XXXIII. Созыв генеральных штатов и наказы 1789 года

(окончание)

Наказы 1789 года и их значение. – Общий взгляд на задачу генеральных штатов. – Вопрос о конституции. – Сословные привилегии в наказах. – Крестьянский вопрос. – Заявления об индивидуальной и общественной свободе. – Требование разных реформ. – Гуманные пожелания наказов. – Церковные вопросы.

Литература: О выборах в генеральные штаты и о наказах 1789 г. существует масса сочинений (и документальных изданий, из которых главные – Laurent et Mavidal. Archives parlementaires. – Armand Brette. Сборник документов относительно созыва генеральных штатов 1789). См. А. Richard. Библиография наказов 1789, а также мою книгу о французских крестьянах в XVIII в., стр. 375 и след. и статью о новейших трудах по истории французской революции (Историческое Обозрение, т. I, стр. 54 – 55) и примеч. проф. В. И. Бузескула на стр. 188–189 четвертого тома «Лекций по всемирной истории» Петрова. Особенно много издано работ по наказам отдельных провинций. Общие сочинения (кроме трудов Токвиля, Шереста; Тэн не пользовался этим материалом): Chassin. Гений революции и наказы кюре. – Poncin. Наказы 1789. – B. H. Герье. Понятие о власти и народе в наказах 1789 г. (и сокращенное изложение этой работы в статье «Исторического Вестника» за 1884 г.; в настоящее время вошли в состав книги «Идея народовластия и французская революция 1789 г.» (глава; VІ). – Edme Champion. Франция по наказам 1789. – А. Onou. La comparution des paroisses en 1789. – Его же. Наказы третьего сословия во Франции в 1789 году (печатается с 1898 г. в Журн. Мин. Нар. Просвещения и должно выйти отдельной книгой). – В. Хорошун. Дворянские наказы во Франции в 1789 г., том I (второго тома не будет за смертью автора). В историческом памфлете Любимова «Крушение монархии во Франции» есть несколько страниц об отношении наказов к народному образованию. – О крестьянских наказах см. в указанной моей книге; о дворянских – реферат Б. В. Каттерфельда в IV т. «Истор. Обозрения» (отд. II, стр. 14 – 22). Об аббате Сийесе соч. Mignet, Beauverger, Bigeon и др.

От выборов переходим к наказам.

«Cahiers de doléances», как назывались наказы депутатов или выборщиков в депутаты, представляют из себя в высшей степени важный и интересный исторический материал. Наказов первичных, составлявшихся даже в самых захолустных и маленьких деревушках, и наказов сводных от целых бальяжей существует такая масса, что до сих пор еще не приведены в известность все cahiers, которые сохранились в архивах. В этих документах, из которых одни состоят едва из нескольких параграфов, а другие достигают размеров чуть не целых книг, французская нация изобразила старые порядки накануне их исчезновения, высказала свои желания, изложила свои воззрения по разным вопросам общественной жизни и вообще, так сказать, дала волю своему настроению. Уже в 1789 г. эти наказы обратили на себя внимание: некоторые из них тогда же были напечатаны, но кроме того, тогда же составлялись печатные своды требований, заключавшихся в наказах, причем, конечно, издатели таких сводов находили в бывших под их руками наказах лишь то, чего искали сами. Долгое время историки революции, говоря о желаниях нации в 1789 г., пользовались преимущественно именно такими résumés, пока не обратились к подлинным cahiers[1], которые стали также издаваться. С сожалению, однако, некоторые историки, специально занимавшиеся этим материалом, стремясь определить желания Франции в 1789 г., не производили настоящего анализа бывших в их руках документов, выдвигая на первый план лишь известные мысли – каждый историк сообразно с тем, что лично ему хотелось доказать относительно желаний нации перед революцией, да еще с такой точки зрения, будто наказы являются выражением мыслей всего населения, а не того более образованного или более энергичного меньшинства, которое стало во главе движения. Поэтому настоящая разработка этого материала еще впереди, тем более, что некоторые историки до сих пор игнорируют этот важный материал[2]. Например, если взять первичные, большею частью крестьянские cahiers, то в них мы почти не встречаем требований политического характера, играющих уже очень большую роль в сводных наказах третьего сословия, и, наоборот, в последние иногда совсем не попадают крестьянские жалобы и просьбы, или же эти жалобы и просьбы играют в них далеко не первостепенную роль рядом с требованиями горожан и вообще видоизменяются согласно с видами составителей сводных наказов. Бывало и так, что крестьянские наказы являются выражением главным образом мыслей тех лиц, которые писали эти наказы, а не самих крестьян; впоследствии же некоторые историки весьма наивно из таких cahiers делали вывод о высоком уровне образования в деревнях до революции или о том, что сельские жители сознательно желали, например, конституции с разделением властей. Не нужно забывать и того, что земледельческая масса в это время распадалась во Франции на самостоятельных хозяев (laboureurs) и батраков (manoeuvres): иногда крестьянские наказы выражают желания всей этой массы, иногда – лишь одних хозяев без батраков. Выборными из деревень в избирательные собрания были большею частью не сами крестьяне, а священники, адвокаты, писаря, мелкие чиновники и т. п., а если и попадались лица крестьянского сословия, они должны были делаться иногда простыми зрителями того, что совершали более их образованные люди, составляя сводные cahiers от целого бальяжа. Бывали случаи, что наказы писались по одному шаблону, иногда по печатным образцам. Наконец, следует помнить и то, что во Франции в это время происходила страшная сословная и классовая борьба, вследствие чего единодушных желаний и не могло высказаться, не говоря уже о том, что редакторы, заносившие эти желания в наказы, проводили в них собственные политические воззрения, складывавшиеся под влиянием весьма различных теорий, какие и раньше существовали в литературе и развивались в тогдашней брошюрной прессе. Все это необходимо иметь в виду, так как нередко популярные историки слишком обобщают требования наказов, придавая им характер единодушных желаний всей нации и представляя эти желания под известным углом зрения. Эти оговорки не изменяют, однако, существа дела: в наказах 1789 г. целые миллионы французов начертали программу будущей революции, тогда как у правительства не было своего плана. Генеральные штаты, превратившиеся в «национальное учредительное собрание», поэтому до известной степени лишь выполняли требования наказов 1789 г. Таким образом в cahiers de doléances заключалось уже в зародыше все почти законодательство революции.

Мы видели, что, созывая генеральные штаты, правительство не отдавало себе ясного отчета о том, что же будет оно с ними делать. Оно хотело только выпутаться из затруднительного положения главным образом относительно финансов, но далее этого не шло и потому не имело общей программы реформ. Конечно, и крестьянской массе был чужд политический вопрос, который вытекал из созыва генеральных штатов: чем будет это собрание в политическом отношении? Наоборот, духовенство, дворянство и буржуазии понимали, что, вопрос этот имеет важное значение, и везде подчинялись мнению тех лиц, которые казались им наиболее компетентными в его решении. Самый влиятельный в то время класс французского общества весьма резко высказался всюду в смысле полного осуждения абсолютизма, который притом подвергся этому осуждению с обеих сторон – и со стороны привилегированных, и со стороны буржуазии, одинаково выражавших желание, чтобы королевская власть была ограничена. Цель созвания генеральных штатов в cahiers определялась словами: возродить нацию, восстановить Францию, обрести снова полноту естественных прав, утвердить «священный и национальный договор короля и нации» (le pacte français), но чаще всего указывалось на то, что Франция должна была «восстановить», «упрочить», «получить» свою конституцию, последнее же слово употреблялось или в старом смысле вообще определенного государственного устройства, или в новом, какое оно утвердило за собою главным образом в XIX веке. У привилегированных и особенно у дворян часто заходит речь о «восстановлении конституции», т. е. они думали, что целью генеральных штатов должно быть возвращение старым сословиям их прежних политических прав, возвращение к старой сословной монархии, нашедшей свое место и в политической теории Монтескье, но у третьего сословия преобладало стремление к созданию новых отношений, дабы «уравновесить власть государя и права нации», чего можно было бы достигнуть путем разделения властей, которое тот же Монтескье усматривал в английской конституции.

Cahiers высших сословий и сводные наказы третьего сословия большею частью совсем не возбуждали вопроса, кому будет принадлежать учредительная власть и в каком отношении будут находиться штаты к королю. Одни cahiers представляли из себя просьбы к королю и генеральным штатам, другие – к королю, «заседающему» в генеральных штатах, а относительно реформ в наказах говорилось, что их «испросят», «вотируют» или что «будет постановлено», или же говорилось о «содействии» штатов в деле реформы, о «согласии» короля на то-то и то-то, и т. д. в подобном, не вполне определенном роде. Весьма немногие из тех наказов, которые высказывались точно и ясно, предоставляли учредительную власть, т. е. право дать Франции конституцию – одному королю, большинство же рассматривало это право, как право, принадлежащее самой нации, хотя и тут последнюю одни наказы понимали так, другие – иначе: или это была совокупность всех избирателей, или это были одни депутаты, или же те и другие вместе, причем, однако, и одни депутаты должны были действовать не иначе, как по указанию избирателей, дающих им безусловные инструкции (mandats impératifs) и лишающих их власти, раз эти инструкции не исполняются, – требование, особенно часто встречающееся в дворянских наказах. Наконец, третья категория наказов признает учредительное право за самими генеральными штатами, которые рассматриваются в них, как олицетворение всей нации, как целая нация, собранная в одном месте (la nation assemblée), как, наконец, «национальное собрание», – название, довольно часто заменяющее старое имя генеральных штатов. В данном случае пример был еще прежде подан брошюрной прессой, которая к старому сословному строю Франции применила понятие нации в новом смысле, какой оно получило в политической литературе XVIII в. Насколько, однако, решения нации будут обязательны для короля, вопрос этот не ставился и не решался с достаточною ясностью и определенностью, потому что, например, говорилось, что «будет санкционировано» или «утверждено» то-то и то-то, возможность же отказа санкционировать или утвердить при этом не предусматривалась. Зато, с другой стороны, во многих cahiers высказывается мысль, что нет ничего выше генеральных штатов, ибо они – вся нация в сборе, а нации принадлежит верховная власть, т. е. идея народовластия уже играет видную роль в политических соображениях cahiers. Мало того: даже те наказы, которые были составлены в самых смиренных и почтительных выражениях, рекомендуют депутатам производить на правительство давление, не соглашаться на налоги, пока не будет решен политический вопрос; генеральные штаты созывались для вывода правительства из затруднительного финансового положения, а штаты-то и не должны были помогать, пока не будут исполнены их требования. При этом генеральные штаты и впредь должны были собираться периодически (le retour périodique), по некоторым cahiers – в определенные сроки без участия правительства, иные же наказы требовали непрерывных (permanents) штатов, иногда еще так, чтобы они не могли быть вообще распускаемы (indissolubles) королем (в случае, например, конфликта) или могли быть распускаемы лишь не иначе, как по собственному на то изволению. Сами штаты, предполагалось, определят свою организацию, и по вопросу о последней cahiers расходились; все зависело от того, как кто понимал нацию. В духовенстве, где существовал антагонизм между высшим и низшим его слоями, образовался раскол: в одних духовных наказах воля нации понимается в смысле единодушия трех отдельных сословий (ordres); в других требуется поголовная подача голосов, хотя и с некоторыми предосторожностями; в третьих рекомендуется вотировать по сословиям, пока нация не прикажет иначе. Дворяне тверже стояли за сохранение сословного начала; многие дворянские наказы требовали, чтобы депутаты в случае установления поголовного голосования протестовали и удалились из собрания. Третье сословие, напротив, желало именно поголовного голосования, но и тут высказывались разные мнения: одни cahiers (и таких было большинство) не требовали слияния сословий, желая лишь, чтобы tiers état имело двойное представительство и чтобы его депутаты были из его же среды, а другие указывали еще на необходимость выделения особого крестьянского чина (ordre des paysans), но были и такие, хотя и в малом числе, которые утверждали, что третье сословие есть по существу дела сама нация, и что голосование должно быть не только поголовное, но и совместное. Каждый таким образом представлял себе по-своему конституцию, какую должна была иметь Франция, по-своему понимал, что такое нация и чем будут генеральные штаты, но все одинаково переносили атрибуты верховной власти с короля на нацию и, считая себя монархистами, высказывали нередко республиканские идеи. Будущая конституция рисовалась и привилегированным, и буржуазии, как государственное устройство, в котором главную роль станет играть «национальное собрание», сословное с преобладанием аристократии – по одним наказам, бессословное, демократическое – по другим, но в обоих случаях королевская власть представлялась, как нечто не только ограниченное в своих правах, но и ослабленное. Мы видели, что политическая литература XVIII века приучала французское общество смотреть на абсолютную монархию Бурбонов, как на узурпацию; для одних только – узурпированными оказались старые исторические права сословий, для других – нарушенными естественные права нации, о которых учила новая философия. Монархия в лице Людовика XVI отрекалась от самой себя, и вот за власть должна была произойти борьба между аристократией и буржуазией, между правом историческим и правом естественным. В этой борьбе аристократия нашла поддержку в короле, демократия – в народе, который увидел в победе буржуазии обеспечение того, что вопросы, близко его касавшиеся, будут решены в желательном для него смысле. Народную массу, сказали мы, совсем не интересовали вопросы политические, притом сами по себе ему мало понятные, но он хотел добиться облегчения своей участи от гнета государственных налогов, от феодальных поборов, от церковной десятины и поддержал буржуазию, в которой особенно была популярна идея демократической и, как у Руссо и Мабли, республиканской монархии.

