Наш краткий пересказ «Сокровенного человека» может быть использован для читательского дневника.

См. на нашем сайте другие произведения А. Платонова: «Корова» (краткое содержание, полный текст), «Котлован» (краткое содержание, полный текст), «Неизвестный цветок» (краткое содержание, полный текст), «Никита» (краткое содержание, полный текст), «Песчаная учительница» (краткое содержание, полный текст), «Фро» (краткое содержание, полный текст), «Юшка» (краткое содержание, полный текст).

Как и всё творчество Андрея Платонова, повесть «Сокровенный человек» противоречива по чувствам и смыслу. С одной стороны, Платонов хорошо видит гнилость и ложь коммунистического строя. С другой – подобно многим в своё время, он лелеет горячую, но, увы, утопическую, надежду на неслыханное преображение всей жизни от перехода власти к «людям труда». До самой смерти великий русский писатель так и не нашёл выхода из этого духовного тупика.

 

Глава 1

Железнодорожный рабочий Фома Пухов во время Гражданской войны был мобилизован для нужд Красной армии. Зимой у него умерла жена, но погоревать Фоме не дали. На следующий же день после похорон к нему «постучались беспрекословной рукой» и велели средь сильной метели ехать в вагоне-снегоочистителе для расчистки путей от Козлова до Лисок.

Андрей Платонов, автор повести «Сокровенный человек»

 

Состав тронулся. Пухов в вагоне с несколькими другими рабочими поднимал и опускал на ходу снегосбросный щит. Его помощник – слесарь Зворычный, большой любитель поесть, рассказывал оголодавшим от военной разрухи товарищам, как недавно, на свадьбе в Усмани, съел «полного петуха». Снегоочисткой руководил сидевший в том же вагоне начальник дистанции – «буржуазный специалист». Его уже два раза ставили к стенке, а вчера прислали новую повестку в Ревтрибунал, потому что разошёлся восстановленный им в Царицыне мост, который рабочие по революционной спешке склепали «на живую нитку».

От Грязей позади них по расчищенной трассе последовал поезд наркома с броневиком. У станции Колодезной паровоз снегоочистительного поезда на полном ходу влетел в сугроб и зарылся по трубу. От резкой остановки машиниста паровоза вышвырнуло из кабины в снег, сильно ударив о тендер. У брошенного челюстью на рычаг Фомы выбило четыре зуба, а помощник машиниста раскроил себе в будке череп об штырь и теперь мёртвый висел на нём.

Пока рабочие возились в снегу вокруг паровоза, подъехал белоказачий отряд – фронт проходил совсем близко. Казачий офицер, вынув револьвер, приказал гнать паровоз на станцию Подгорное. Рабочие стали разбегаться, прячась за составом. Казаки открыли пальбу, но подошедший как раз броневик из охранения поезда наркома расстрелял их всех до одного, увязших с лошадьми в глубоких сугробах.

Паровоз бронепоезда помог вытянуть состав из снега, и он продолжил путь.

 

Глава 2

По прибытии в Лиски Фома Пухов глядел, как с духовым оркестром встречали прибывший сюда поезд красного командарма. Тот толкнул перед народом речь, разъяснив, что «буржуазия целиком и полностью – свoлочь». Но на свой поезд с американским паровозом ездивший по-барски командарм не взял никого из толпы, тщетно ждавшей отъезда.

Пухов увидел висящее на бараке объявление о наборе технических рабочих для Красной Армии на Кубани и Черноморском побережье. Приближалась весна. Понимая, что с её приходом от него здесь, на снегоочистке, будет мало проку, Фома решил ехать на юг, чтобы там принести пользу рабочему делу. Он звал с собой Зворычного, но тот стал отнекиваться: «У тебя жена умерла. Ты один – тебя и тянет, дурака, а у меня – семья и сынишка. И так покою нет от жизни такой!..»

Получив на дорогу от Красной Армии пять фунтов воблы и ковригу хлеба, Пухов поехал к Чёрному морю. В Новороссийске его назначили монтёром в порт.

Местные большевики жаждали устроить десант на сидящего в Крыму Врангеля, но не могли найти для этого кораблей, пока дружественный Совнаркому турецкий вождь Кемаль-паша не прислал в подарок транспортное судно «Шаня». «Так у Врангеля ж английские крейсера», – недоумевал Пухов насчёт безнадёжности предприятия. – «Красная Армия все может! – убеждали его красные новороссийские матросы. – Мы в Царицын на щепках приплыли, кулаками город шуровали!»

После прихода «Шани» красноармейцев разбудили ночью и вывели на улицу. Комиссар полка произнёс перед ними речь с призывом немедленно плыть в Крым, чтобы «разрушить мосты и дороги Врангеля, растерзать его тыл, загородить ему море и выжечь сразу всю эту заразу!.. С Перекопа пусть Врангеля трахнут в морду, а мы разом в зад, – вот тогда он с корнем ляжет».

Для десанта в Крым отобрали пятьсот человек. Все понимали, что поход будет очень опасным, и большинство его участников погибнет. Пухов сам напросился в экспедицию с другими, решив разделить общую судьбу. Следующей ночью большую часть отряда посадили на «Шаню», а человек двадцать разведки – на катер «Марс» с едва тянувшим керосиновым мотором.

Вскоре после отплытия корабли попали в страшную бурю, от которой красноармейцы лежали в «желудочном кошмаре» и блевали густой желчью. «Марс» отстал где-то вдали. Назначенный следить за двигателем «Шани» Пухов плохо справлялся с ним: от страшной качки винт то зарывался в воду, то выскакивал на воздух.

«Шаню» едва не задержали врангелевские корабли, но этой опасности удалось избежать. Внезапно рядом показался недавно потерянный «Марс». Он был напрочь разбит волнами. Крутой взмах шквала схватил «Марс» и швырнул его так, что он очутился над «Шаней». Люди оттуда попрыгали вниз – на палубу «Шани». Некоторые пролетели мимо, в морскую прорву. Другие, рухнув на борт, переломали руки и ноги.

«Шаня» тоже грозила в любой момент потонуть. Красноармейское начальство решило отказаться от десанта. «Шаня» вернулась в Новороссийск. Вспыльчивый матрос Шариков бил кулаком по стойке с досады, что Врангеля победят без него. «Будя тебе ерепениться! – увещал его Пухов. – Пускай Врангель плывет, – другого кого-нибудь избузуешь!»

 

Глава 3

Гражданская война кончалась. Пухов радовался этому, полагая: «одними идеями одеваемся, а порток нету». Он жаждал восстанавливать страну, однако приказ Совнаркома о трудовых армиях казался ему глупым: Пухов не верил, что «жлобы сразу слесарями станут и заводы пустят». Не нравилось Фоме и то, что большевики проповедовали одну нищету. Красные агитаторы были годны лишь кричать лозунги, а не возрождать фабрики. Пухов хорошо понимал их очковтирательство.

Отремонтировать сломанные черноморские корабли было нельзя, «так как чугуна готового земля не рождала, а к руде никто от революции руками не касался». Пухов осознал, что пользы от него в Новороссийске больше нет, и решил вернуться в центр России.

Он ехал к Волге по берегу Каспия, через Баку, и встретил в этом городе своего знакомца – Шарикова. Большевики поставили этого безграмотного матроса налаживать Каспийское пароходство, но Шариков лишь ворочал большие бумаги на дорогом столе, тщетно разыскивая в них толк и надписывая на документах два вида резолюций: «пускай» и «не надо».

Шариков предлагал Пухову стать командиром нефтеналивной флотилии, но Фома отказался. Тогда Шариков выдал ему мандат с поручением по пути в Россию заехать в Царицын и прислать из этого промышленного города в Баку квалифицированный пролетариат, чтобы построить подводные лодки «на случай войны с английскими интервентами, засевшими в Персии».

