Костомаров Н. И. – «Гетманство Юрия Хмельницкого»
Настоящая монография есть, по ходу описываемых в ней событий, непосредственное продолжение статьи, напечатанной во II томе «Исторических монографий и исследований», под названием: «Гетманство Выговского», и сочинения «Богдан Хмельницкий». Автор, как то было и прежде, пользовался делами бывшего Малороссийского приказа, хранящимися в Архиве Иностранных дел и в архиве Старых дел министерства юстиции. Эти дела состоят из столбцов, заключающих черновые грамоты, отписки, письма разных лиц и копии; эти документы доставляли материал преимущественно для изучения и описания дел как внешних, так и внутренних, на левой стороне Днепра, в период времени от изгнания Выговского до избрания Брюховецкого в гетманское достоинство, т. е. от конца 1659 до половины 1663 годов. Что касается до правой стороны Днепра, то для истории этого края в том же периоде служили источниками польские акты, напечатанные в третьем отделе IV тома Памятников Киевской Археологической Комиссии, именно письма и донесения малороссийских гетманов на правобережной Украине, Юрия Хмельницкого и Павла Тетери, а также письма разных польских панов, имевших сношения с казаками. Кроме того, как добавочный к этому источник, служило сочинение Коховского: Annalium Poloniae Climacteres, etc., где изложены события Украины, имевшие отношение к польской истории, автором – современником описываемых происшествий. Сочинение: Historya panowania Jana Kazimirza przez nieznajomego autora, изданное в двух томах в 1840 г. Эдуардом Рачинским, есть вариант сочинения Коховского. Для описания собственно битв под Чудновым и Слободищем служили современные специальные сочинения об этом событии, и важнее всех – дневник Свирского: Relatio Historica belli Szeremetici per Septembrem, Octobrem, Novembrem gesti anno 1660. Составитель этой брошюры, напечатанной в Замостье в 1661 году, духовного звания, пользовался, как сам говорит, сведениями, доставленными ему от участников дела. Польский археолог Амвросий Грабовский, в сборнике разных материалов, изданных им под названием: Oyczyste Spominki, напечатал с старинной рукописи: Diaryusz wojny s Szeremetem, i Cieciura polkownikiem, Perejaslawskim, ktora sie odprawowala w Miesiacu Wrze – niu, Pazdzierniku i Listopadzie, roku 1660. Этот дневник есть вариант и чуть ли не оригинал реляции Свирского. Кроме этого дневника, существует другое современное сочинение для того же события, писанное Зеленевицким и напечатанное в 1668 году в Кракове под названием: Memorabili Victoria de Szeremetho exercitus Moschorum duce cum a duobus cosacorum exercitibus armis et auspitiis serenissimi Joannis Casimiri Polon. et cet. regis potentissimi ad Cudnoviam reportata. Автор, священник и декан, пользовался также известиями, которые слышал от очевидцев, но украсил слишком свой рассказ риторикою; вообще, упомянутый прежде дневник достоин больше доверия. Для описания Черной Рады в Нежине, где избран был Брюховецкий, служил, кроме летописи Самовидца, рассказ другого очевидца, Гордона, помещенный в его дневнике, изданном по-немецки г. Посельтом, под названием: «Tagebuch des generals Patrick Gordon». Кроме этих источников, для дел малороссийских того времени служили источниками: «Летопись Самовидца», летопись Грабянки и летопись Самуила Величка. Из них «Летопись Самовидца» писана человеком казацкого звания и участником описываемых событий, и притом с беспристрастием; для этого периода, как вообще для истории Малой Руси второй половины XVII века, она есть важный источник. Летопись Грабянки – компиляция разных книг и рукописей, составленная уже в XVIII веке для этого периода, немного представляет важного при имении других более непосредственных источников. Что касается до летописи Величка, то этим источником можно пользоваться не иначе, как с крайнею осторожностью, потому что в нем попадается много анахронизмов и явно позднейших вставок. Наконец, для изложения отношений Малой Руси в центральной части служили официальные грамоты того времени, напечатанные в Полном Собрании Законов (т. 1) и в III томе Собрания государственных грамот и договоров.
