Философские и политические идеалы Антиоха Кантемира представляют большой интерес. Ученик Феофана Прокоповича и Татищева, он в своих сатирах убежденно исповедовал «естественный закон и народны права», «естественны права»... Будучи сам высокого, почти царского рода, был врагом генеалогических предрассудков. Один из первых русских писателей восстал он против дурного обращения с крепостными.

Друг просвещения, сатирик бичевал, насколько мог, невежество тупое, российское, вековечное, с которым боролся Петр I. Вот почему ханжи, суеверы, суесвяты, раскольники – противники Петра и всех его учеников, вызывают осуждение и со стороны Кантемира. Но, борясь с этими поборниками старины, петровская реформа создала и новых – «щеголей», которые с презрением относились к знанию. Такие противники науки были опаснее первых. Это прекрасно понял Кантемир и от этого не пощадил их.

Таким образом, идеалы Кантемира, как общественного деятеля, выработались под влиянием того течения, что ворвалось к нам с Петром, – оно покорило Кантемира.

Идеалы его частной жизни однако далеко отошли от петровских, да это и понятно: если традиции Петра жили еще в сознании лучших людей, то проводить их в жизнь было теперь мудрено, – время реакции, время общего падения и застоя, частая смена временщиков, иногда даже личная небезопасность заставляли искать спасения в каком-нибудь осторожном, «мудром» устройстве своей жизни, и Кантемир нашел себе такой modus vivendi.

Проповедь Горация о тихой жизни «для себя», в тиши своего дома, в кругу друзей, в беседе с любимыми поэтами, – проповедь мудрой осторожности в жизни, изобилующей подводными камнями, умеренности желаний, «золотой середины» во всем – такое горацианское мировоззрение вполне удовлетворило российского поэта.

Жизнь загнала его «в тихий угол», заставила «при других быть молчаливу». Наука «в счастии быть умерену, терпеливо сносить нужду», «в беде быть тверду» – облегчили ему существование. Приходилось «мысль осторожно таить», сохранять свою честность, хотя бы, тем, что иногда и помолчать о правде, но никогда не укрывать ее ложью и всячески изворачиваться, чтобы в одно время сохранить чистоту и честность убеждений – и спасти себя.

Проповедь Кантемиром самонаслаждения собственною добродетелью, утонченное наслаждение «про себя» – говорят нам, что, даже в лице лучших представителей своих, знавших, что спасение русской жизни в борьбе с мраком невежества – русское общество без Петра не в силах было сочетать своей работы с его идеалами. Жизнь и идеалы не только не слились в одно гармоническое целое, но остались далекими друг другу.

Если «европеизированные» щеголи и щеголихи оказались чужды народу, то и гуманный, высокообразованный Кантемир, брезгливо проходящий чрез «пьяную улицу», или, с любопытством естествоиспытателя всматривающийся в курьезный образчик старого русского начетчика – слишком далек от простонародной, массовой России.