По вопросу о сословных привилегиях и о социальном феодализме наказы 1789 г. можно резко разделить на две категории: духовенство и дворянство стремились сохранить и поддержать старый общественный строй, третье сословие, напротив, требовало отмены аристократических привилегий и феодальных прав. Читая cahiers привилегированных, можно подумать, что представители старого социального строя понимали деятельность, предстоявшую генеральным штатам, не только в смысле утверждения всех привилегий, но иногда даже их приумножения. В духовном сословии еще замечается раскол, потому что широкое участие в выборах и в составлении наказов, какое было дано низшему клиру, т. е. приходским священникам (curés), имело результатом появление в cahiers духовенства требований, направленных против привилегий, но дворянство упорно отстаивало старину. В одном лишь отношении новые идеи весьма сильно повлияли на привилегированных: они отказываются от налоговых изъятий, соглашаясь в принципе с той идеей, что все равномерно должны нести на себе бремя государственных повинностей. Стремясь приобрести политические права, духовенство и дворянство делали, по крайней мере, эту уступку духу времени и очевидной необходимости изменить старую финансовую систему. Иногда между обоими привилегированными сословиями возникал антагонизм и, например, дворянство требовало отмены десятины, составлявшей доход церкви, духовенство – уничтожения права охоты, которое было одной из привилегий дворянства. В вопросе о социальном феодализме привилегированные были солидарны: в своих наказах они высказывают опасения относительно феодальных прав и заранее иногда протестуют против их отмены «во имя священных прав собственности». Сеньоры протестовали даже против выкупа крестьянами лежавших на них феодальных повинностей. Многие их наказы заключают в себе еще просьбы о сохранении нрава суда, права охоты, баналитетов и т. п., как духовенство, со своей стороны, отстаивает десятину. Требование отменить феодальный режим почти исключительно исходило из третьего сословия. Нужно только отметить, что по вопросу об остатках крепостничества и привилегированные высказывались в либеральном смысле, как о наследии варварских времен. Любопытно еще и то, что серваж сохранился во Франции перед революцией преимущественно на церковных землях[3]. Лишь в очень редких случаях владельцы феодальных прав соглашались на выкуп некоторых из них, да и то на самых тяжких для населения условиях. Впрочем, и наказы третьего сословия не были однородны: в тех, где преобладали взгляды горожан и сельской буржуазии, нередко бывшей заинтересованною в сохранении феодального режима, даже прямо защищались интересы сеньоров, а также указывалось на то, что это вопрос очень трудный, и что лучше его отложить до более благоприятного времени, но такие случаи были исключительные, в большинстве же наказов горожан, равно как и в сводных наказах от всего третьего сословия вместе с деревнями выражалось желание, чтобы феодальный режим был отменен. Важно и то, что по вопросу о способе уничтожения феодальных прав очень многие cahiers заключают в себе однородные предложения, которые оказываются не чем иным, как возобновлением плана, бывшего на этот счет у Тюрго, а именно – отменить безвозмездно все то, что вытекало из крепостничества, и подвергнуть выкупу все права, происхождение которых объяснялось уступкою сеньорами земельных участков крестьянам на известных условиях. Очень немногие наказы третьего сословия не делают никакого различия между разными категориями феодальных прав, требуя безусловной отмены всех, каково бы ни было их происхождение. Зато в крестьянских наказах такое требование встречается, напротив, чаще, причем высказан был и такого рода довод в пользу этой мысли: сеньоры вознаграждены уже тем, что долго не платили податей, а народ, на котором лежала вся тяжесть налогов, уже тем самым выкупил свою свободу от феодальных повинностей.

