Самым типичным представителем «фамусовского общества» является в комедии «Горе от ума» (см. краткое содержание, анализ и полный текст) сам Фамусов. Это – образ важного чиновника, вдовца, имеющего взрослую дочь, Софью. Фамусов – верный приверженец всех тех устоев, на которых держалось московское общество той эпохи. Свою служебную карьеру он строит на угодничестве и низкопоклонстве. Дядюшка его Максим Петрович, надменный с низшими, раболепный при дворе, – представляется ему идеалом. Какой-то Кузьма Петрович, ловко сумевший сам пробраться в камергеры и провести сынка, – предмет его восхищения и поклонения.

Образ Фамусова у Грибоедова

Смысл службы Фамусов видит в получении наград и высокого жалованья, – к работе же он относится с циническим пренебрежением: деловые бумаги он подписывает, не читая, и еще острит: «у меня что дело, что не дело, – обычай мой такой: подписано и с плеч долой». В штат своих чиновников он берет почти только родственников – он сам откровенно признается:

При мне служащие чужие очень редки, –
Все больше сестрины, свояченицы детки!
...........................................
Как станешь представлять
К крестишку, иль местечку –
Ну, как не порадеть родному человечку?

Вся эта свора родни бездельничала и только получала теплые местечки да награды. Сам Фамусов признает это, говоря, что из его чиновников был «деловым» один Молчалин, ему «не свой». К службе Фамусов относится нерадиво, но с большим вниманием следит за всеми тем событиями московской жизни (крестниц, похороны, обеды), участвовать в которых считает своим долгом и серьезным, важным «делом».

И по отношению к дочери он старается вести себя, «как все»: когда умерла жена, он сумел для дочери «принанять» в m-me Розье «вторую мать», т. е. отдал Софью в чужие, наемные руки. Этим заботы его о девушке прекратились, и он успокоился. Так делали «все» в Москве. Потом стали ходить к Софье «полки учителей, числом поболее, ценою подешевле». К этим учителям относились с одинаковым пренебрежением и отцы, и дети, – Фамусов называет педагогов дочери «побродягами».

Когда образование Софьи кончилось, она вступила в свет настоящей «московской барышней», главное достоинство которых заключалось в умении себя «принарядить тафтицей, бархатцем и дымкой», в умении манерничать и петь модные романсы, – словом, в том внешнем «благонравии», за которым скрывались иногда неблагонравные чувства и мысли. Но с этим родители были готовы мириться: «грех не беда, молва нехороша!», – говорилось в этом обществе. Сам Фамусов, который «всем» был известен своим «монашеским поведением», не прочь поухаживать при случае за крепостной девушкой (сцена с Лизой).

Все обязанности «отца» оканчивались, в глазах Фамусова, приисканием для дочери мужа со «звездами и чинами», или дворянина, хоть «плохонького» в умственном развитии, но с 1000 – 2000 душ.

Подчинясь тем традициям, которыми жило его общество, Фамусов считает для себя выгодным сохранять установленный здесь порядок жизни, беззаботной и сытой, – оттого всякие новшества: образование, либеральные идеи, – все то, что грозило критикой существующим порядкам, его бесило и рождало в нем ненависть. Будучи умнее всех своих друзей, он ясно видит, что наибольшая опасность «старой Москве» грозит именно со стороны просвещения. Вот почему он прямо говорит:

Ученье – вот чума, ученость – вот причина,
Что нынче, пуще, чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений!

Оттого Фамусов – главный застрельщик в той травле, которую начала с Чацким «старая Москва» за то, что он хотел служить «делу, а не лицам», что он был «служить рад», но не пожелал «прислуживаться», за то, что авторитеты Москвы для него, Чацкого, – казались не авторитетами, а людьми, заслуживающими презрения. За все эти «вольнодумства» Фамусов готов его обвинить в революционных замыслах, запретить ему въезд в столицы. Он успокаивается лишь на том, что признает Чацкого сумасшедшим.