I
Юрий Хмельницкий
28-го сентября 1659 года царский главный воевода князь Алексей Никитич Трубецкой прибыл в Переяславль с наказом, где ему поручалось утвердить в Малой Руси гетмана, кого пожелают и изберут казаки. Выговскому не отнималась надежда на примирение. Трубецкой должен был и его пригласить на раду, как будто бы ничего не было, и даже признать его в гетманском звании, если б этого хотели казаки. Но это сказано было, очевидно, для соблюдения вида справедливости и готовности предоставить казакам управляться по своим правам. Впрочем, в этом случае правительство могло писать из Москвы что угодно, будучи уверено по ходу дел, что Выговского никак не захотят выбирать казаки после того, как они его недавно низложили; напротив, если б он осмелился приехать в Переяславль, то казацкая рада приговорила бы его к казни. По прибытии в Переяславль московский военачальник получил через переяславского полковника Тимофея Цыцуру письма от Юрия Хмельницкого, обозного Носача и семи заднепровских полковников[1]. В них извещалось, что на раде казацкой, происходившей на реке Русаве, Выговский низложен с гетманства, и казаки отдали знамя, булаву, печать и все гетманские дела Юрию Хмельницкому. Трубецкой немедленно отправил к заднепровскому войску путивльца Зиновия Яцына с письмом, где уговаривал Юрия служить верно государю по примеру своего родителя, Богдана, а с тем вместе всех казаков убеждал последовать примеру левобережных полков: принесть повиновение великому государю в своих винах и учиниться у государя в вечном подданстве по-прежнему.
В казацком войске после разделки с Выговским, при неопытности и молодости Хмельницкого, начал входить в силу Сомко, шурин Хмельницкого. По известию Украинской летописи, он внутренне досадовал, что выбор в гетманы пал не на его особу, но делать было нечего. За Юрия стоял горячее Иван Сирко и убеждал казаков никого не допускать к гетманству, кроме сына Богданова. Сомко должен был притворяться довольным и поздравить своего молодого племянника. Войско из-под Белой Церкви прибыло в Трехтемиров, и там, на просторной долине, называемой Жердева, собралось на раду.
Прежде всего все в один голос изъявляли признание Юрия в гетманском достоинстве: – Будь подобен отцу своему, – кричали казаки, – будь, как он, верен и доброжелателен его царскому пресветлому величеству и матери своей Украине, сущей по обеим сторонам Днепра.
На этой раде составлены были статьи, которые следовало представить царским воеводам на утверждение. Положили просить о том, чтобы подтвердили все статьи Богдана Хмельницкого, а к ним присоединили новые. Ясно, что их требовала и сочиняла партия казацких старшин, хотевших удержать и расширить автономию Украины, и, признавая верховную власть царя, насколько возможно охранить независимость своего края от теснейшего подчинения Москве. Для этого хотели возвысить власть гетмана так, чтоб только он, будучи главным правителем Украины, вел сношения с Москвою, чтобы мимо него, без ведома его и всей старшины, без подписи гетманской руки и без приложения войсковой печати, никакие писания, присланные из Украины, не были принимаемы у московского правительства, чтобы все люди, принадлежащие к Войску Запорожскому, а особенно шляхта, находились под его ведомством и судом, и чтобы ему одному повиновались непосредственно все полковники с своими полками и отнюдь не выходили из его послушания. Это установлялось для того, чтобы не допустить недовольным обращаться прямо в Москву и через то давать повод московскому, верховному для Украины, правительству непосредственно вмешиваться в местные дела; казаки в таком вмешательстве видели нарушение своих прав, своей вольности, а главное – боялись последствий в будущем: когда войдут в обычай такого рода отношения, то местные выборные власти потеряют и силу, и