Наказы 1789 г. вообще имеют большую важность в истории крестьянского вопроса во Франции. В этих документах выразились не только жалобы и желания самого крестьянского сословия, но и те взгляды, какие существовали на крестьян, на их нужды, на их права, на их положение среди других классов общества. Из-за влияния на крестьянскую массу во время выборов в генеральные штаты даже происходила довольно ожесточенная борьба между аристократией и буржуазией. Оба общественные класса стремились представить себя естественными союзниками и защитниками крестьян от администрации и других сословий, но, разумеется, более искренними и более близкими к истине в этом деле были горожане, а не сеньоры. Масса частных вопросов крестьянского быта поднималась и в наказах самого сельского населения, и в других наказах, начиная с политического вопроса об учреждении в генеральных штатах особого «ordre des paysans» и кончая экономическим вопросом о том, как улучшить быт, например, безземельных батраков. Впрочем, в этом вопросе доминировала не политическая и не экономическая сторона (земельное обеспечение крестьян), а сторона юридическая – отмена феодальных прав – вместе со стороной финансовой, т. е. с вопросом об облегчении налогов, тяжело падавших на скудный достаток сельского населения.

Наказы 1789 г. осуждали старый порядок в его самой характерной черте – в соединении политического абсолютизма с социальными привилегиями и вместе с тем заключали в себе требования, касавшиеся личной и общественной свободы. Религиозная нетерпимость, созданная отменою Нантского эдикта, порицалась наказами, даже наказами духовенства, и выдвигался принцип равноправности подданных разных исповеданий. Гарантии личной свободы занимают также видное место в желаниях образованных классов: неприкосновенность личности и имущества, отмена lettres de cachet, исключительных судов, Бастилии и других подобных тюрем, ненарушимость тайны писем, свобода слова и свобода печати, – вот требования, которые очень часто встречаются в наказах высших сословий, а cahier города Парижа предлагал, разрушив Бастилию, сделать на её месте площадь и поставить колонну «Людовику XVI, восстановителю общественной свободы». Подобного рода требования вполне гармонируют с желаниями, выражавшимися относительно конституции, и в деле индивидуальной свободы образованные люди без различия сословий высказывали одни и те же принципы. В числе требований этой категории мы встречаемся и с заявлениями, имевшими в виду свободу труда, свободу промышленных предприятий, свободу торговли, хотя и тут заинтересованные часто отстаивали старые регламенты, создававшие разного рода привилегии. Во всяком случае, идеи естественного права и физиократии отразились на наказах 1789 г. с такою же силою, как и идеи народовластия или разделения властей. Многие наказы требуют еще торжественной декларации прав.

Кроме того, наказы 1789 г. заключают в себе массу указаний на бывшие желательными реформы в области администрации, права и суда, налогов и т. п. Идея местного самоуправления была очень популярна в наказах разных сословий, хотя в данном случае, как и в вопросе о конституции, она представлялась или в старой сословной форме провинциальных штатов (états provinciaux), за которую держалась аристократия, или в новой форме только что введенных провинциальных собраний (assemblées provinciales), более благоприятной для народа. Этим одинаково осуждался старый интендантский порядок провинциального управления. Если еще у консервативных классов общества мы встречаемся с защитою провинциальных привилегий, то в cahiers третьего сословия нередко слышится желание, чтобы Франция была более объединена. Между прочим, жалуясь на отсутствие единого частного и публичного права, выражают желание, чтобы в стране существовало общее для всех право, вместо устарелых провинциальных кутюм. Податные привилегии провинций также должны были исчезнуть перед новым, равномерным для всех граждан обложением. Единство веса и меры равным образом имелось в виду составителями наказов и не по одним практическим соображениям. В наказах 1789 г. вообще чувствуется сильное сознание национального единства, потому что передовые фракции общества представляли себе генеральные штаты не только с поголовным голосованием, уничтожавшим сословные перегородки, но и с устранением из них всего, что напоминало бы перегородки провинциальные.

Демократическое равенство – одна из видных особенностей содержания cahiers третьего сословия: все должны быть равны перед законом, иметь одинаковый доступ к должностям и отличиям подчиняться общей и равной для всех системе обложения и пр., и пр. Наконец, в области суда предлагается введение гласности, присяжных заседателей, защитников для подсудимых.

Гуманный дух философии XVIII века точно так же отразился на наказах 1789 г.: высказываются пожелания относительно уничтожения рабства в колониях, смягчения уголовных законов, ограничения случаев смертной казни, отмены конфискации имущества и наказаний, налагающих позор на семью преступника; высказываются желания и относительно лучшей организации благотворительности и т. п. И народное образование входит в число предметов, которыми занимаются наказы.

Наконец, наказы 1789 г. касаются и церковных вопросов. Духовенство, желая сохранить за католическою церковью значение государственной религии и удержать за собою руководительство народным образованием, равно как и духовную цензуру, в то же время выставило из своей среды немало лиц, желавших изменений в самой церкви; именно, сельские священники высказывались за ограничение власти епископов, за восстановление независимости церковных выборов и даже за отмену конкордата. Весьма нередки в наказах 1789 г. указания на необходимость национальных соборов и провинциальных синодов. Приходское духовенство перед началом революции проявило не только демократические стремления, но и либеральный дух в смысле идей галликанизма, т. е. национальной независимости.

Примечание автора сайта «Русская историческая библиотека»:

Либерал Кареев полагает, что наказы генеральным штатам верно отражали мнение нации по поводу необходимых для страны преобразований. Кареев признаёт, что чуждые крестьянской среде радикальные интеллигенты имели влияние на составление наказов от деревень, однако, по его мнению, это не изменило существа дела. Однако знаменитый французский исследователь Ипполит Тэн высказывает другую точку зрения.

Согласно Тэну, во время написания большинства наказов от третьего сословия необразованные крестьяне в селах подпадали под руководство мелких местных клерков и адвокатов, всецело проникнутых непрактичными «просветительскими» идеями. Крестьяне хотели, чтобы наказы излагали их по-настоящему насущные нужды: протесты против чрезмерных налогов и застарелых дворянских привилегий. Но либеральные интеллигенты вместо этого вносили в cahier абстрактные, трескучие лозунги о «правах человека» и т. д., без прочего реального содержания.

«Уже два месяца, – писал в эти месяцы один из южных комендантов, – как мелкие юристы, адвокаты, которыми кишат все города и села, с целью быть выбранными в Генеральные Штаты, пристраиваются к людям третьего сословия, под предлогом поддержать их и просветить их невежество. Они постарались их убедить, что они будут хозяевами Генеральных Штатов, и что упорядочение дел королевства будет находиться в их руках». По мнению этого коменданта, если бы третье сословие выбирало в штаты людей из своей, а не из интеллигентско-адвокатской среды, то они затем, во время спора о посословном или поголовном голосовании, присоединились бы к двум высшим сословиям. Но уездные и сенешальские собрания были переполнены юристами, «заглушавшим мнения других и старавшихся держать все в своих руках; каждый из них интриговал… чтобы быть выбранным».

Интендант из Тюренна сообщает, что в его области «мнение большинства голосовавших было или вынуждено или выпрошено. Доверенные в момент баллотировки всовывали в руки выборщиков уже написанные билеты и устраивали так, что последние по приезде в гостиницы находили там программы и мнения, способные вскружить голову всякому». Эти программы привлекали малоподготовленный люд на сторону расточавших щедрые посулы пустозвонов. В целом ряде мест деревни и села вообще не получали предложений составить наказы штатам. Адвокаты и нотариусы соседних мелких городов сами писали их, не спрашивая крестьянских мнений. Многие наказы в разных областях были написаны по одному и тому же «либерально-просветительскому» черновику, и никаких чисто крестьянских нужд не отражали.

Согласно Тэну, всё это было тревожным признаком, который с самого начала указал путь, по которому потом пошла революция. Человек из народа уже во время составления наказов и выборов депутатов в генеральные штаты оказался под полным влиянием речистых адвокатов, а солдаты полков были увлечены «патриотическими» фразерами.