Рассказ Лукиана о жизни и кончине Перегрина Протея, шарлатана, бывшего некоторое время в сношениях с христианами, проникнут очень едкой насмешливостью. Он имеет форму письма к другу автора, Кронию. Перегрин, философ кинической школы, любивший называть себя Протеем, по рассказу Лукиана, провел молодость в пороках и преступлениях и решил поступить в секту христиан, исполненных мыслями о своей особенной мудрости. Одно время он сумел приобрести такое доверие христиан, что они выбрали Перегрина правителем своей общины (епископом), и он был у них пророк, учитель в их синагоге (церкви), руководил всеми их делами. Когда правитель Сирии посадил его, как христианского епископа, в темницу, все христиане очень заботились о нем, потому что (сообщает Лукиан) распятый философ, которого чтут они, как бога, учил их, что все они братья. Сообразно этому, все имущество у них общее, и когда сумеет втереться к ним ловкий плут, то может быстро разбогатеть, пользуясь их простодушием. По словам Лукиана, христиане также полагают, что и телом и душою они бессмертны и будут жить вечно, потому они презирают смерть и многие из них добровольно идут на нее.
Перегрин Протей просидел в темнице недолго. После освобождения он вел бродячую жизнь на счет христиан, пока они не увидели однажды, что он ест мясо животного, принесенного в жертву язычниками, и не исключили его из своей общины. Перегрин отправился в Египет, занялся там удивительными упражнениями в добродетели, какими занимаются киники: обрил себе половину головы, выпачкал лицо грязью и публично делал на площади всяческие непристойности, в подтверждение той мысли киников, что все это вещи индифферентные; он тоже и бичевал себя, и велел бить себя палками. Из Египта Перегрин отправился в Рим, поднимал там молву о себе, ругая императора Антонина Пия, пока городской префект не прогнал его из Рима. Этим сумасброд приобрел себе у толпы славу страдальца за свободу. Уехав в Грецию, Перегрин делал там множество глупостей: уговаривал греков взбунтоваться против римлян, ругал почтенного ученого, знатного человека (Ирода Аттического) за то, что он приучил греков к изнеженности постройкой водопровода в Олимпии, так что посетители олимпийского праздника перестали мучиться жаждой. Истощив все способы привлекать к себе внимание толпы, он объявил, что на следующем олимпийском празднике бросится в огонь, – до такого безумия доходила его страсть возбуждать удивление. Перегрин говорил, что сделает это для блага человечества, чтобы научить людей презрению к смерти, мужественному терпеливому перенесению ужаснейших страданий, по примеру божественного Геракла, бывшего для киников идеалом.
Когда пришло время исполнить похвальбу, Перегрин произнес торжественную речь, в которой говорил, что хочет «возложить на золотую жизнь золотой венец, потому что человек, живший подобно Гераклу, должен и умереть, подобно Гераклу, и возвратиться в Эпир, откуда пришел». Дело ясное, – говорит Лукиан, – он надеялся, что толпа будет умолять его отложить его намерение; но многие кричали: «исполни то, что решил», и ему пришлось умереть мучеником своего дурачества. Лукиан рассказывает от лица очевидца того, как Перегрин, сопровождаемый главными людьми «собачьего общества» (кинической школы) подошел к костру и при восхождении луны бросился в пламя перед глазами множества народа.
Трудно решить, лежал ли в основании рассказа Лукиана о кончине Перегрина Протея действительный факт, или вся его история – только сатира на энтузиазм, с каким принимали смерть христианские мученики, карикатура тех проявлений религиозной восторженности, которые возбуждали и удивление и насмешки язычников во времена Марка Аврелия. Многие полагают, что Лукиан хотел написать сатиру на мученический героизм христиан; на эту мысль наводит то, что Перегрин в его рассказе принадлежит – хотя лишь некоторое время – к христианской общине.
Когда Перегрин бросился в огонь и потерпел мученическую кончину, Лукиан (так он рассказывает) – сказал киникам, печально стоявшим у костра: «Идите по домам, тщеславные глупцы! Что за удовольствие смотреть, как жарится старый дурак, и что за приятность нюхать отвратительный чад горящего мяса?»
Известный немецкий писатель Виланд в написанном на тему рассказа Лукиана диалоге «Перегрин Протей» защищал его, выставляя честным фантазером. Гёте и Шиллер по поводу этого поместили в своих «Ксениях» шутку: Перегрин Протей, возвратившийся на землю, говорит:
«Если увидишь Виланда, поблагодари его от меня; но он оказал мне слишком много чести: я был, действительно, обманщик».