значение, и, наконец, может дойти до того, что окажутся ненужными. У воевод и ратных московских людей были столкновения с жителями Украины; поэтому, полагали домогаться, чтоб наперед царские воеводы были в одном Киеве, а в других малорусских городах их не было вовсе; сверх того, чтоб московское войско, когда придет в Украину, состояло под верховным начальством гетмана Войска Запорожского. Гетману следовало предоставить и право принимать чужеземных послов без ограничения, посылая впрочем в Москву списки подлинных грамот, а в случае заключения мира и трактатов России с соседними государствами, особенно с поляками, татарами и шведами, гетман должен высылать от Войска Запорожского комиссаров с вольным голосом и значением. Гетман должен выбираться вольными голосами одних казаков, с тем, чтобы при этом отнюдь не участвовали в избрании лица, не принадлежащие к Войску Запорожскому. Право участия в выборе не простиралось на поспольство; казаки боялись, чтобы таким образом не было выбрано лицо, не расположенное стоять за интересы казацкого сословия, или такое лицо, которое окажется слишком угодливым верховной власти в ущерб местной самостоятельности. Составители статей хотели оградить отношения своего края и в церковном отношении: они напоминали, чтоб Церковь малорусская находилась непременно под непосредственным ведением константинопольского патриарха, а тем самым заключала отличие от московской Церкви, имевшей своего местного верховного патриарха в Москве. Постановлялось условие, чтобы митрополит киевский, мимо константинопольского патриарха, отнюдь не был принуждаем к подчинению и послушанию иной какой бы то ни было власти; Москва отнюдь не должна была допускать утверждаться влиянию поставленных при ее помощи иерархов: требовалось для этого, чтобы по смерти каждого киевского митрополита, также и других епископов, преемники их поставлялись не иначе, как по вольному выбору духовных и светских особ. Вместе с тем казаки выговаривали себе невозбранное право заведения школ «всякого языка», где бы то ни было и как бы то ни было. Наконец, просили полной амнистии, вечного «непамятозлобия и запомнения» всего, что недавно делалось. Видно было ясно, что казаки на этот раз хоть и изъявляли желание быть верными Москве, но в то же время боялись ее; соглашались находиться в зависимости от нее, но только в такой зависимости, которая была бы до того слаба, что, при случае, можно будет от нее избавиться.
Порешивши предложить в таком духе договор, казаки отправили к Трубецкому обратно присланного последним Зиновия Яцына, а вместе с ним послали своего полковника Дорошенка изъявить желание, чтобы государь велел казакам быть под своею рукою на правах и вольностях своих, как это было при покойном Богдане Хмельницком. Трубецкой вручил Дорошенку царскую жалованную грамоту и вместе с ним послал к Юрию Сергея Владыкина пригласить новоизбранного гетмана со старшиною ехать к нему в Переяславль.
4-го октября казацкая рада отправила к Трубецкому вместе с Владыкиным снова Петра Дорошенка, а с ним черкасского полковника Андрея Одинца и каневского Ивана Лизогуба. Они привезли Трубецкому два письма: одно от гетмана, другое от всех полковников, и четырнадцать статей в смысле составленных на жердевской раде условий, которых содержание изложено выше. Вместе с тем они просили боярина и воеводу прибыть за Днепр к Трехтемировскому монастырю.
Трубецкой, прочитав статьи, сказал Дорошенку и его товарищам: «Здесь есть кое-что новое против договора с Богданом Хмельницким, а у меня есть тоже новые статьи для утверждения Войска Запорожского, чтобы в нем наперед не было измены и междоусобия и напрасного пролития крови христианской. Мы к вам на раду не поедем; пусть ваш новоизбранный гетман прибудет сюда без сумнительства веру учинить и крест целовать на вечное подданство».
