Усобицы Василия II с Юрием Галицким и Дмитрием Шемякой
Умер Василий I Дмитриевич в 1425 году. В своем завещании он оставлял сына Василия II под опекою матери, благословлял его великим княжением и отказывал ему все родительское наследие и свой собственный «примысл» (Нижний Новгород и Муром).
Никто из посторонних удельных князей теперь и не думал оспаривать великокняжеской власти у малолетнего Василия, как некогда оспаривали ее у маленького Дмитрия Донского; но в числе самых близких родичей нашелся соперник Василию II: то был родной его дядя – Юрий Дмитриевич, князь Галицкий и Звенигородский. Он ссылался не только на старое право родового старшинства дяди над племянником, но и на духовное завещание отца. По завещанию этому выходило, что по смерти Василия Дмитриевича мог наследовать следующий за ним брат его, т. е. Юрий Галицкий. Завязался спор. Стали готовиться с той и с другой стороны к войне; митрополит старался унять вражду; наконец решено было отдать спорное дело на решение хана; но через несколько времени Юрий успокоился и так.
Тяжелое время было тогда на Руси. Свирепствовала страшная моровая язва, которая опустошала Русскую землю еще в последние годы княжения Василия I. Летописец говорит, что в это время являлись страшные знамения: от небывалой засухи (1430 г.) иссякли воды; травы и леса выгорали; люди задыхались в густых облаках дыма и не могли видеть друг друга; звери, птицы и рыбы издыхали в огромном количестве; повсюду свирепствовали голод и повальные болезни. Витовт, пользуясь малолетством своего внука, начал теснить псковские владения и брать откупы со Пскова и Новгорода. Шайки татар делали разбойничьи набеги на русские земли. Наконец Юрий Галицкий, который, казалось, уже успокоился, объявил войну Василию.
Василий II предложил дяде исполнить прежнее решение – отдать дело на суд хана. Дядя и племянник с боярами своими отправились в Орду. Хан Махмет нарядил суд, чтобы разобрать этот спор. Юрий ссылался на старые родовые обычаи, на завещание Дмитрия Донского; но один из бояр московских, Иван Дмитриевич Всеволожский, очень ловко повернул дело в пользу своего юного князя.
– Царь верховный! – обратился он к Махмету, – умоляю тебя, дозволь мне, смиренному холопу, говорить за моего юного князя. Юрий Галицкий ищет великого княжения по древним правам, а князь наш – по твоей милости: он знает, что княжество это – твой улус и ты можешь отдать его, кому захочешь. Ты дал свой улус его отцу, Василию Дмитриевичу, и тот, основываясь на твоей милости, передал его сыну своему. Шесть лет уже Василий II на престоле, и ты не свергнул его; значит, он княжит по твоей же милости.
Эта льстивая речь очень понравилась хану; притом ловкий боярин еще раньше успел заручиться содействием нескольких мурз, ханских сановников, которые тоже хлопотали у хана за московского великого князя. Дело решено было в пользу Василия II: хан дал ярлык на великое княжение ему и даже велел было Юрию вести коня под ним, что означало, по азиатским понятиям, полную покорность; но Василий уклонился от этого обряда: он не хотел унижать своего дядю. С Василием в Москву отправился ханский посол и торжественно посадил его на великокняжеский престол.
Но спор дяди с племянником этим не кончился; Юрий Галицкий ждал только случая начать распрю.
Василий в Орде обещал Всеволожскому жениться на его дочери; а по приезде в Москву, по настоянию своей матери, обручился с княжною Боровской. Всеволожский был этим жестоко оскорблен, – отъехал от московского князя к Юрию на службу и стал подбивать его к войне с Василием, которому прежде сам так усердно служил. Повод к войне скоро нашелся.
На свадебном пиру у великого князя в числе гостей были оба сына Юрия Галицкого: Василий Косой и Дмитрий Шемяка. На первом был богатый пояс, усыпанный драгоценными камнями. Один из старых бояр рассказал Софии Витовтовне историю этого пояса: оказалось, что он был дан Дмитрию Донскому в приданое за женою, но во время свадьбы был украден и подменен другим, затем переходил из рук в руки и достался Василию Юрьевичу в приданое за женою. Софья Витовтовна, недолго думая, тут же на пиру приказала силою снять с Василия Косого пояс, который должен был по наследству достаться ее сыну. Василий Юрьевич и Дмитрий Шемяка поклялись жестоко отмстить за это оскорбление. Оно и послужило предлогом к войне.
