В романе «Накануне» Тургеневу удалось обрисовать сильный; женский образ, в лице Елены. Она – сродни Наталье из «Рудина», у неё та же «честная, страстная, горячая натура». И выросла она такая же одинокая, в себе замкнутая, далекая духом от близких ей по плоти людей. В её голове бродят те же мысли о великом служении человечеству.

Но в Елене все эти стремления из области мечты страстно рвутся в область реальности, ищут себе практического выражения; кроме того, в ней меньше той мягкости, которой богата Наташа Ласунская: резкая, решительная, Елена не идет на уступки, в ней больше фанатизма, нетерпимости, резкости... «Слабость возмущала ее, глупость сердила, ложь она не прощала, «во веки веков»; требования её ни перед чем не отступали». «Стоило человеку потерять её уважение, – а суд произносила она скоро, часто слишком скоро, – и уж он переставал существовать для неё». К людям она предъявляет строгие требования, – требует «дела» и, с суровостью людей 60-х годов, готова презирать искусства и звания, – если не видит в них практической приложимости.

 

Тургенев. Накануне. Аудиокнига

 

Под «делом» она подразумевала все виды служения во имя гуманности, – не только людям, но даже животным. Она с детства шла навстречу «страдающему брату» – и облегчала ого муки, и утешала его. У неё был друг – нищая девочка Катя, которая ей, еще ребенку, рассказала о страданиях людей, – и с той поры Елена страстно стала служить всем страдающим...

Насколько Лиза Калитина из «Дворянского гнезда» – натура пассивная, созерцательная, настолько Елена – активная, идущая к людям, с протянутой рукой помощи. Конечно, её своеобразная душа не могла найти отклика в среде ее окружающих. «Я одна, все одна, – пишет она в своем дневнике, – со всем моим добром, со всем моим злом. Некому протянуть руку». Но и сама она не всякому протянет руку дружбы, – ее, например, не удовлетворяет Берсенев, серьезный, молодой кабинетный ученый, человек большого ума и ее любящий; она остается чуждой и молодого талантливого художника – Шубина, который живет только чувством, – эстет в душе. Оба они, в её глазах, – ненужные люди, без которых может обойтись страдающее человечество.

 

 

И она упорно отыскивает такогочеловека, который мог бы «душу свою положить за брата своего».

Конечно, такого идеалиста-«филантропа», в евангельском смысле слова, с идеями служения «всему человечеству», – она долго не находила, да едва ли бы и нашла. Вот почему, когда она встретила болгарина Инсарова, патриота-фанатика, решившегося жизнь свою отдать на освобождение родины от турецкого гнета, – она была поражена его пламенным патриотизмом, его железной волей, его геройской решительностью голову сложить за родину. И она простила ему узость его исключительного патриотизма, простила односторонность его ума и души и пошла за ним, – за этим «сильным» человеком», который не боялся жизни, не знал мучений «самоанализа», – «разлада» между «словом и «делом».

Инсаров твердо стоит на дороге, которая намечена ему его любовью к родине, состраданием к родному народу. Спокойно смотрит он вперед, не боясь смерти и препятствий. Все это производит обаяние на душу Елены. Она понимает его, и, под его влиянием, убеждается, что только в таком, как у него, сужении расплывчатых филантропических мечтаний кроется ее спасение, – от отвлеченных стремлений надо скорее перейти к цели, быть может, более узкой, но зато ясной, конкретной... «Он спокоен, – говорит она с завистью об Инсарове, – а я – в вечной тревоге; у него есть дорога, есть цель, – а я, куда я иду? Где мое гнездо?» У Инсарова, по её мнению, «оттого так ясно на душе, что он весь отдался своему делу, своей мечте... Из-за чего ему волноваться? Кто отдался весь... весь – тому горя мало».

И вот, она, не найдя среди русских людей человека себе под пару, «ограничивает» свою филантропию, бросает семью, родину, выходит замуж за Инсарова и делается «болгарской патриоткой». Когда он умирает по дороге, не доехав до родины, – она едет туда одна. Со всей прямолинейностью натуры, она не хочет сворачивать с того пути, на который она встала решительно; на родину возвращаться она не желает: «вернуться в Россию, восклицает она – зачем? что делать мне в России?» В этой сухой односторонности большое сходство её с Инсаровым.

Он тоже не сходит с пути, на который встал; он тоже – человек дела, не любит всего отвлеченного, – не признает ни поэзии, не философии, если не видит в них никакого практического применения.