Уже в XVII в. встречаются в русской литературе первые попытки выразить в стихах страдания сердца, измученного любовью. Теперь, в XVIII в., эти опыты встречаются все чаще и чаще. В рукописных собраниях, рядом с виршами старого склада, теперь в большом числе попадаются нам эти стихотворные излияния, чаще всего без обозначения имени их творца. Зарождавшаяся галантность в отношениях между мужчинами и женщинами высшего, более образованного, сословия особенно способствовала этой лирике. «Самая нежная любовь, только подкрепляемая нежными и любовными и в порядочных стихах сочиненными песенками, – говорит Болотов, – тогда получила первое только над молодыми людьми свое господствие, и помянутых песенок было не только еще очень мало, но они были в превеликую еще диковинку и, буде, где какая проявится, то молодыми боярынями и девушками с языка не была спускаема».
Оттого-то и российский матрос Василий, и дворянин Александр, и его друг Владимир так любили щеголять «ариями». В начале XVIII в. таким кавалером, прибегавшим к чарам поэзии, был известный победитель женских сердец камергер Монс, за свои любовные похождения заплативший жизнью. За незнанием русской грамоты он писал русские стихи немецкими буквами. Вот одно из его произведений:
Ах, что есть свет и в свете! ах, все противное!
Не могу жить, ли умерти. Сердце тоскливое.
Долго ты мучилось! Нет упокоя сердцу!
Купидон, вор проклятый, вельми радуется, –
Пробил стрелою сердце; лежу без памяти...» и т. д.
Как видно из настроения этих стихов, любовные страдания Александра вполне умещались в пределах этого чувства. И, конечно, можно смело утверждать, что вообще приподнятое настроение героев петровской повести вполне отвечало действительным чувствам того времени. Иностранцы, описавшие нашу жизнь начала века, придворную и городскую, говорят нам о той любовной атмосфере, которою наслаждалось русское общество, освобожденное от оков Домостроя.
Секретарь Монса, Столетов, тоже был чувствительный стихотворец, – от него осталось немало стихов, вроде следующих:
О, коль тягостно голубю без перья летати –
Столь мне без друга мила тошно пребывати!
И теперь я, младенка, в слезах унываю,
Что я друга сердечна давно не видаю.
Подобные же стихи писала еще Елизавета Петровна, когда, далекая от трона, она жила сердечными привязанностями:
...Я не в своей мочи огнь утушить,
Сердцем я болею, да чем пособить?
Что всегда разлучно
И без тебя скучно!
Легче б тя не знати,
Нежель так страдати
Всегда по тебе!.. – и т. д.
В сборниках XVIII в., рядом с народными песнями и кантами, много анонимных любовных песен такого рода.
Кроме таких восторженных стихов, встретим мы и грустные, полные жалоб на «фортуну-разлучницу», на людей, на неверность милой. Все эти нескладные произведения – и разобранные повести, и приведенные стихи без размера, смесь виршей, народной песни и монолога из любовного романа – ценнее для нас, чем те книжные искусственные произведения, которые написаны «по правилам» поэтики и которые, к сожалению, до сих пор в наших историях литературы совершенно закрывают собою то оригинальное творчество, которое росло и пробуждалось именно в этих детских попытках выразить словами музыку своей души, взволнованной новыми ощущениями!
См. также: Поэзия петровской эпохи, Драматургия петровской эпохи.
