Роман Достоевского «Подросток» написан в форме автобиографии двадцатилетнего юноши Аркадия Долгорукого, незаконного сына помещика Версилова. Это – «история его первых шагов на жизненном поприще». Начинается она с кратких сведений об отце. Помещик Версилов был женат на девушке из высшего света и имел от нее сына и дочь. Он прожил три состояния и, овдовев в двадцать пять лет, сошелся с женой своего садовника Макара Долгорукого, Софьей Андреевной; выкупил ее у мужа и увез за границу. Через год у него родился сын Аркадий и еще через год дочь Елизавета. Мальчик воспитывался вдали от семьи. «Я был, как выброшенный, вспоминает он, и чуть не самого рождения помещен в чужих людях... До двадцатого года я почти не видал моей матери». На этом жизнеописание подростка обрывается. За месяц до 19 сентября, дата, с которой начинается его повесть, он в Москве решил «отказаться от всех и уйти в свою идею уже окончательно». Эта идея создалась у него еще с шестого класса гимназии, и ради нее он решил пожертвовать университетом. Отец предлагает ему приехать в Петербург и поступить на службу. Аркадия соблазняет это предложение, хотя он и боится, что новая жизнь отдалит его от главного – от идеи. Но страстное желание увидеть отца побеждает все сомнения. Решающей же причиной его отъезда из Москвы является некий «важнейший документ», который делает его «властелином и господином чужих судеб».

Он приезжает в Петербург, знакомится со своей семьей, служит секретарем у старого князя Сокольского, друга отца. Постепенно вовлекается в новую жизнь. Душевное раздвоение его усиливается; с одной стороны – загадочный мир отца, который волнует и влечет его, с другой – «идея», преследующая его неотступно. Он хочет узнать отца, чтобы судить его, и одновременно пытается осуществить свою идею: покупает на аукционе какой-то альбом и перепродает его с большим барышом. Версилов ведет процесс с князьями Сокольскими и выигрывает его; в руки Аркадия попадает письмо, из которого явствует, что права Версилова на наследство сомнительны. С каждой главой разрыв между идеей отца и идеей сына углубляется. Гордый мальчик обожает Версилова и бунтует против него. Он говорит: «Это правда, что появление этого человека в жизни моей, т. е. на миг, еще в первом детстве, было тем фатальным толчком, с которого началось мое сознание. Не встреться он мне тогда, мой ум, мой склад мыслей, моя судьба наверное была бы иная, несмотря даже на предопределенный мне судьбою характер, которого я бы все-таки не избегнул». Так ставится главная тема романа – проблема общения; человек детерминирован своим характером, но судьба его определяется в свободе, несмотря на характер. Влияние одной личности, на другую безгранично, корни человеческого взаимодействия уходят в метафизическую глубину; нарушение этой соборности душ отражается в общественных потрясениях и политических катастрофах.

В душе подростка притяжение к отцу столь же сильно, как и отталкивание. Закону «всеединства» противополагается закон «обособления». Личность не хочет быть только частью целого, она претендует быть всем. Аркадий, выброшенный из семьи, забытый родителями, носит в сердце незаживающую рану. Он – оскорбленный и гордый мальчик, не прощающий обид. От унижений и страданий спасается в свою «идею». «Моя идея, – говорит он, – стать Ротшильдом», богачом. Если общение между людьми нарушено – не надо никакого общения. «Вся цель моей идеи – уединение... Тут тот же монастырь, те же подвиги схимничества». Он уже испытывал свои силы: жил впроголодь, от всего отказывался, упражнялся в аскетизме. Любящее сердце молодого мечтателя уязвлено равнодушием обожаемого отца, и он начинает ненавидеть людей. «Может быть, с самых первых мечтаний моих, т. е. чуть ли не с самого детства, я иначе не мог вообразить себя, как на первом месте, всегда и во всех оборотах жизни... С двенадцати лет я думаю, т. е. почти с зарождения правильного сознания, я стал не любить людей... Да, я жаждал могущества всю мою жизнь, могущества и уединения... Уединение и спокойное сознание силы! Вот самое полное определение свободы».

