Профессор Серебряков и Елена Андреевна уезжают из имения в Харьков. Револьвер дяди Вани спрятан. Он с Астровым входит в комнату. Астров уговаривает его отдать баночку с морфием: Иван Петрович взял её из походной аптечки доктора, видимо, с целью совершить самоубийство.
Дядя Ваня раздражён. Он сам кажется себе смешным из-за того, что дважды стрелял в Серебрякова и оба раза промахнулся. Он зол и на то, что его не сдают под арест – значит, считают сумасшедшим. С саркастичным смехом дядя Ваня выражает удивление, почему не признают сумасшедшими тех, которые под личиной профессора, ученого мага, прячут свою бездарность, тупость, свое вопиющее бессердечие, и тех, кто выходят за стариков и потом у всех на глазах обманывают их. Иван Петрович видел, как Астров обнимал Елену Андреевну.
Но после гневного припадка, дядя Ваня закрывает лицо руками и говорит, что ему мучительно стыдно. Судорожно сжимая руку Астрову, он спрашивает: как ему дожить остаток жизни? Он хотел бы начать жить по-новому, но не знает, что для этого делать…
Астров машет рукой и говорит дяде Ване: моё и твоё положение безнадёжно. Лет через сто или двести люди, быть может, найдут средство, жить счастливыми и станут презирать нас за то, что мы прожили так глупо и безвкусно. Но для себя мы ничего не сумеем изменить. Пошлая обывательская жизнь засосала нас.
Приходит Соня. Астров рассказывает ей, что дядя Ваня взял морфий. Соня плачет и умоляет его отдать доктору баночку. «Я, быть может, несчастна не меньше твоего, однако же не прихожу в отчаяние. Я терплю и буду терпеть, пока жизнь моя не окончится сама собою… Терпи и ты.»
Иван Петрович возвращает морфий. Соня ведёт его мириться с Серебряковым. Елена Андреевна приходит попрощаться с Астровым. Доктор в отчаянной попытке уговаривает её остаться. «Делать вам на этом свете нечего, цели жизни у вас никакой, занять вам своего внимания нечем, и, рано или поздно, все равно поддадитесь чувству». Так уж лучше, – говорит он, – если это случится не в Харькове, а здесь, на лоне природы. Осень сейчас поэтична и красива. Здесь есть лесничество, полуразрушенные усадьбы во вкусе Тургенева…
Елена Андреевна отказывается и просит, чтобы Астров думал о ней лучше. Доктор говорит, что тогда ей следует уезжать поскорее. Хотя она хороший и душевный человек, приезд её и мужа заразил здесь всех праздностью. Здешние жители прежде копошились без устали, но в этот последний месяц побросали дела и занимались лишь ею и подагрой профессора. «Куда бы ни ступили вы и ваш муж, – говорит доктор, – всюду вы вносите разрушение… Если бы вы остались, то опустошение произошло бы громадное. И я бы погиб, да и вам бы… не сдобровать.»
Доктор напоследок целует Елену в щеку, а она порывисто обнимает его. Входят внешне помирившиеся Серебряков и дядя Ваня. Елена Андреевна растроганно прощается и с Иваном Петровичем – навсегда. Тот говорит: профессорская чета и дальше будет получать от него и Сони прежние суммы. Серебряков напоминает всем, что «надо дело делать» – и уезжает с женой.
Уезжает – до следующего лета – и Астров. Соня, утирая глаза, торопит дядю Ваню делать что-нибудь: иначе ни ему, ни ей не забыться… Они вдвоём садятся составлять счета, делают записи о постном масле и гречневой крупе...
На минуту отвлекшись, дядя Ваня жалуется Соне, как ему тяжело. Соня уговаривает его: надо жить – и произносит знаменитый монолог о том, что им до смерти предстоит не видеть радости, трудиться для других и покорно умереть. Но там, за гробом, Бог сжалится над ними – «мы услышим ангелов, увидим небо в алмазах и отдохнём».
К началу Чехов «Дядя Ваня», действие 1 – краткое содержание
