Василий Андреевич Жуковский сам был участником Отечественной войны 1812. Действие его оды «Певец во стане русских воинов» (см. её полный текст и краткое содержание) происходит в осенённом луной армейском лагере, вскоре после ухода кутузовского войска из отданной Наполеону Москвы. Сидящий среди солдат Певец поёт им возбуждающую боевой дух песню. Он состоит из длинной цепи тостов.
Жуковский. Певец во стане русских воинов. Кратко. Слушать аудиокнигу
Первый тост Певец предлагает – за Святослава, Дмитрия Донского и двух князей-Иоаннов. Он указывает при этом на тени предков:
Смотрите, в грозной красоте
Воздушными полками,
Их тени мчатся в высоте
Над нашими шатрами....
В уста Святославу он влагает переданные летописцем слова его, сказанные перед битвою с греками: «Ляжем зде костьми, мертвые бо срама не имут» в стихе:
Погибнем! мертвым срама нет!
Второй кубок – за Петра I и Суворова. Суворов изображен близко к тому, как он рисуется в «Водопаде» Державина:
Но кто сей рьяный великан,
Сей витязь полуночи?
Друзья, на спящий вражий стан
Вперил он страшны очи.
Третий кубок – за отчизну. Здесь и помещены всем известные прочувствованные стихи, которые в суровой обстановке военного лагеря выразили в чувстве любви к родине и личную привязанность поэта к родному Мишенскому:
Страна, где мы впервые
Вкусили сладость бытия,
Поля, холмы родные,
Родного неба милый свет,
Знакомые потоки,
Златые игры первых лет
И первых лет уроки,
Что вашу прелесть заменит?
Жуковский оканчивает эту идиллическую картину элегическим вопросом:
О, родина святая,
Какое сердце не дрожит,
Тебя благословляя?
«Там все, – продолжает он, – там родших милый дом»... и, снова обращаясь далее к личным чувствам:
Там дева – прелесть наших дней.
Четвертый кубок – за русского царя. Вместо хвалы – здесь краткая клятва в верности и выражение любви к государю.
Пятый кубок – за живых ратных и вождей их. Кутузов изображен здесь склонившим голову, а над ним – парящий орел, согласно распространившемуся в то время слуху о том, что когда он строил полки при Бородине, то над ним пролетел орел при радостных кликах войска.
Затем следуют Ермолов, Раевский, Милорадович, Витгенштейн, Коновницын, Платов, Беннигсен, Остерман, Тормасов, Багговут (павший в начале Тарутинского сражения), Дохтуров, Воронцов (изображенный здесь раненным), Щербатов, Пален, Строганов, Фигнер, Сеславин, Денис Давыдов – известный партизан-поэт:
Он в мире счастливый поэт
Вина, любви и славы.
Затем Кудашев, Чернышов, Орлов, Кайсаров.
Шестой кубок – за вождей уже павших: Кульнева и юного Кутайсова, убитого под Бородиным.
Здесь снова намек на всем в то время известный рассказ, как после Бородинской битвы увидели его лошадь, всю в крови, бегавшую без седока, и как не могли долго найти его тела:
О горе! верный конь бежит
Окровавлен из боя;
На нем его разбитый щит –
И нет на нем героя.
К Кутайсову, как поэту (он любил литературу, писал и стихи), Жуковский обращается с особенным сочувствием. Над трупом павшего поэта рисует он картину, напоминающую обычные его мотивы: как прекрасная дева, в слезах, пойдет искать милый прах его... и тихий дух героя прилетит из таинственной сени и, невидимый, даст знать о себе её чуткому сердцу.
Тост оканчивается хвалой Багратиону, также умершему от раны, полученной в Бородинской битве.
И вот вслед за этими жертвами, павшими в ужасном бою, следует седьмой кубок – мщению. Оно призывается на Наполеона, который называется здесь «злодеем», «хищником», «пришлецом» согласно общему настроению тогдашнего русского общества. В современных журналах имя французского императора постоянно сопровождалось подобными эпитетами.
После воззвания к мщению поэт обращается к противоположным чувствам, и два следующие кубка, восьмой и девятый посвящает святому братству и любви.
Посвятив любви три строфы, автор оканчивает ободрением воинов, предлагая и им свое утешение:
Святое имя призовем
В минуту смертной муки;
Кем мы дышали в мире сем,
С той нет и там разлуки.
Хор вторит Певцу в следующем четверостишии:
«В тот мир душа перенесет
Любовь и образ милой....
О други, смерть не все возьмет:
Есть жизнь и за могилой!»
Освятившись небесным чувством любви, поэт предлагает десятый кубок – за муз.
«Певцы – сотрудники вождям», – говорит он о поэтах. Упомянув о Бояне и Ломоносове, Жуковский обращается к Державину. Он ожидает услышать от престарелого певца екатерининских героев его «лебединую песню» во славу новых подвижников. Здесь упоминает он и о себе. Струны свои называет он незвучными.
Доселе тихим лишь полям
Моя играла лира....
Вдруг жребий выпал: к знаменам!
Прости, и сладость мира,
И отчий край, и круг друзей,
И труд уединенный....
При мысли, что быть может, и ему суждено пасть в битве, он утешается одним, что после него «привычный голос останется в осиротевшей лире».
Одиннадцатый кубок посвящен Богу сил. В сильных стихах, выраженных сжатыми предложениями, поэт указывает здесь и важнейшие условия счастья, и добродетели, как общественные, так и личные, необходимые для водворения этого счастья. Простота, смирение знатных и сильных; разумная умеренность в наслаждении; верность обету и честь; покорность правой власти; самопожертвование другу – и пламень страсти в любви; утешение скорби ближнего и готовность помогать и спасать; борьба с сильным пороком и должное презрение к слабому; должная дань заслугам; наконец, мирная кончина с верою – вот тот кодекс общественных и личных добродетелей, который сложился у нашего поэта и нашел здесь полное свое выражение.
Песнь оканчивается картиной наступающего утра. Элегическая душа поэта при мысли, что многих не окажется в этих рядах, когда новый день склонится к вечеру, – прерывается вестовым выстрелом. Певец предлагает последний (двенадцатый) кубок – прощанию. Последние стихи песни – завет, который все должны дать перед боем друг другу: здесь – верная любовь, там – сладкое свидание.
См. также статьи «Певец во стане русских воинов» – тема и идея, «Певец во стане русских воинов» – жанр.
