Очень уставший, насквозь вымокший священник сразу разделся и лёг. Саня повесил к огню его рясу, поставил чай. Отец Северьян пожаловался, что тяжко «отпускать душу, которая в тебе и не нуждается». Оказалось: Чевердин был старообрядцем и не верил, что священник «государственной», «никоновской» церкви обладает истинной благодатью. «Мусульманам – мы присылаем муллу. А старообрядцам своим, корневым, русским – никого, – сетовал отец Северьян. – Для поповцев – один есть, на весь Западный фронт. Тело их – мы требуем для войны, а душа – как не наша».

В уме Лаженицына всплыли подробности гонений на старообрядчество. Отвергающих государственное причастие – сжигать, требовал указ царевны Софьи 7 апреля 1685 года. А покорившихся старообрядцев – сжигать вослед! Отрывали им нижнюю челюсть, засовывая в глотку «истинное» причастие. И не удивительно, что они начали сжигаться сами.

Саня вспомнил, как живя в Москве, бывал на «раскольничьем» Рогожском кладбище. Как поражала его серьёзность старообрядцев в вере, внушительность их богослужения. Иконостас – без накладок, риз, завитушек, строгая коричневая единость, – одна молитва, и поёжишься перед Спасом-Ярое Око. В миг единый по всему храму, по трём тысячам человек – троекратное крестное знаменье или земной поклон. И кажется: мы все – преходим, а они – не прейдут.

Как не понять их протест в XVII веке. Вся жизнь Московской Руси была в вере – и вдруг меняют. То проклинали трёхперстие, теперь же – только трёхперстие правильно, а двуперстие проклято. И как даты сошлись: 1000-летнее царство плюс число антихриста 666 – а собор заклятья и проклятья в лето 1667-е от Рождества Христова. И царь православный Тишайший задабривает подарками магометанского султана, чтобы тот восстановил низложенных бродячих патриархов – и тем подкрепил истоптание одних православных другими. Вспомнить ли, как Никон с мордвинским ожесточением бил иконы о пол в кремлёвском соборе? Равнодушным, корыстным ничего не стоило снести «перемену веры», хоть завтра опять наоборот проклинайте. А в ком колотится правда – вот тот не соглашался, вот того уничтожали, тот бежал в леса. Это не просто был мор без разбору – но на лучшую часть народа.

Соловецкое восстание

Восстание старообрядцев Соловецкого монастыря против никонианских книг в 1668 году. Художник С. Милорадович, 1885

 

«Они веруют, как научили при крещеньи Руси – и почему ж они раскольники?» – спрашивал священника Саня. Отец Северьян возражал, что меняли не веру, а подробности обряда; устойчивость же в подробностях есть косность. Но Саня в ответ: «А реформаторство в подробностях есть мелочность. В устойчивости – большое добро. Как мы могли истоптать лучшую часть своего племени, а сами спокойно быть в ладу с Господом? И не признать своей вины до сих пор? А не кажется вам, отец Северьян, что пока не выпросим у староверов прощения и не соединимся все снова – не будет России добра? При разделении христиан – никто не христианин».

стрелецкий бунт 1682 - никита пустосвят

Спор о вере. Старообрядец Никита Пустосвят и царевна Софья. Картина В. Перова, 1881

 

Священник заметил, что нет страны, где бы не надломилась вера. «Особенно последние четыре столетия [от Реформации] – человечество отходит от Бога. Все народы отходят по-своему – а процесс единый. Адова сила – несколько столетий клубится и ползёт по христианству».

«Всё, что с русской Церковью стало после раскола… От Петра и до… Распутина… Сегодняшний плен её у государства – не наказанье ли за старообрядцев?» – вопросил Лаженицын. Отец Северьян пробовал убеждать: Церковь – не может быть грешна, могут быть – ошибки иерархии. Но Саня отнёсся к этому с сомнением.

Он рассказал, что, родившись на Кавказе, где много сект, общался со многими их членами. Много читал и Толстого, хотя не считает себя его последователем: не верит, что любовь есть лишь следствие разума, а учение Христа – только рецепт счастливой земной жизни. Не нравилось Сане и полное отрицание Толстым всякой внешней обрядности: икон, свечей, водосвятия – даже и самого креста! Без креста, считал Лаженицын, христианства и не почувствуешь. Креститься – жест настолько естественный, что он, кажется, был в человеке ещё до рождения.

Слова про Толстого отец Северьян принял сочувственно. Спросил Саню, не считает ли он, что Толстой вовсе и не христианин. Вот ведь: «Война и мир» описывает тяжкий, страшный народный час, но кто там молится, кроме княжны Марьи? Для масонских поисков Толстой в книге места много нашёл, а для православия – нет. Никуда он из православия не вышел, в поздней жизни, – а никогда он в православии не был.  Он – прямой плод вольтерьянского нашего дворянства. А честно пойти перенять веру у мужиков – не хватило простоты и смирения.

«Но разве толкование Толстым христианства не евангельское? – усомнился Саня. – Мы, по сути, сдались, что заповеди Христа к жизни неприложимы. А Толстой говорит: нет, приложимы! Так разве это не чистое толкование христианства?»

Отец Северьян не соглашался: «Толстой вытягивает по одному стиху из текстов, раскладывают на лоток, и при таких гимназических доводах – такая популярность! Просто его критика Церкви пришлась по общественному ветру. Хотя обществу наплевать на его учение. Обществу не нужна никакая вообще вера. Оно радуется из оппозиционного к власти задора: ах, как великий писатель кастит государство и церковь! Толстой из Евангелия выбросил две трети! "Упростить Евангелие! Выкинуть всё неясное!" Он просто новую религию создаёт. Его "ближе к Христу" – это в обход евангелистов. Мол, раз я тоже буду вместе с вами верить, так я вам эту двухтысячелетнюю веру сразу и реформирую! Повторяет самый примитивный протестантизм. Толстого завела – гордость. Не захотел покорно войти в общую веру. Взял от религии одну низшую её часть, этику. Но этику можно утвердить в племени даже кровной местью. С какой земной убогостью он трактует Нагорную проповедь! Как будто потерял всю прежнюю свою интуицию. Нашу причастность к Божьей сущности, – отверг!».

 

Автор текста

 

Краткое содержание всего романа читайте в статье А. И. Солженицын, «Октябрь Шестнадцатого» – содержание по главам