В бытовых пьесах Островского изображена незатронутая до него область жизни, которой, лишь слегка, мимоходом, касался Гоголь. Купечество являлось особым своеобразным миром, где выработались свои порядки и обычаи жизни, особые типы и условия существования. Мир этот, темный, дикий, внезапно был освещен рукой художника и предстал в книге и на сцене перед публикой во всем своем страшном своеобразии.
Есть здесь конечно и светлые стороны, есть типы людей редкой душевной красоты, как Катерина и Кулигин в «Грозе», с богатыми задатками, как Любим Торцов в пьесе «Бедность не порок», но этим одиночкам приходится жить в тяжелой удушливой атмосфере насилия, деспотизма, грубости и невежества, созданной отрицательными типами купечества, среди которых преобладает тип всесильного в своей семье самодура.
Островский. Свои люди - сочтёмся. Спектакль
Почти сплошь драматическое действие пьес Островского вызывается борьбой грубого самодурства с людьми, силящимися свергнуть с себя тупой деспотизм и зажить более осмысленной и свежей жизнью. Многоразличные типы этого мира, метко схваченные художником, проходят перед нами в его комедиях и драмах. Великой общественной и художественной заслугой Островского является то, что он первым проникнул в этот темный мир и реально, с натуры рисовал картины его жизни.
Типичным представителем самодурства является купец Самсон Силыч Большов в комедии «Свои люди – сочтёмся» (см. полный её текст и статью «Свои люди – сочтёмся» – герои). История жизни большинства самодуров – одинакова: с детства тяжкий труд, побои и всякое измывательство со стороны тех, кто постарше и повластней, а отсюда упорная мечта нажиться, каким угодно путем, и самому стать тем, кто может издеваться и помыкать другими. Когда эта заветная мечта осуществляется, когда самодур становится во главе собственного дела и семьи, тогда-то и наступает для него время насладиться своей волей и своею властью.
Таким образом, самодурство является естественным последствием испытанного насилия и деспотизма. В этом мирке, насыщенном злобою, животным эгоизмом и исключительно материальными интересами, вырабатываются своеобразные идеалы, сводящиеся к достижению возможности быть не жертвой деспотизма, но самому стать деспотом, терпеть не от чужого насилия, но самому насиловать волю других.
Нередко мы видим в героях Островского какое-то упоение деспотизмом, наслаждение деспотизмом; они всячески ухищряются, придумывая всевозможные приемы насилия, как бы мстя за все испытанное в прошлом. Цену этому деспотизму, этой возможности самодурства придает именно то, что эти самодуры десятки лет испытывали тяжкий гнет самодурства своих отцов и вообще старших и теперь дорвались до всесильного проявления своей животной воли, как до какой-то желаннейшей жизненной цели.
Таков и Большов. Весь дом трепещет под гнетом самодурства; трезвый, он угрюмо молчит, и весь дом замирает, подавленный угрюмостью самодура; когда же он пьян, то дом наполняется криками купца, и плачем избиваемых жены пли детей. Для воли самодура препятствий нет, он не может и представить себе необходимости считаться с волей и потребностями домашних, судьбу которых он решает. Из самодурства объявляет он себя банкротом и не платит кредиторам, из самодурства же издевается он над женой, дрожащей и обезличенной, и над дочерью, которую выдает замуж, не спросив её согласия.
Но над старым самодуром разразился удар судьбы. Превращаясь в банкрота, он отдает имущество дочери и зятю Подхалюзину, своему старшему приказчику, расчетливому и осторожному плуту, который медленно забирает все имущество хозяина в свои руки. Когда кредиторы сажают Большова в долговую тюрьму, Подхалюзин отказывается прийти на помощь тестю и предоставляет его своей участи. Опозоренный и обнищавший, Большов на старости лет приходит к мысли о том, что за деньги он продавал свою совесть и в этом грехе провел жизнь: однако это раскаяние не особенно высокой цены, так как вызывается только материальным бедствием, которое Большову пришлось испытать.
Подхалюзин же, освободившись от власти и опеки хозяина, готовится сам насладиться возможностью проявлять свою злую волю над другими. «Будет с них, – говорит он о Большове, – почудили на своем веку, теперь нам пора». Этого счастливого момента подневольный, вечно дрожавший перед хозяином, Подхалюзин ждал всю свою жизнь. Подымаясь по своей служебной лестнице и терпя холод, голод, побои и самодурство хозяина, он мечтал о времени, когда сам будет хозяином и получит право силы и власти. Дождавшись этого момента, он обнаруживает черную неблагодарность к хозяину, обогатившему его, и строит на позоре и бедствии старика свое благополучие.
Дочь Большова, Липочка, точно также равнодушна к горю отца; воспитанная в атмосфере грубой и пропитанной эгоизмом и самодурством, она в своем равнодушии и черствости является достойной дочерью своего родителя. Самодур что посеял, то и пожал. Липочка выросла грубой и сухой девушкой, мечтающей жить «по-образованному», коверкающей книжные выражения и смешной в своей наивной претензии казаться «образованной». В её лице Островский осмеял неумелые попытки купечества привить себе внешнюю культурность, сохраняя старое невежество и дикость жизни.