Мир, созданный Богом, управляется центростремительной силой, единством в любви: гордая личность противопоставляет ему силу центробежную – могущество в уединении. Достоевский, творец величайших современных трагедий, создает динамический образ мировой истории: перед ним открывается трагическое зрелище противоборства двух сил: божественного «собирания воедино» дат демонического разъединения и раздробления. Объединяющей любви он противопоставляет не ненависть, а могущество и власть. В этом гениальное его прозрение. В Божьем мире – свободное согласие, в царстве дьявола распыленные атомы принудительно скрепляются властью и деспотизмом. Власть по самой своей природе демонична: она создает не духовную общину, а материальный коллектив, не Царство Божие, а коммунистический муравейник. Идея подростка подготовляет появление Великого Инквизитора в «Братьях Карамазовых».

Тема «гордого уединения» проходит через все творчество Достоевского; в каждой душе есть «подполье»: писатель гордился тем, что первый проник в эту тайну личности и изобразил ее, как трагедию современного сознания. Величайшее метафизическое свое открытие он приписывает влиянию Пушкина: «Уединение и спокойное сознание силы!», восклицает подросток и цитирует: «С меня довольно сего сознанья... Я еще с детства, продолжает он, выучил наизусть монолог Скупого Рыцаря у Пушкина; выше этого по идее Пушкин ничего не производил».

Идея подростка о «уединении и могуществе» сталкивается с мечтой об отце. Чтоб окончательно замкнуться и «уйти в свою скорлупу», ему нужно убить мечту. Сплетни и двусмысленные отзывы о Версилове склоняют его к мысли, что он был влюблен в призрак. Версилов – жалкий, опустившийся человек, выброшенный из общества и позорно снесший пощечину. Аркадий пишет: «Ведь оказывается, что этот человек – лишь мечта моя, мечта с детских лет... Но не то смешно, когда я мечтал прежде «под одеялом», а то, что я приехал сюда для него же, опять таки для этого выдуманного человека... Да и вина ли его в том, чтоя влюбился в него и создал из него фантастический идеал?» Первая часть романа – борьба сына с «выдуманным отцом» – заканчивается превращением призрака в живого человека. Настоящий Версилов оказывается достойным любви, сына; действительность прекраснее мечты. На драматическом эффекте «узнавания» построен финал первой части.

В семье своей Аркадий ведет себя надменно и угрюмо; с отцом у него происходят резкие стычки. Через месяц наступает решительное объяснение. Версилов отгадывает его идею и насмешливо объявляет: «Я знаю сущность твоей идеи: во всяком случае, это: "я в пустыню удаляюсь!..." Моя мысль – что он хочет стать Ротшильдом или вроде того и удалиться в свое величие». Подросток изумлен его проницательностью; он гордился уединением, и вот скорлупа его разбита; весь он со своими мыслями и чувствами – включен в сознание отца. Этот реальный опыт духовного всеединства наносит смертельный удар его идее. «Я содрогнулся внутри себя, записывает он. Конечно, все это была случайность; он ничего не знал и говорил совсем не о том, хоть и помянул Ротшильда: но как он мог так верно определить мои чувства?»

Аркадий удивлен, но не побежден: он упорствует в намерении порвать с семьей, и. перед расставаньем мстит отцу рассказом о своем детстве. Во взволнованной, лирической исповеди – много личных воспоминаний автора. Нелепейшей поэзией полны эти страницы. «Помню около дома огромные деревья, липы кажется, потом иногда сильный свет солнца в отворенных окнах, палисадник с цветами, дорожку, а вас, мама, помню ясно, только в одном мгновении, когда меня в тамошней церкви раз причащали и вы меня приподняли принять Дары и поцеловать Чашу: это летом было и голубь пролетел насквозь через купол из окна в окно...»