Казацкие послы напрасно уговаривали Трубецкого поступить по их желанию. Казаки надеялись, что московский боярин, находясь посреди казацкого войска, будет уступчивее. Но это видел Трубецкой и, напротив, стоял на том, чтобы казацкие начальники приехали к нему и принуждены были договариваться посреди московской ратной силы. Дорошенко просил, чтобы боярин, по крайней мере для уверенности, послал своих товарищей в казацкое войско в то время, как гетман со старшиною приедет к нему в Переяславль. И на это Трубецкой не поддался, но согласился, однако, послать за Днепр товарища своего, окольничего и воеводу Андр. Вас. Бутурлина, не в качестве заложника, а для того, чтобы привести к присяге казацкое войско. Трубецкой сделал замечание, что если казаки будут далее упрямиться, то он пошлет на них ратную силу, и Шереметеву из Киева велит идти на них в то же время[2]. Но чтоб не раздражить казацких полковников до крайности, боярин не говорил им о решительной невозможности принять привезенные ими статьи, откладывал дело до прибытия гетмана и даже подавал им некоторую надежду, что, быть может, их желание исполнится. Тем не менее, послы казацкие, Дорошенко и его товарищи, оставлены были в Переяславле до тех пор, пока придет известие от Юрия Хмельницкого и казацких полковников; к последним послан был еще раз Сергей Владыкин.
Решительные заявления Трубецкого поставили казаков в такое положение, что им оставалось только повиноваться. В противном случае приходилось воевать с царским войском, – но на это половина Войска не согласилась бы; малорусский народ, под влиянием свежей неприязни к Выговскому и его шляхетским затеям, был бы против этого весь. Притом, трое полковников были задержаны в московском стане: военачальник не выпустил бы их. 1-го октября Юрий Хмельницкий известил Трубецкого, что он едет в Переяславль.
Трубецкой отпустил задержанных чиновников и отправил за Днепр, для приведения к присяге казацкого обоза, своего товарища Бутурлина, но приказал ему только тогда перевозиться на правый берег Днепра, когда казацкое начальство будет уже на левом. Он не доверял казакам и ему не доверяли казаки. На другой день, 8-го октября, Юрий Хмельницкий увидел, что Бутурлин стоит на берегу Днепра и не перевозится. Юрий послал ему сказать, что пока Андрей Васильевич не переедет на правый берег Днепра, казацкий гетман со старшиною не переедут на левый. Бутурлин отправил к Трубецкому спросить, что ему делать. Трубецкой приказал Бутурлину, для успокоения казаков, послать за Днепр своего сына Ивана, а самому отнюдь не ехать, прежде чем гетман не перевезется. Так поступил Бутурлин. Казаки, увидя, что сын Бутурлина на правой стороне Днепра, успокоились и переехали на левый. Тогда и Бутурлин, воротивши сына назад, сам переправился на правый берег.
Эти обстоятельства показывают, как мало искренности и доверия существовало тогда между обеими сторонами и, следовательно, наперед можно было предвидеть, как мало прочности могло быть в том, что между ними будет постановлено.
Настойчивость Трубецкого не всех сломила. С Юрием Хмельницким прибыли обозный Носач и войсковой есаул Ковалевский: они оставлены при своих урядах и приехали просить прощения за вины свои. Кроме них приехал новый войсковой судья Иван Кравченко, избранный вместо низложенного соучастника Выговского – Богдановича-Зарудного, и писарь Семен Остапович Голуховский, избранный вместо Груши. Из полковников с правого берега были в Переяславле с Юрием – черкасский Андрей Одинец, каневский Иван Лизогуб (бывшие уже прежде с Дорошенком и задержанные Трубецким), корсунский (начальник казацкой артиллерии) Яков Петренко, кальницкий Иван Сиркб и бывший прилуцкий Дорошенко, уже тогда по своим дарованиям, ловкости и воспитанию стоявший впереди в делах. Но полковники: киевский Бутрим, Чигиринский Кирилле Андриенко, брацлавский Михаил Зеленский, подольский или винницкий Евстафий Гоголь, паволоцкий Иван Богун, белоцерковский Иван Кравченко, уманский Михаил Ханенко, не приехали в Переяславль и не хотели покориться Москве. Юрий, увидевшись с Трубецким, скрывал настоящую причину их неприбытия и объяснял, что эти полковники не явились потому, что надобно было оставить их для обороны края против поляков и татар. Он объявил московскому военачальнику, что имеет право подписаться за них. Со стороны духовенства явился на раду в Переяславль один только кобринский архимандрит Иов Заенчковский. Кроме того, прибыло несколько сотников, товарищей и дворовые люди Юрия.