Василий Васильевич не успел и приготовиться к отпору, как Юрий с большою ратью напал на московские владения. Небольшая и нестройная толпа людей, наскоро набранных, с которою Василий выступил против дяди, была разбита на Клязьме, в 20 верстах от Москвы. Василий II думал было бегством спастись, но был захвачен в плен. Юрий Галицкий занял Москву и объявил себя великим князем. Избавиться от своего соперника насилием он не решился; напротив, по совету любимого своего боярина Морозова, он помирился с Василием II, отдал ему во владение Коломну. Но скоро Юрию пришлось сильно пожалеть об этом. Только что Василий Васильевич водворился в Коломне, как бояре московские и служилые люди стали толпами переходить к нему; вся дорога от Москвы до Коломны обратилась словно в улицу многолюдного города; пешие и конные обгоняли друг друга – спешили к тому, кого считали законным своим государем. У бояр московских не могло быть большой охоты служить Юрию: у него были свом любимцы – бояре, которым пришлось бы уступить первое место. Увидел Юрий, как оплошал, послушавшись своего любимца Морозова, а Василий Косой и Дмитрий Шемяка пришли в ярость.
– Ты, злодей, – кричали они Морозову, – ты ввел отца нашего в беду, ты нам издавна крамольник и лиходей!
В порыве ярости они убили Морозова и бежали от гнева отца. Понял оставленный всеми Юрий Галицкий, что ему не удержаться в Москве, и, скрепя сердце, возвратил ее Василию, обязался даже не принимать к себе своих сыновей.
Но скоро он изменил договору; началась новая борьба. Василию Васильевичу опять не посчастливилось; он уже думал бежать в Орду; но в это время скоропостижно умер Юрий, а Москву занял Василий Косой, который уж ровно никаких прав не имел на московский престол и не мог долго удержаться на нем; даже родные братья не поддержали его. Он попал в плен к Василию II, и тот в порыве вражды поступил с ним бесчеловечно – велел его ослепить. На время усобица притихла.
Дмитрий Шемяка заключил с великим князем договор, в котором изъявлял ему свою покорность, и вернулся в свой удел; но в сердце он затаил глубокую вражду к Василию II и только выжидал удобного случая, чтобы начать борьбу с ним.
В 1437 году хан Улу-Махмет, изгнанный братом из Золотой Орды, искал убежища с отрядом своим на русской границе и засел в Белеве; но Василий Василий II послал против него сильное войско. Хан просил у Василия мира, давал сына своего и нескольких мурз в заложники, обязывался стеречь Русскую землю и не требовать никаких выходов; но русские воеводы не шли на эти условия. Тогда Махмет хитростью одолел русских, прошел за Волгу и засел в запустелом городке Казани. Здесь он поставил себе деревянный город на новом месте. В несколько месяцев Казань наполнилась населением; сюда шли поселенцы из окрестных мест: болгары, черемисы; шли даже из самой Золотой Орды, из Астрахани, из Азова и из других мест. Таким образом Улу-Махмет положил начало Казанскому царству по соседству с Москвою. С этих пор начинаются набеги казанских татар на русские земли.
Первый их набег удалось отразить. В 1445 году опять шайки Махмета показались в русских пределах. Василий II выступил против них с небольшим отрядом, но подле Суздаля был разбит и захвачен в плен. Обрадовался Шемяка, стал упрашивать хана, чтобы он не отпускал пленника на княжение; но Василию удалось освободиться из плена: он обещал заплатить хану огромный выкуп за себя. Пришлось для этого собирать большие подати с народа. Поднялось неудовольствие. Ропот усилился, когда Василий II стал принимать к себе на службу татарских мурз, раздавать им русские области в управление. Стали ходить слухи, будто Василий Васильевич тайно условился с ханом занять Тверское княжество, а всю московскую землю отдать ему. Дмитрий Шемяка спешил воспользоваться этими слухами: не мог он ждать себе добра от Василия II, знавшего о сильной его вражде к себе. Слухам о беде, грозящей всей Русской земле, поверили тверской князь Борис Александрович и князь можайский Иван Андреевич и стали сноситься с Дмитрием Шемякой и некоторыми недовольными московскими людьми. Решено было свести Василия Васильевича с московского престола.
Раз, как великий князь отправился из Москвы на богомолье в Троицкий монастырь, Дмитрий Шемяка вместе с князем можайским напал ночью врасплох на Москву. Заговорщики схватили жену и мать великого князя, разграбили его казну, перехватали верных бояр. В ту же ночь князь можайский с отрядом своих Шемякиных воинов поспешил к Троицкому монастырю. Утром на другой день, во время обедни, Василий II получил весть, что на него идут Дмитрий Шемяка и Можайский. Он не поверил.
– Может ли быть, – говорил он, – чтобы братья пошли на меня, когда я с ними в крестном целовании?
Однако на всякий случай послали разведчиков; но Можайский повел дело очень ловко: приказал собрать множество саней, положить в них по два воина, покрыть рогожами, а за каждыми санями идти по одному человеку. Разведчики Василия подумали, что это идет простой обоз с товаром. Подъехал этот обоз к ним поближе; тогда ратники выскочили из возов и перехватили оторопевших людей Василия. Никто из них не убежал, да и бежать было бы трудно: в ту пору на дороге лежал глубокий снег.
Увидал врагов Василий II, когда они были очень уж близко. Бросился он в конюшню – там не оказалось ни одной оседланной лошади. Все люди его растерялись от страха и не знали, что делать. Тогда Василий кинулся в Троицкую церковь и стал молиться. Монастырский двор наполнился ратниками. Раздавались крики: «Где великий князь?»
Василий II, услышав из церкви голос князя можайского, закричал:
– Братья, пощадите меня! дозвольте мне здесь остаться, смотреть на образ Господень; здесь я постригусь, здесь я и умру!
Затем он взял икону с гроба св. Сергия, вышел с нею из церкви к князю можайскому.
– Брат, – сказал он, – здесь, в этой самой церкви, у гроба преподобного Сергия целовали мы животворящий крест и вот эту самую икону, клялись не мыслить друг на друга никакого лиха, а теперь и не ведаю, что надо мною творится!
Князь можайский успокаивал его, говорил, что они не замышляют ему зла, а хотят только избавить Русскую землю от тяжкого платежа татарам выкупа. Василий поставил на место икону, упал пред гробом св. Сергия и стал громко молиться. Слезы его и рыдания тронули даже и врагов; некоторые из них прослезились. Князю можайскому трудно было смотреть на это: он наскоро перекрестился, вышел из церкви и сказал одному из бояр Дмитрия Шемяки: «Возьми его!»
– Где же брат, князь Иван? – спросил Василий II, помолившись.
– Взят ты великим князем Дмитрием Юрьевичем! – ответил боярин, схватив его грубо за плечи.
– Да будет воля Божия! – проговорил несчастный пленник.
Взят он был 13 февраля 1446 г., привезен в Москву, а 16 февраля, по приказу Дмитрия Шемяки, Василия II ослепили. При этом велено было ему сказать: «Зачем татар привел ты на Русскую землю и города с волостями отдал им в кормление? Зачем татар без меры любишь, а христиан без милости томишь? Зачем золото, серебро и всякое имение отдаешь татарам? Зачем ослепил князя Василия Косого?»
Так старался Шемяка оправдать свое злодейство, придать ему вид наказания за проступки.
Ослепленный князь с женою был сослан в Углич.
Затем захвачены были и все дети Василия и отправлены также в Углич, в заточение. Дмитрий Шемяка, забрав в свои руки великокняжескую власть, занял Москву; но трудно ему было здесь усидеть. Хотя были у него доброхоты из московских бояр, но все же сторонников Василия II было больше. Некоторые из них бежали из Москвы в Литву; другие составили заговор освободить Василия из Углича. Увидел Шемяка, что ему не княжить спокойно, пока ослепленный им князь будет в заточении. Притом и митрополит Иона чуть не каждый день твердил ему:
– Сделал ты неправду! Выпусти Василия и детей его, сними грех с души своей! Что тебе может сделать слепец да малые дети?
Дмитрий Шемяка решился освободить Василия, помириться с ним, дать ему волость. Он поехал в Углич, взял с собою епископов и игуменов. Приехав туда, он каялся пред Василием, умолял его о прощении. Василий в свою очередь, казалось, искренне сознавал и свои неправды.
– Заслуживал я и смертной казни, – кротко говорил он, – но ты, государь, явил милосердие свое ко мне, не погубил меня с моими грехами и беззакониями, дал мне время покаяться!