Вспоминает он, как маленьким мальчиком впервые увидел отца: его нарядили в хорошенький синий сюртучок и повезли в барский дом, где остановился Версилов. Тот стоял перед зеркалом с тетрадью в руке и репетировал последний монолог Чацкого. Красота его и изящество поразили ребенка. Потом Аркадия напомадили, завили и повезли в карете на любительский спектакль к одной знатной даме. «Когда вы вышли, Андрей Петрович, – продолжает подросток, – я был в восторге до слез, почему, из-за чего – сам не понимал... Всю ночь я был в бреду, а на другой день, в десять часов, уже стоял у кабинета». Но мальчика не пустили, отец укатил из Москвы и он больше его не видел. «Тем и кончилось, что свезли меня в пансион к Тушару, в вас влюбленного и невинного, Андрей Петрович».

Начинается печальная жизнь ребенка у «французика парижского происхождения, разумеется, из сапожников». Тушар преследует его, попрекает незаконным происхождением, дает пощечины и, наконец, превращает в своего лакея. Мальчик решает бежать к отцу, но в последнюю минуту его охватывает отчаянье и он остается. Исповедь свою Аркадий кончает словами: «Вот с самой этой минуты, когда я сознал, что я, сверх того, что лакей, вдобавок и трус, и началось настоящее, правильное мое развитие!»

В «Записках из подполья» Достоевский гениально анализировал болезнь сознания и открыл неведомый дотоле мир подпольной психологии. Неутоленная и оскорбленная жажда красоты «мечтателя» превращается в бессильную злобу и цинизм подпольного человека. Идея Ротшильда – подполье подростка; образ красоты мелькнул перед ним на миг в лице отца и после светлого видения мрак действительности стал еще темнее. Отец обманул любовь сына – он оказался только актером, играющим роль Чацкого. Но Тушар не обманул: в его школе мальчик узнал правду о себе: он лакей и трус. Версилов и Тушар – символы раздвоения Аркадия. С раздвоения начинается болезнь сознания: в душе человека открывается смрадное подполье.

* * *

Исповедь кончается резким разрывом с отцом: подросток мстит за свое признание в любви, он бросает Версилову в лицо жестокие и несправедливые обвинения: «Я вас не люблю, Версилов», кричит он ему и угрожает: «Берегитесь, Версилов, не делайте меня врагом вашим». На следующий день он переезжает на другую квартиру. Это – высшая точка раздвоения: люблю-ненавижу, любимый отец и злейший враг, между этими крайностями мечется его обезумевшее от боли сознание.

Аркадий подозревает отца в позорных и низких поступках; ходят слухи, что у него была связь с покойной дочерью генерала Ахмакова, что он скрывает своего незаконного ребенка, что князь Сокольский дал ему за это пощечину. Версилов помогает бедной девушке Оле и та обвиняет его в гнусных намерениях; сын склонен верить этому обвинению. Чтобы окончательно убедиться в нравственном падении отца, Аркадий возвращает ему письмо, касающееся выигранного процесса о наследстве. И вот начинается эффектное раскрытие тайн Версилова: оказывается, дочь Ахмакова соблазнил не он, а князь Сокольский. Версилов из сострадания к обиженной хотел на ней жениться и заботится о воспитании ребенка князя; на пощечину Сокольского он отвечает благородным вызовом на дуэль. Оле он хотел бескорыстно помочь и был наказан за доброе дело; узнав из письма, что права его на наследство не вполне бесспорны, он отказывается даже от своей законной части. Внезапно он вырастает на наших глазах: это не промотавшийся и опустившийся авантюрист, а человек высокой души и прямого благородства. Аркадий от ненависти к отцу сразу переходит к исступленному обожанию. Он задыхается от восторга, бросается на шею Васину и восклицает: «Я обнимаю вас и целую, Васин!» – «С радости?», – спрашивает тот. – «С большой радости, отвечает Аркадий. Ибо сей человек «был мертв и ожил, пропадал и нашелся!» Так опрокидывается смысл евангельской притчи: не блудный сын возвращается к отцу, а «блудный» отец, оторвавшийся от родной земли и семейного корня, возвращается к сыну. Суд сына над отцом кончен: отец оправдан, образ его открылся, как идеал человеческого благородства. Первая часть заканчивается гимном жизни и любви. Аркадий встречает на улицу свою сестру Лизу. «Что-то ужасно веселое, а на капельку и лукавое было в ее сияющем взгляде». Он в радостном волнении говорит ей: «Я тебя ужасно люблю, Лиза! Ах, Лиза! Пусть приходит, когда надо, смерть, а пока жить, жить! О той несчастной (самоубийце Оле) пожалеем, а жизнь все-таки благословим, так ли? Лиза, ты ведь знаешь, что Версилов отказался от наследства? Ты не знаешь души моей, Лиза, ты не знаешь, что значил для меня человек этот». Эта удивительная сцена на улице залита светом. Обретение отца означает для подростка возвращение к жизни, к счастью, к вере. Он дышит полной грудью, как будто в первый раз вышел на Божий свет. Кончено «уединение и могущество», кончена идея Ротшильда, кончено затхлое подполье. Молодая жизнь побеждает болезнь мечтательства. Аркадий воскресает.

