Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Петербург! я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Декабрь 1930
В черновиках отдельные строки стихотворения имели другие варианты, например:
…У тебя телефонов моих номера.
Петербург, я сумею найти адреса,
О которых твердят мертвецов голоса,
А в последнем двустишии:
И вся ночь напролет в перебоях глухих, –
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Надежда Мандельштам писала, что стихотворение «Ленинград» «...сильно распространилось в списках, и его, видимо, решили легализовать печатаньем. В дни, когда оно напечаталось, мы жили на Тверском бульваре, насквозь простукаченные и в совершенно безвыходном положении. Писались стихи в Ленинграде, куда мы поехали после Москвы — на месяц, в дом отдыха ЦЕКУБУ. Это тогда Тихонов объяснил О. М., чтобы мы поскорее убирались из Ленинграда – "как на фронте"... Какой-то дружелюбный человек, представитель "Известий", предупреждал О. М.: поменьше читайте эти стихи, а то они в самом деле придут за вами».
Вырванный с мясом звонок – звонок в квартиру Е. Э. Мандельштама (8-я линия, д. 31, кв. 5) был действительно с корнем вырван.