Я пью за военные астры, за все, чем корили меня,
За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня.

За музыку сосен савойских, Полей Елисейских бензин,
За розу в кабине рольс-ройса и масло парижских картин.

Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,
За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин.

Я пью, но еще не придумал – из двух выбираю одно:
Веселое асти-спуманте иль папского замка вино.

11 апреля 1931

«Стишок всегда был предметом спекуляций у нас для всяких [лояльных власти критиков] Никулиных», – писала позже Надежда Мандельштам. Она сообщает, что сам Мандельштам считал это стихотворение несерьезным, шуткой. «Говорил: они даже не заметили, какое я невероятное вино выбрал... Шенгели написал смешной ответ в стиле Тихонова против колониализма... Принял их всерьез. О. М. смеялся». (Имеется в виду стихотворение Г. Шенгели «Ответ Мандельштаму»: «Мой Осип, мой старший товарищ! // Немало мы пили с тобой — // И если не «асти спуманте», // Так пушкинский пунш голубой...»).

З. Г. Минц в статье «Военные астры» раскрывает связь этого стихотворения с поэтическим диалогом Мандельштама и Цветаевой в 1915 — 1917 гг., — в частности, с цветаевскими стихотворениями 1916-1917 гг. «Искательница приключений» («По ночам в дилижансе // И за бокалом Асти, — // Я слагала вам стансы // О прекрасной страсти») и «Август — астры...» А. К. Жолковский показывает, что это стихотворение целиком построено на реминисценциях и является поэтическим автопортретом Мандельштама.

Военные астры — цветы, которыми провожали уходивших на войну 1914 г. (возможно, еще и ассоциация с эполетами).