Во второй части изображается «мятеж страстей» подростка. Проходит два месяца – он неузнаваем: одет щегольски, швыряет деньгами, обедает в лучших ресторанах, ездит на собственном лихаче. Возобновляет он свой рассказ таким предисловием: «Я начинаю теперь историю моего стыда и позора». Идея оставлена. Юноша опьянен жизнью и соблазнен свободой. Его заблуждения и падения от неопытности, доверчивости и великодушия. Опыт свободы покупается дорогой ценой. Сестре своей, Анне Андреевне, Аркадий говорит: «Мы пережили татарское нашествие, потом двухвековое рабство и уж, конечно, потому, что то и другое нам пришлось по вкусу. Теперь дана свобода и надо свободу перенести: сумеем ли? Так же ли по вкусу нам свобода окажется? – вот вопрос». Простодушный мечтатель верит, что трагедия человеческого общения для него кончена: отец его любит, с сестрами он живет в дружбе, приятели окружают его нежнейшей заботливостью. Одним словом, для него уже наступил рай на земле. Действительность наносит этой утопии жестокий удар. Аркадий живет у князя Сергея Сокольского и пользуется его деньгами, как своими. «Увы, все это делалось во имя любви, великодушия, чести, пишет он, а потом оказалось безобразным, нахальным, бесчестным». Дружба с князем обрывается катастрофой: подросток резко объясняется с оскорбившим его другом и тот бросает ему в лицо: «Посмеете ли вы сказать, что, брав мои деньги весь месяц, вы не знали, что ваша сестра (Лиза) от меня беременна?» Такое же горькое разочарование переживает он в любви: Катерина Николаевна Ахмакова признается, что завлекала его, рассчитывая на его «пылкость» и надеясь узнать у него о компрометирующем ее документе. Но всего мучительнее для него отношения с Отцом. Версилов часто приходит к нему, доверчиво делится с ним мыслями, убеждениями, посвящает его в свою интимную жизнь, а между тем настоящей близости между отцом и сыном не создается. Подросток чувствует, что у отца есть какая-то тайна и проникнуть в нее не может. Версилов видит нравственное падение сына и не делает ничего, чтоб открыть ему глаза и спасти от позора. Он не желает «вторгаться на чужой счет в чужую совесть». Когда сын упрекает его в равнодушии, он заявляет: «Повторяю тебе: я достаточно в оное время вскакивал в совесть других – самый неудобный маневр!» Нет, это – не безразличие изверившегося в добро человека, а глубокое уважение к чужой личности и охранение ее нравственной свободы.

Вторая часть кончается для Аркадия двойной катастрофой: из записки Версилова к Ахмаковой он вдруг догадывается о трагической страсти отца к женщине, в которую он сам влюблен: после выигрыша в рулетку, у него крадут деньги, обвиняют в воровстве и с позором выгоняют из игорного дома. Он заболевает горячкой и девять дней лежит в беспамятстве.

