Сумароков (см. его биографию и статью о творчестве) более всего прославился не одами, песнями и сатирами, а как драматург. Он чужд был античной драматической литературе и потому примкнул исключительно к французскому классицизму: Корнель, Расин и Вольтер – его главные учителя в области драматургии. (См. статью Трагедия в классицизме.)
Александр Петрович Сумароков. Лекция А. Н. Ужанкова
Особенно близок он к Расину, за что и прозван был у вас «северным Расином». Современники высоко ценили драматическую деятельность Сумарокова. Особенно важен отзыв о нем, принадлежащий известному артисту Дмитревскому. Это – отрывок из речи, произнесенной им в Академии в 1807 г., – следовательно, тогда, когда Дмитревский уже не мог быть связан с Сумароковыми, личными интересами.
Подобные отзывы очень ценны, так как помогают историку останавливать свое внимание на таких сторонах прошлого, которые нелегко поддаются оценке людей позднейшего времени, – нет ничего труднее, как найти «новое» в «старом», давно отжившем. Нам, например, людям избалованным современным стихом, трудно было бы оценить благозвучие стихов Сумарокова, и «новизну» его приемов психологического анализа, если бы нам на выручку не явился современник Сумарокова – артист, понимавший его лучше нас и умевший в свое время удачно истолковывать художественные замыслы писателя, даже вызывать своей игрой обильные слезы у зрителей.
Русская публика не могла сознавать всех этих недостатков в трагедиях Сумарокова, – она видела в них те же приемы и формы, как и в популярных французских трагедиях Расина и Вольтера: Хорев, Синав и Трувор, Оснельда и Ксения напоминали Британника, Эдипа, Заиру и Роксану, – героев Расина и Вольтера. Ильмена походила на Альзиру Вольтера. Рассказ вестника о смерти Трувора представляет собою подражание рассказу Терамена о смерти Ипполита в расиновской «Федре».
Неудивительно, что русские люди подумали, будто Сумароков дал ей такую же трагедию, какая была у французов, а в нем самом увидела «русского Расина» и «Вольтера».
К несомненным достоинствам трагедий Сумарокова надо отнести обилие живых и горячих сцен; монологи и рассказы действующих лиц в его пьесах часто проникнуты возвышенными чувствами. Устами своих героев он высказывал нередко те же гуманные идеи о свободе, о веротерпимости, воспитании и образовании, о власти и управлении государством, какие тогда проводились в идейных западноевропейских произведениях.
См. статьи о первой и второй трагедиях Сумарокова: Сумароков «Хорев» – краткое содержание и анализ, Сумароков «Гамлет» – краткое содержание и анализ. См. также анализ его трагедии «Дмитрий Самозванец».
В третьей трагедии Сумарокова: «Синав и Трувор» Синав – слабый человек, весь охваченный страстью к Ильмене, ради этого готовый на изгнание родного брата, на захват героини против её воли...
Четвертой трагедией Сумарокова была «Артистона», затем «Семира», «Ярополк и Димиза», «Вышеслав», «Димитрий Самозванец». «Мстислав».
Все эти трагедии, в общем, похожи на две первые. Светлый образ нежной девушки, стойкой в борьбе долга и любви, несколько раз пройдет перед нами в этих пьесах. Несколько раз увидим мы слабовольных тиранов, приносящих в жертву своему эгоизму чужое счастье. Мелькают образы пылких любовников, стоящих, однако, ниже избранных ими героинь по силе и чистоте духа. Таким образом, Сумароков, как и Расин, главным образом, художник женских образов.
С каждой новой пьесой Сумароков задается все более серьезными задачами – усложняет действие и углубляет характеры героев. Сцены любовных объяснений у него лучшие. Менее интересны те места, в которых изображает он злобу героев. Всего холоднее монологи, в которых трактуется о чувстве долга, о любви к родителям и пр.
Александр Петрович Сумароков
Конечно, больше всего обязан Сумароков Расину, герои которого, большею частью, такие же «рабы страсти», губящие себя, или других. Но кроме влияния французских писателей, нельзя не отметить на пьесах Сумарокова также и несомненного влияния Шекспира: он повторяет, например, в одном месте монолог короля Лира в степи.
Для нас очень ценно, что только раз он взял сюжет из античной истории – во всех других пьесах он связан с русской историей (хотя и фантастической), причем любопытно, что он не боялся даже сюжетов из истории XVII века. Это – большая смелость для псевдоклассика.