 

Глава 4

Как сквозь дым, пробивался Пухов в потоке несчастных людей на Царицын. В поезде с ним ехали люди, которых Гражданская война и разруха закинули в дальние страны, вплоть до Аргентины. Голод вынудил простой народ ползти «по всему миру, как по своему уезду». «Силы были тогда могучие в любом человеке, никакой рожон не считался обидой».

Теперь все эти страдальцы, как и Фома, возвращались на родину.

Царицын выглядел почти пустым. Фабрики в этом городе заросли бурьяном. У одного завода Пухов встретил механика и показал ему командировку от Шарикова. Механик равнодушно прочёл мандат, а потом, ни слова не говоря, послюнявил его лист с обратной стороны, приложил к забору и так же молча пошёл прочь.

Молча побрёл и Фома назад к вокзалу. В полночь он сел там на поезд неизвестного маршрута и назначения.

 

Глава 5

Качаясь в вагоне, Пухов думал о беспризорности огромной порожней земли. За окном худые смирные деревья рассеянно помахивали оголенными перед смертью зимы ветками.

Никто из соседей Фомы не знал, куда едет поезд. Но, глянув утром в окно, Пухов увидел знакомые места – речку Сухую Шошу. Поезд остановился в родном городе Фомы – Похаринске.

На перроне лежал обратившийся в нищих народ. Однако в Пухове билась надежда, что он своим трудом сможет помочь людям и вернуть их к счастливой жизни. Набрав светлого воздуха в пустое голодное тело, он пошёл по улице.

 

Глава 6

В Похаринске Фома разыскал квартиру Пети Зворычного – того бывшего своего знакомого по железной дороге, который любил пожрать и отказался ехать на черноморский театр боёв, предпочтя остаться в тылу. Петя работал сейчас в колёсном цехе местных мастерских и состоял там секретарём коммунистической ячейки.

Рабочие на заводе недоедали и едва могли трудиться. Зворычный и комиссар мастерских Афонин способа улучшить паёк пролетариям не находили.

Фома не без удивления узнал, что Зворычный теперь – активный большевик и состоит в отряде особого назначения, который ездит отнимать хлеб у окрестных мужиков.

«Как же ты революции сочувствуешь – хлеб, что ль, лишний получаешь или мануфактуру берешь?» – простодушно спросил Пухов у Зворычного. – «Знаем мы эти мелкобуржуазные сплетни! Неужели ты не видишь, что революция – факт твердой воли – налицо!..» – недовольно отрезал Петя. – «Властишку имеешь?» – не унимался Фома. – «Ну, при чем тут власть! Коммунизм – не власть, а святая обязанность».

Зворычный подыскал Пухову работу – слесарем на гидравлический пресс. Новые товарищи по мастерским удивлялись, что Фома отказался в Баку от предложения Шарикова «стать вождём». «Вождей и так много, а паровозов нету! В дармоедах я состоять не буду!» – сознательно разъяснил им Пухов.

Один раз он шёл со Зворычным по городу после работы. «Общность! Теперь идешь по городу как по своему двору», – махнул Петя рукой на дома.

Но Фома тревожился о том, что пролетариат мало заботится об этом общем – ничьём – имуществе: «Буржуй ближе крови дом свой чувствовал, а мы что?» – «Буржуй жадно берег, потому что награбил, – полагал Петя. – А мы делаем и дома, и машины – кровью лепим, вот у нас-то и будет кровно бережливое отношение, а не тряска над хламом».

Хоть Зворычный и был дурак, но слова его Пухову понравились. Они вновь заронили в нём надежду.

 

Глава 7

Утром над городом жахнул орудийный залп. Напали белые!

Пухов вскочил с постели и побежал к мастерским. Комиссар Афонин раздавал там рабочим винтовки и слал их к мосту, за рощу. За мостом стоял бронепоезд противника.

Мастеровые, залегшие в лощине по бестолковому распоряжению Афонина, палили вперёд из винтовок. Белому бронепоезду, который бойцам был даже и не виден, урона эта стрельба не причиняла. Зато рабочие несли сильные потери от взрывов шрапнели.

Пухов считал, «что нынче надо победить рабочим, потому что они делают паровозы и другие научные предметы, а буржуи их только изнашивают». У него созрел умный план. К месту, где стоял скрытый от глаз бронепоезд, железная дорога спускалась под крутым уклоном. А вверху, на городском вокзале стояли десять гружёных платформ на колёсах. Паровоза для них не было, но платформы можно было сцепить, раскачать руками и без паровоза пустить вниз по рельсам. Разогнавшись по уклону, они с громадной силой врезались бы во вражеский бронепоезд и сокрушили бы его.

Туповатые Афонин и Зворычный не сразу согласились на этот план, но потом всё же его приняли. Рабочие побежали на вокзал, и вскоре состав из платформ пророкотал под уклон, гудя огромной тяжестью по рельсам. Там, внизу, раздался страшный удар и треск.

В уверенности, что белый бронепоезд уничтожен, мастеровые ринулись к этому месту с винтовками. Но бронепоезд уцелел. Он стоял не на главном пути, и пущенный с вокзала состав разбил не его, а находившиеся на том пути вагоны. С невредимого бронепоезда пролетариев начал расстреливать пулемёт и убил многих, в том числе Афонина.

Лишь поздно вечером красный бронепоезд и атака матросов уничтожили белых в отчаянном бою.

 

Глава 8

Пухова многие в городе считали виновником гибели рабочих. Зворычный ругал его: «У тебя всегда голова свербит без учета фактов – тебя бы к стенке надо!». Но коммунистическая ячейка решила, что Фома – «не предатель, а просто придурковатый мужик». От него отстали, хоть сочли: человек он смутный. Не враг, но какой-то ветер, дующий мимо паруса революции.

Так и не найдя себе в здешних мастерских полезного дела, Пухов вспомнил про оставшегося в Баку Шарикова. Два вечера он писал ему письмо и отправил с надписью на конверте: «Адресату морскому матросу Шарикову. В Баку – на Каспийскую флотилию».

Через месяц от Шарикова пришёл ответ. Он звал Пухова в Баку. «Ехай скорее, на нефтяных приисках делов много, а мозговитых людей мало. Свoлочь живет всюду. Все ждут англичан, – что они нам шкворень выдернут. Пускай дергают, мы тогда на передке поедем. А мандата тебе выслать не могу – их секретарь составляет, у него и печать, а я его арестовал».

 

Глава 9

Пухов доехал до Баку на порожней цистерне и явился к Шарикову. В этот год советская власть восстанавливала нефтяной промысел, собирая буровых мастеров и машинистов со всей страны.

Шариков поставил Фому машинистом на перекачку нефти из скважины в хранилище. Квартиры Пухов не имел, а спал на инструментальном ящике в машинном сарае, под шум двигателя. «Я – человек облегченного типа!» – объяснял он тем, которые этому дивились. Рядом была машина, умная, как живая, неустанная и верная, как сердце – и на душе у Фомы было светло и радостно.

Шариков, уже «обтесавшийся на курсах», ездил среди вышек на автомобиле и расписывался теперь в бумагах «знаменито и фигурно». Пухову он предложил вступить в партию, объясняя: «Коммунист – это умный, научный человек, а буржуй – исторический дурак!». – «А я – природный дурак!» – улыбнулся Пухов и заявления в партию не написал.

Раз Фома шёл утром на работу, наливаясь от лучей рассвета какой-то прелестью. Он всей душой хотел верить, что революция – лучшая судьба для людей, верней ничего не придумаешь. Это трудно, резко – и сразу легко, как нарождение.

В этот счастливый миг он чувствовал свою жизнь во всю глубину – до сокровенного пульса.

«Хорошее утро!» – сказал Фома сменщику, который ждал его в машинном сарае. Сменщик потянулся, вышел наружу и освидетельствовал: «Революционное вполне».

 

© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека.