В 1780 году Г. Р. Державин написал стихотворение «К первому соседу». Оно адресовано купцу М. С. Голикову, который жил в соседнем доме на Сенной площади в Петербурге. Когда Державин купил дом на Фонтанке, соседом его стал секретарь Потемкина Гарновский. И к нему он пишет стихи, а для того чтобы не спутать читателей, в издании сочинений 1808 года указывает в заглавиях: «К первому соседу» (первоначальное название просто «К соседу») и «Ко второму соседу».

«Первый сосед», Голиков, живет богато, проводит время в пирах и удовольствиях, о чем Державин подробно повествует:

 

Гремит музыка, слышны хоры
Вкруг лакомых твоих столов;
Сластей и ананасов горы,
И множество других плодов
Прельщают чувства и питают;
Младые девы угощают,
Подносят вина чередой:
И алиатико с шампанским,
И пиво русское с британским,
И мозель с зельцерской водой.

 

Державин описывает окружающую Голикова роскошь и говорит, обращаясь к нему:

 

С младой, веселою, прекрасной
И нежной нимфой ты сидишь, –

 

а в «Объяснениях» сообщает, что Голиков имел на содержании певицу-итальянку, о которой и сказано в стихах. Упомянуто дальше о том, что Голиков оставил в Сибири жену и не торопился возвращаться домой, щедро тратя нажитые богатства. Он объясняет, откуда берутся эти деньги:

 

...откуп вновь тебе приносит
Сибирски горы серебра...

 

Голиков был откупщиком питейных сборов в Петербурге и Москве в 1779 – 1783 годах, и Державин остерегал его от излишних роскошеств, призывал к умеренности и осторожности:

 

Не будет, может быть, лелеять
Судьба уж более тебя,
И ветр благоприятный веять
В твой парус: береги себя!
...На свете жить нам время срочно,
Веселье то лишь непорочно,
Раскаянья за коим нет.

 

Идеал спокойной, честной жизни вне забав и шума придворного круга отчетливо проступает уже в ранних стихах Державина. Ему свойственно ощущение собственного достоинства, ради сохранения которого он не согласен идти ни на какие компромиссы. Другое дело, что понятие гражданской стойкости Державин воспринимал по-своему и что обращения к фаворитам Екатерины II – Зубову, Потемкину, Безбородко – никогда не казались ему унижением. В то время это было принято, не вызывало ничьего осуждения, а Державин был слишком сыном своего века, для того чтобы уметь отказаться от принятых обычаев.