Разница между прежним и теперешним состоянием Пьера заключалась в том, «что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего-то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что-то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям... И людям приятно было в его присутствии». Пьера полюбила даже старшая из трёх родственниц-княжон, приехавшая ходить за ним в Орёл. Слуги находили, что барин очень попростел, стал больше с ними разговаривать.

К Пьеру стал ходить живший в Орле пленный наполеоновский офицер-итальянец, который клял Бонапарта и восхищался русскими: «Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них». Стал ходить к нему и старый знакомый масон граф Вилларский. У Пьера уже нет масонских интересов. Вилларский находит, что он впал в апатию и эгоизм: Пьер уже поглощён не высокими идеями, а ближайшими делами.

«В Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по-своему… Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях».

Он получил твёрдый «центр тяжести» в практических делах и больше не колебался, как постоянно раньше, когда у него кто-то просил денег: сразу понимая, кому следует дать, а кому нет. «В нем теперь явился судья, по каким-то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать».

Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главноуправляющего, около двух миллионов. Главноуправляющий предлагал ему не платить долгов, оставшихся после смерти жены, и не возобновлять дорогих московских и подмосковных домов. Но Пьер решил платить долги и восстановить дома.

Он поехал в Москву вместе с Вилларским. Тот по пути сетовал на бедность, отсталость, невежество России. Но там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого особенного и единого народа.

Читайте полный текст этой главы романа и его краткое содержание целиком. Для перехода к краткому содержанию следующей / предыдущей главы «Войны и мира» пользуйтесь кнопками Вперёд / Назад ниже текста статьи.

© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека.