На следующее утро Андрей Семёнович Лебезятников, приютивший у себя Петра Петровича Лужина, заметил, что тот очень раздосадован разрывом с невестой. Лебезятников саркастически улыбался, и Пётр Петрович это заметил.

«Ошибка была еще в том, что я им денег совсем не давал, – думал Лужин. – Надо было выдать им тысячи полторы. Это народ такого склада, что непременно почли бы за обязанность возвратить в случае отказа и подарки, и деньги – так легко бы не отказали».

В соседней комнате шли приготовления к поминкам по Мармеладову. (Лебезятников квартировал через стену от его семейства, у той же немки Липпевехзель.) Приглашены были все соседи, даже Андрей Семёнович, избивший ранее жену Мармеладова, Катерину Ивановну. Лужина вообще ждали как самого почётного гостя, но он узнал, что приглашён и Раскольников.

Молодой Лебезятников прежде был знакомым Лужина в провинции, а потом уехал в столицу. Вскоре прошли слухи, что он стал там одном из самых передовых молодых прогрессистов и нигилистов – и играет значительную роль в иных любопытных кружках. Эти мощные, всех презирающие и всех обличающие кружки давно пугали Петра Петровича. Пуще всего боялся он обличения. В его губернии двое из значительных лиц были обличены и имели от этого большие хлопоты. Вот почему Лужин положил, по приезде в Петербург, немедленно разузнать как можно больше о кружках, и если надо, то заискать у «молодых поколений наших». До учений прогрессистов Лужину дела не было, но он жаждал разузнать, в силе эти люди или не в силе? Нельзя ли, например, что-нибудь подустроить в своей карьере через их посредство?

Однако в худосочном и золотушном Андрее Семёновиче он быстро разглядел ничтожество. Тот был человеком восторженно-глуповатым, одним из тех пошляков и всему недоучившихся самодуров, которые мигом пристают к самой модной ходячей идее, чтобы тотчас же опошлить ее и окарикатурить всё, чему они самым искренним образом служат. (См. Описание Лебезятникова.)

Андрей Семёнович излагал Лужину теории Фурье и Дарвина, но тот, поняв, что Лебезятников не имеет в кружках значительных связей, слушал его довольно саркастически.

Лужин в этот день разменял несколько пятипроцентных билетов и теперь пересчитывал полученные деньги. Лебезятников ходил рядом, делая вид, что смотрит на пачки купюр равнодушно и с пренебрежением.

Лужин сказал, что не собирается идти за стол к нищим Мармеладовым. Лебезятников тоже не желал «справлять отжившие обряды, гнусный предрассудок поминок». Лужин со смехом поинтересовался: не состоит ли истинная причина в том, что он раньше поколотил Катерину Ивановну.

– Это просто сплетня! – покраснел Лебезятников. – Я тогда защищался. Она первая бросилась на меня с когтями... Она мне весь бакенбард выщипала... Всякому человеку позволительно защищать свою личность. И раз женщина равна мужчине во всём, то и в драке должно быть равенство. (См. Теория Лебезятникова – цитаты из «Преступления и наказания».)

Он, впрочем, подумывал: может быть, на поминки пойти – чтобы там же выступить с агитацией и протестом против них. Рассказал и про благой пример этому: бывшая у них в кружке Теребьёва, «когда вышла из семьи и... отдалась, прямо написала матери и отцу, что не хочет жить среди предрассудков и вступает в гражданский брак».

– Я жалею, что мои отец и мать умерли: я бы тоже их огрел протестом! – захлёбывался Лебезятников. – Мы, в кружке, отрицаем больше, чем кто бы то ни было. Если бы встал из гроба Добролюбов, я бы с ним поспорил. А уж Белинского закатал бы!

Лужин, посмеиваясь, спросил мнение Лебезятников насчёт ремесла «блудницы» Сони.

– Её состояние в нынешнем обществе ненормально, но в будущем будет нормально, – полагал Лебезятников. – Она имела право: она страдала, а тело – был ее фонд, так сказать капитал, которым она имела полное право располагать. Она – олицетворенный протест против устройства общества, и я глубоко уважаю ее за это.

– А вы сами прекрасной натурой Софьи Семёновны не пользуетесь? – захихикал Лужин.

– Вы опошляете. Я лишь старался её развивать, давал ей книги. У нас в кружке недавно был дебатирован вопрос о том, что мужчина оскорбляет женщину неравенством, если целует у ней руку. Дебатировали мы и про то, имеет ли право член коммуны входить к другому члену в комнату, к мужчине или женщине, во всякое время... Ну и решили, что имеет.

– Ну а если тот или та заняты в ту минуту необходимыми потребностями, хе-хе!

– Это камень преткновения для всех вам подобных. Что вы находите такого постыдного и презренного хоть бы в помойных ямах? Я первый, я, готов вычистить какие хотите помойные, ямы! Это полезная обществу деятельность, которая стоит гораздо выше, например, деятельности какого-нибудь Рафаэля или Пушкина!

Лужин смеялся. Вдруг он попросил Лебезятникова позвать из комнаты Катерины Ивановны Соню. Андрей Семёнович был удивлён такой просьбе, но звать пошёл.

Лужин усадил Соню перед собой за стол, усыпанный кредитками. Он попросил остаться и Лебезятникова, опасаясь, что уже пришедший Раскольников увидит, как он пробыл некоторое время с Соней один на один, и истолкует это в дурном смысле перед сестрой и матерью.

Соня была сильно смущена. Лужин с солидным видом извинился, что не может быть на поминках. Соня, выслушав, спешила вскочить со стула и уйти, но он остановил её и протянул десять рублей: «посильная сумма от меня лично, более я не в состоянии».

Соня побрела к себе в волнении. Лужин проводил её до самых дверей. Когда Соня вышла, к нему подбежал жать руку Лебезятников:

– Я всё слышал и всё видел! – он особенно упирал на последнее слово. – Вы желали избегнуть благодарности, я видел! И хотя я не сочувствую частной благотворительности, потому что она не искореняет зла радикально, а даже питает его – мне ваш поступок нравится!.. Но скажите, зачем вам непременно эта законность в браке?

– Да потому что в вашем гражданском браке я не хочу рогов носить и чужих детей разводить.

– Рога? Это скверное, гусарское, пушкинское выражение даже немыслимо в будущем лексиконе. Я буду рад сказать жене моей, если она приведёт любовника: «Друг мой, до сих пор я только любил тебя, теперь же я тебя уважаю, потому что ты сумела протестовать!» Когда рога ставятся открыто, тогда уже их не существует, они теряют даже название рогов. Чёрт возьми, я бы, кажется, сам привел к жене любовника, если б она долго его не заводила.

Пётр Петрович похохатывал, но и обдумывал что-то другое, потирая руки.

Для перехода к краткому содержанию следующей / предыдущей главы «Преступления и наказания» пользуйтесь расположенными ниже кнопками Вперёд / Назад.

© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека.