Фердинанд был выбран в императоры, что заинтересовало в чешском деле Германию, а здесь тогда уже существовала грозная католическая сила в виде лиги князей под главенством Максимилиана Баварского. Начавшаяся война не могла быть локализирована в одной Чехии: она должна была сделаться сначала общегерманской, потом общеевропейской.