Прежде чем покинуть Ленинград навсегда – он вернется туда на короткое время для участия в двух литературных вечерах в 1933 году, и вторично, но уже нелегально, в 1937 году в надежде вымолить у друзей немного денег – Мандельштам прощается с городом, в котором протекали его детство и молодость, со всем своим прошлым. Казалось бы, ничто его не связывает с прежней столицей, некогда олицетворявшей богатство и власть:

С миром державным я был лишь ребячески связан.

За первой строкой следует ряд отрицательных определений: «и под портиком банка не стоял», «и цыганка ему не пела», и от «тогдашних петербургских красавиц он воспринял лишь надсаду и горе».

...отчего ж до сих пор этот город довлеет
Мыслям и чувствам моим по старинному праву?

Ответ дан самый пустячный:

Не потому ль, что я видел на детской картинке
Лэди Годиву, с распущенной рыжею гривой...

потому что связь его с городом нутряная, подсознательная, восходящая к первым случайным, но навсегда оставшимся в памяти детским впечатлениям...

Лэди Годива прощай... Я не помню, Годива...

В образе романтической шотландской героини, всплывшем из глубины памяти, Мандельштам прощается не столько с Петербургом, сколько с самим собой, в тщетном усилии пытаясь забыть.

От трех предыдущих это последнее прощание отличается медленным ритмом (четырехстопные дактили со сплошь женскими рифмами) и дополняет их полушутливым-полусерьезным тоном.

Страшное описание опустошения города по возвращении из Армении, жалобно-обнаженная молитва к Богу о спасении, последний отрезок жизни перед бегством, широкий огляд назад и вглубь – в этих четырех стихотворениях [См. на нашем сайте статьи «Я вернулся в свой город…», «Мы с тобой на кухне посидим…», «Помоги, Господь…».], то заклинательно-трагических, то окрашенных в обыденные или даже шутливые тона, Мандельштам рвет последний канат, привязывающий его к жизни, тот сугубо-личный, что коренится в подсознании и отождествляется с прошлым.

По книге Н. Струве «Осип Мандельштам». См. на нашем сайте полный текст стихотворения «С миром державным…».