Под впечатлением Крыма, его природы и преданий, А. С. Пушкин в период южной ссылки кроме «Кавказского пленника» написал ещё поэму «Бахчисарайский фонтан».

В этой поэме влияние Байрона сказалось в попытке Пушкине заимствовать у английского писателя манеру изображать южную природу, восточную жизнь, словом, «местный колорит» и «этнографический колорит». «Слог восточный, – пишет Пушкин, – был для меня образцом, сколько возможно нам, благоразумным, холодным европейцам. Европеец и в употреблении восточной роскоши должен сохранять вкус и взор европейца. Вот почему Байрон так прелестен в «Гяуре» и в «Абидосской невесте». «Бахчисарайский фонтан», – говорит Пушкин, – отзывается чтением Байрона, от которого я с ума сходил».

Но дальше этих воздействий на манеру письма влияние Байрона не шло. Ни один из героев «Бахчисарайского фонтана» не может быть отнесен к «байроническим», ни один не отличается даже чертами «Кавказского Пленника». Впрочем, современники поэта умудрились увидеть черты байронизма в образе Хана Гирея, который после смерти Марии и казни Заремы, сделался мрачным, и в то же время, разочарованным и тоскующим... Когда ему приходилось «в бурях боевых» носиться по бранному полю «мрачным» и «кровожадным», иногда «безотрадный пламень» вспыхивал в его сердце и вдруг делал его бессильным, сабля, поднятая в пылу битвы, оставалась тогда неподвижной, и могучий Гирей делался слабее ребенка. Но только упорное желание связать Пушкина с Байроном могло находить «Бахчисарайский фонтан» «байроническим» по духу.

Критика с восторгом приветствовала «Бахчисарайский фонтан». Все были поражены удивительной картинностью произведения, его гармоничным стихом. Герои поэмы, Гирей и Зарема, показались некоторым критикам столь близкими к героям Байрона, что один критик утверждал: «Хан Гирей составлен по героям Байрона настолько чувствительно», что «самые движения Гирея, самые положения подражательны». Гораздо справедливее были указания других на то, что в этой поэме Пушкин только в «манере письма» следовал за английским писателем.

Сильные нарекания в русской критике вызвало предисловие к пушкинской поэме, написанное князем Вяземским и представлявшее собою защиту романтизма против нападения ложноклассиков. Защита была не из сильных, так как сам Вяземский еще не понимал сути течения романтизма. Но он довольно верно указал недостатки старой писательской школы. Однако важным стало то, что, начиная с этого произведения, Пушкин был, так сказать, «официально», признан «романтиком».

Широкое и расплывчатое наименование «романтизма» вернее подходит к «Бахчисарайскому фонтану», чем «байронизм». Столь же «романтическим», а не «байроническим»  произведением может быть названа третья написанная в южной ссылке поэма Пушкина – «Братья-разбойники». Примыкая своим сюжетом к «Шильонскому узнику» Байрона (два брата заключены в тюрьме; болезнь и смерть младшего на глазах у старшего), это произведение не имеет в чертах героев ничего специфически-байронического. Как и в Хан Гирее, так и в разбойниках, героях этой третьей поэмы, изображены личности крупные, сильные в «романтическом вкусе», но «мировой скорби» в их настроениях нет.

Сравнительно с «Русланом и Людмилой» все три поэмы периода южной ссылки Пушкина более сложны в литературном отношении. В «Руслане и Людмиле» нет ни разработки характеров, ни драматизма, ни картин природы. Все это появляется лишь в трех следующих пушкинских поэмах. «Кавказский пленник» еще относится к субъективному творчеству, так как Пушкин изобразил в его герое собственные настроения. Остальные поэмы «объективны» по манере письма, и «Бахчисарайский фонтан» выделяется среди них особой драматичностью. Сцена появления Заремы в комнате Марии принадлежит к первым удачным опытам Пушкина в драматическом роде. Вместо лёгкой, шаловливой сказки («Руслан и Людмила») получились первые психологические очерки, указывающие на быстрый рост художественного уровня Пушкина.

На нашем сайте вы можете прочитать краткое содержание и полный текст «Бахчисарайского фонтана».