[Стихотворение Анны Ахматовой «Молюсь оконному лучу…»], впервые напечатанное в 1961 году, более полвека после того, как было написано, не случайно, по воле автора, удостоилось права стоять во главе последнего прижизненного собрания стихотворений. В нем налицо все элементы ее поэтики. Строгое ограничение времени и пространства; комната обозначена окном – характерный для поэта мир, одновременно отгороженный, запертый и открытый вовне; рукомойник – признак обыденности, интимности, вещности; психологическое время четко очерчено: с утра до ночи определенного дня, не похожего на другие; непосредственность и сила чувства; неудача и боль – непоправимые, полное одиночество; но одновременно преображение, преодоление через молитву и свет; взаимопроникновение внешнего и внутреннего: комната становится храминой, рукомойник – престолом, страдание превращается в веселье; повышенное религиозное чувство, но выраженное целомудренно: Бог не назван, трансцедентное символизировано вечерним лучом, страдание пережито и сублимировано.

Молюсь оконному лучу –
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце – пополам.
На рукомойнике моем
Позеленела медь,
Но так играет луч на нем,
Что весело глядеть.
Такой невинный и простой
В вечерней тишине,
Но в этой храмине пустой
Он словно праздник золотой
И утешенье мне.

Построение – строго классично. Стихотворение, хотя и слитно, но делится легко на три части, четко разграниченные резким противительным союзом «но». Язык прост, классичен, почти не метафоричен. Выделяется лишь напряженность, онтологический переход от меньшей сущности к большей через страдание. И передана эта напряженность, в частности, обилием кратких составных сказуемых и тремя рифмами заключительных строк.

Анна Ахматова. Биография. Иллюстрированная аудиокнига

Тридцать лет спустя, в 1939 году, почти в тех же словах, теми же интонациями, Ахматова воспоет [в поэме «Реквием»] трагедию другого рода: приговор сыну и неизбывное одиночество. Та же обстановка: дом, открытый на внешний мир; те же обыденные прозаизмы, здесь обозначающие жесты; то же страдание, по крайней мере, если судить по интенсивности; то же одиночество, но и то же торжество, то же превращение страдания в праздник, изнутри, усилием воли и духа, но и участием природы (вместо солнечного луча здесь шелест деревьев); то же преодоление трагедии через свет. Композиция столь же строга и стройна, если не строже: три отчетливых строфы, энергичный противительный союз, отделяющий последнюю, смелый перенос, подводящий к заключению.

Пройдет еще двадцать лет: нагромождение несчастий, наслоение воспоминаний, смещение временных планов осложнят, разнообразят поэтические приемы Ахматовой. У «Поэмы без героя» – «тройное дно». Тем не менее, в лирических стихах мы найдем неизбежно ту же поступь, то же восприятие реальности: через психологическое переживание, локализованное во времени и в пространстве, означенное пейзажем или предметами, – победа бытия над небытием, онтологическая прибавочная ценность, данная страданием, переданная языком почти не обновленным, хотя все таким же трепещущим.

По книге Никиты Струве «Осип Мандельштам».