Этика Шопенгауэра основывается на положении о том, что в борьбе мировых сил должно явственно ощущаться стремление первоосновы всего бытия – воли – возвратиться к своему истинному, бессознательному бытию. Оно выражается на фоне скорби, боли и страданий, господствующих в жизни. По мнению Шопенгауэра, истинное содержание жизни – постоянная борьба воли, в которой она, томясь, стремится к покою своего бессознательного бытия. Мир, как арена этой борьбы, в противоположность мнению Лейбница, – не лучший, а худший из всех миров. Влечение воли возвратиться к своему общему бытию более всего обнаруживается, согласно Шопенгауэру, в двух явлениях: в процессе размножения, в котором индивид стремится воспроизвести общее, род; и в сострадании, источнике всякой морали, где индивид в подобных ему тварях сознает себя родом. Чем более человек отрешается от своей индивидуальности и возвышается ко всеобщему, тем более он освобождается от житейских страданий – вот основной пункт этики Шопенгауэра.

Артур Шопенгауэр

Артур Шопенгауэр

 

Он говорит, что это освобождение может совершаться двум путями. Первый путь представляет собой возвышение над страданием через искусство, которое, будучи символическим изображением общего объективирования воли, в погружении духа в бытие и чистом беспристрастном его созерцании дает возможность забыть житейские невзгоды. Второй – освобождение от страдания через отрицание воли к жизни. Относительно оно осуществляется в аскетизме, а совершенно – в добровольном отречении от жизни, в самоубийстве.

Воля есть беспрерывное хотение бытия, и из этого-то хотения непрерывно рождается мир явлений. Пока будет существовать воля, будет существовать и вселенная. Индивидуумы рождаются и умирают, говорит Шопенгауэр, но воля, хотение, их порождающее, вечна подобно Идеям, по образу которых она их создаёт. Рождение и смерть касаются не самой воли, а только её проявлений. Сущность нас самих, воля не умирает. Религия индусов, греков и римлян, по-видимому, выражает эту мысль в тех веселых сюжетах – празднествах, танцах, браках, которыми она украшает саркофаги. Смерть, по взгляду Шопенгауэра, не есть факт печальный; напротив. Подобно рождению, она есть следствие всеобщего порядка. Но если тот факт, что мы заключаем в себе частицу общей воли, неумирающее начало, с одной стороны, утешителен, так как гарантирует нам до известной степени бессмертие, то с другой он крайне прискорбен для тех, кто хотел бы освободиться от бедствий существования с помощью самоубийства. Так как смерть уничтожает один лишь феномен, то есть тело, а вовсе не самую душу, т. е., всеобщую волю, то самоубийство освобождает меня только от моего «существования в явлении», а вовсе не от меня самого.

Воля есть неиссякаемый источник всякой жизни, но также и мать всех бедствий. Страдания наши происходят не столько из действительного положения вещей, сколько из этического идеала, к которому воля стремится, никогда его не достигая. Вследствие этого происходит то, что человек, способный воспринимать идеалы, страдает бесконечно сильнее, нежели животное, которое к этому неспособно. Воля к жизни (эгоизм) пользуется для своего удовлетворения убийством, кражей, ложью, но также и трудом, экономией. Поэтому труд, упорное прилежание, бережливость – все это только утонченный эгоизм, плод воли к жизни. Это тоже утверждения эгоизма, но только более утонченные. Положительной добродетели нет, ибо в основании всего того, что обычно называется добродетелью и этикой, мы находим эгоизм, волю к жизни и к наслаждению.

Единственный путь, ведущий к истинной этике, согласно Шопенгауэру, состоит в том, чтобы воля, убежденная разумом в бесплодности жизни и её удовольствий, обратилась на самое себя, отринула себя, отказалась от желания бытия, жизни, наслаждений. Учение об утверждении и отрицании воли составляет сущность христианства, буддизма и всякой подлинной морали. По учению христианства, как и по учению Будды, человек вступает в жизнь грешным (первородный грех). Он представляет собой плод двух слепых страстей, ибо брак, как это прямо утверждает апостол Павел, есть только уступка для тех, чья воля недостаточно сильна, чтобы сломить самое себя. Продолжение рода есть зло – это доказывает чувство стыда, сопровождающее эту сферу, – и не родиться было бы лучше, чем вступить в этот мир вожделений и страданий: таков, по Шопенгауэру, смысл догмата о первородном грехе и о сверхъестественном, воплощении Спасителя. Сознание посредством разума, что все наши желания одна лишь суета, вот что христианство называет действием благодати. Отсюда и проистекает всё, что составляет истинную этику, – наша любовь к справедливости, милосердие к ближним, отречение от самих себя и от своих желаний и, наконец, абсолютное отрицание всякого хотения (возрождение, обращение, освящение). Иисус есть тип человека, понимающего свою участь. Провозглашая на основе этого понимая настоящий этический идеал, он добровольно жертвует своим телом, которое является утверждением его воли, он заглушает в себе волю к жизни, чтобы Святой Дух, т. е. дух отречения и жертвы вошёл в мир.

В безбрачии, обетах, постах, милостыне и прочих цепях, налагаемых религиозной этикой на волю, католицизм, по мнению Шопенгауэра, остался более, чем протестантизм, верным духу Евангелия. Христианство истинно во всех этических учениях, которые оно заимствует у арийского востока, особенно в учении о принесении в жертву собственной воли – учении, составляющем истинную и бессмертную сущность религии Иисуса и Будды. Христианство ложно во всем, что есть в его этике иудейского.

Антипатия Шопенгауэра к евреям и иудаизму равняется только его ненависти к Гегелю и «профессорам философии». Она, впрочем, согласна с его буддистским началом «отречения от существования», как сущностью этики». Если человек тем более нравственен, чем более он отрекается от самого себя и от своей воли, то нет расы безнравственнее израильской: изо всех наций она самая живучая.