(Отрывок очерка «Из пьес А. Н. Островского» – части «Литературной коллекции», написанной Александром Солженицыным. См. на нашем сайте полный текст пьесы «Доходное место»)
В «Доходном месте» (1857) у Островского – почти полная смена среды: переход в чиновный выслужливый мир (лишь краем мещанская семья Кукушкиной) – и переступ в напряжённость общественного мнения. Переходной (перед 1861) момент в жизни России. Привычная, слишком общеизвестная угодливость низших чиновников к старшим, – «обратили на тебя внимание, ну, ты и человек, а не обратили – червь». Однако «упадает чиновничество, духу того нет», вздохи о прежних временах. Но развилось и вольнодумство: «Особенно верхоглядов не люблю, нынешних образованных», «сотнями выпускают их, заполонят нас совсем», «какая же польза от ученья, когда в человеке нет трепету перед начальством?». А с другой стороны, молодой, пылкий Жадов: «Для чего же в нас развивали понятия, которые нельзя выговорить вслух?», «Как я буду молчать, когда на каждом шагу вижу мерзости?» – но сюжет пьесы колотится в прежних темах: «намерен жениться», «прошу руки», а невест – «такой товар дома не удержишь». А вот и состоятельный высший чиновник, сам стар, жена молодая, саму её оплатил, а страсти в ответ так и не купил. – Жадов и ради содержания жены («безумно люблю её» – впрочем, для зрителя это ни в чём не ощутимо, ни в единой сцене, бесплотно) – «не уступлю даже миллионной доли убеждений». – А в действительности нетерпим, гордая прямота до и ненужной резкости, говорит прямолинейными декларациями, вот и «стал посмешищем канцелярии». Поддержка будет в общественном мнении? Но «общественное мнение: не пойман – не вор». – Жадов – благородно честных намерений – но тоже скорее бесплотен, скорее – образец, как надо бы себя вести. «Чистой совести не купить ни за какие деньги».
И текут акт за актом, а в нас затомляется что-то скукота: всё это – известно-переизвестно, ни в мыслях, ни в ситуациях ничего неожиданного. Разговоры все – на выстав зрителю, очень растянуты, повторительны поучения от Кукушкиной дочерям, как крутить мужьями и требовать всё новых подарков. Обнажённость приёмов, возникает вялость от неинтересности, незаполненности действием, и диалоги неоживлённые, и куда испарился сверкающий их язык? Жадов жену «мечтал воспитать в наших убеждениях», а она слушает его – и не понимает ни бельма; сестра тычет ей, как она обделена нарядами. Наконец и Жадов в растерянности: «Кругом разврат, сил мало! Зачем же нас учили?»; что слышал с «профессорских кафедр», «вычитал в лучших литературных произведениях»… – и теперь сменить жизнь под капризными требованиями жены – до рыдания. И теперь – «прятаться от прежних товарищей»? идти к властному дяде «просить доходного места»? На том и кончается уже 4-й акт довольно-таки затянутой пьесы. Так сюжет и исчерпан? А – нет: 5-й акт поворачивает нас ещё к новому удлинению, затягивает в побочный сюжет любовного вымогательства у той молодой жены высокого властного чиновника – ещё одна иллюстрация нам безлюбных браков по расчёту, ещё добавочная и мало уклюжая вставка, ещё один флюс женитьбенной темы, с целью пущего обличения «круга, в котором искушение и порок на каждом шагу»: до чего доводит покупка жены как невольницы. – И – ещё одна иллюстрация Высшей справедливости: тот властный чиновник внезапно разоблачён в злоупотреблениях и сражён душевно. – А тут является и Жадов со своей неосмысленной женой, является с покорной просьбой о доходном месте. Ага! Ожидаемый благодетель с ликованием: «Не ты ли говорил, что растёт какое-то новое поколение образованных, честных людей, мучеников правды?» Но «вы честны только до первой встречи с нуждой». Отвечает и Жадов длинноватым декламативным монологом: «Презирайте меня!» – Однако: «Общество мало-помалу бросает прежнее равнодушие к пороку, слышатся энергические возгласы против общественного зла». Так и «моё сердце уже размягчено образованием, оно не загрубеет в пороке». И раскаявшаяся жена тут же вновь примыкает к бесстрашному мужу.
Неудачная, грубовато сработанная пьеса – в подпитку предреформенного общественного движения. (Впрочем, и выдержана шесть лет, 1857 – 63, от первого напечатания до цензурного разрешения на театральную постановку.)
Примечание. Драматическая цензура разрешила пьесу «Доходное место» к представлению на девять месяцев позже ее публикации, в сентябре 1857 года. При этом были сделаны некоторые сокращения, например из реплики Жадова в 5-м явлении 5-го действия: «Когда взяточник будет бояться суда общественного больше, чем уголовного» – цензор вычеркнул слова «больше, чем уголовного». Комедия была поставлена и шла в Казанском театре, а московский Малый и петербургский Александринский готовились к постановкам, однако в день назначенной московской премьеры, 16 декабря 1857-го, пьесу запретили и Казанскому театру предписали немедленно прекратить представления. Лишь в 1863 году «Доходное место» разрешили давать на сцене. После революции пьеса ставилась неоднократно и в провинциальных театрах, и в Москве (например, знаменитый спектакль 1967 года московского Театра сатиры в постановке Марка Захарова), существует несколько фильмов-спектаклей: Малый театр (1981), Театр русской драмы им. Леси Украинки (2007), Сатирикон (2010).