В третьей части юноша целиком захвачен вихрем происходящих вокруг него событий, вовлечен в трагедию отца; из героя превращается в свидетеля и хроникера. Горький опыт падений и страстей не проходит даром для пылкого юноши; из подростка он становится взрослым и осознает раздвоение своей, натуры. Да, в душе его уживаются жажда красоты и низменное вожделение к Ахмаковой. «Это оттого, – пишет он, – что во мне была душа паука... И это у того, который хотел уйти от них и от всего света во имя "благообразия!" Жажда благообразия была в высшей мере и уж, конечно, так, но каким образом она могла сочетаться с другими, уж Бог знает какими жаждами – это для меня тайна. Да и всегда было тайной и я тысячу раз дивился на эту способность человека (и, кажется, русского человека по преимуществу) лелеять в душе своей высочайший идеал рядом с величайшей подлостью и все совершенно искренне. Широкость ли это особенная в русском человеке, которая его далеко поведет, или простая подлость – вот вопрос!»

Самознание подростка завершается роковым вопросом. Двойственность, антиномичность души – последняя правда о нем и о Версилове. Но они не исключение, а правило. Всякое человеческое сознание внутренне противоречиво. Об этой «подпольной истине» говорит все творчество Достоевского. Она резюмируется в незабываемых словах Мити Карамазова о борьбе Бога с дьяволом в душе человеческой.

Идею «семейной хроники» и смысл жизненной драмы героя выражает Версилов. «Видишь, друг мой, говорит он сыну, я давно уже знал, что у нас есть дети, уже с детства задумывающиеся над своей семьей, оскорбленные неблагообразием отцов своих и среды своей. Я всегда воображал тебя одним из этих маленьких, но сознающих свою даровитость и уединяющихся существ... Я тоже, как и ты, никогда не любил товарищей. Беда этим существам, оставленным на одни свои силы и грезы и со страстной, слишком ранней и почти мстительной жаждой благообразия».

Так идея «Подростка» естественно связывается с идеей «Бесов». Современный кризис есть кризис эстетического сознания. Идеал красоты помутился, но человечество не может жить без красоты. Достоевский решительно утверждает, что «без хлеба прожить можно, а без красоты совсем невозможно». Молодое поколение оскорблено «неблагообразием» отцов. В основе общественной смуты – распад семьи. В ее неблагополучии отражается мировой кризис, переживаемый человечеством. Идея «семейной трагедии» «Братьев Карамазовых» вырастает из семейной хроники «Подростка». «Случайное семейство» Версилова в процессе своего разложения должно породить семейство Карамазовых.

* * *

Но исповедь подростка – только «история его первых шагов». «Мятеж страстей» и испытание свободы – это его éducation sentimentale [воспитание чувств]. В заключение к своим запискам он пишет: «Дописав последнюю строчку, я вдруг почувствовал, что перевоспитал себя самого. Старая жизнь отошла совсем, а новая едва начинается». Аркадий посылает автобиографию своему старому воспитателю Николаю Семеновичу и тот отвечает ему: «Да, Аркадий Макарович, вы член случайного семейства... О, когда минет злоба дня и настанет будущее, тогда будущий художник отыщет прекрасные формы даже для изображения минувшего беспорядка и хаоса!»

«Бесы» кончаются всеобщей гибелью; Россия представляется писателю больным, одержимым бесами; беспросветная ночь озарена пожаром смуты. «Подросток» завершается верой в новую жизнь, в новый идеал красоты. Достоевский мечтает найти «прекрасные формы» и создать искусство для изображения современного хаоса. «Беспорядок» – только этап развития; Аркадий не погиб в хаосе: опыт перевоспитал его и закалил для новой жизни. После ада («Бесы») и чистилища («Подросток») писатель задумывает поэму о рае («Братья Карамазовы»). Смерть прерывает его восхожденье в самом начале.