При этом слезы обильно текли из слепых глаз Василия. Казалось, враги смирились, и всякая злоба и вражда улеглись в их сердцах. На радостях Дмитрий Шемяка даже задал большой пир; Василий II дал ему клятвенные грамоты не искать великого княжения; а Шемяка щедро одарил Василия и дал ему во владение Вологду.
Шемяку в Москве не любили. Захватив неправдою власть, он постоянно опасался измены; своих бояр и сторонников щедро награждал и всячески мирволил им, а тех, которые не выказывали ему особенной преданности, теснил. Его доброхоты могли творить всякие неправды и насилия, а управы и защиты от них на суде у него найти нельзя было. Несправедливость Дмитрия Шемяки вошла даже в поговорку: всякий корыстный и неправедный суд народ стал рвать «Шемякиным судом».
Как только Василий II получил свободу и водворился в Вологде, приверженцы его толпами бросились к нему. Сначала он, казалось, затруднялся нарушить обещание; но игумен Кирилло-Белозерского монастыря разрешил ему клятву: клятва, данная в Угличе, по словам игумена, была незаконна, потому что дана в неволе и страхе. К Василию II спешили на помощь не только его московские доброхоты, но и те, которые бежали в Литву. Приводили они с людьми своими, с вооруженными отрядами. У Василия скоро вобралась порядочная сила. Можно было попытаться добывать Москву. Дмитрий Шемяка с князем можайским приготовились к борьбе. Небольшой отряд Василия II осторожно пробрался к Москве, ночью врасплох ворвался в открытые ворота и завладел Кремлем. Бояре Шемяки и Можайского были схвачены и закованы, а москвичи приведены к присяге великому князю Василию Васильевичу. Когда Дмитрий Шемяка и Можайский узнали об этом, когда они увидели, как люди бегут от них толпами, а рать Василия с каждым днем все растет да растет, то поняли, что им остается только искать спасения. Запросили они мира у Василия Васильевича, каялись в своих проступках, давали обеты верности, обязывались возвратить все захваченное в Москве: казну, драгоценные кресты, иконы, древние грамоты; просили только, чтобы Василий позволил им остаться в их наследственных уделах.
Василий II помирился скоро с князем можайским; наконец, по просьбе родичей, заключил мир и с Дмитрием Шемякой, но взял с него так называемую «проклятую грамоту». Она заключалась такими словами: «Если преступлю обеты свои, да лишусь милости Божией и молитвы св. угодников земли нашей: митрополитов Петра и Алексия, Леонтия Ростовского, Сергия, Кирилла и других; да не будет на мне благословения епископов русских и пр.»
Но и клятвы не помогли; Дмитрий Шемяка не унялся, везде заводил крамолу – между удельными князьями, в самой Москве, в Новгороде; старался всюду важечь вражду к Василию, винил его в поблажке татарам, а сам в то же время вел тайные переговоры с казанским ханом; захваченных в Москве грамот и ярлыков не возвращал, – словом, и не думал исполнять своих обещаний. Наконец, были перехвачены его грамоты, из которых ясно было видно, что он старался поднять мятеж в Москве против великого князя. Тогда Василий II отдал дело на суд духовенства. Этот суд во имя Бога, казалось, один мог обуздать Дмитрия Шемяку, не знавшего человеческой справедливости. Ему было отправлено грозное послание от лица всего русского духовенства за подписью пяти владык и двух архимандритов. Духовенство всегда стояло за единовластие, всегда старалось противоборствовать усобицам смутам; в этом послании оно высказывалось в пользу престолонаследия от отца к сыну.
«Ты ведаешь, – говорится в грамоте, – сколько трудился твой отец, чтобы присвоить себе великое княжение вопреки воле Божией и законам человеческим, лил русскую кровь, сел на престоле и должен был оставить его; уехал из Москвы только с пятью слугами, и сам звал Василия на престол, затем снова похитил его. И долго ли пожил? Едва достиг желаемого, и вот уже в могиле, осужденный Богом и людьми! А брат твой? – в гордости и высокоумии резал он христиан, иноков, священников, а благоденствует ныне? Вспомни и собственные дела свои. Когда безбожный царь Maxмет стоял у Москвы, ты не хотел помочь государю и был виною христианской гибели. Сколько истреблено людей, сожжено храмов, поругано святыни? Ты, ты будешь ответствовать Всевышнему! Напали варвары, великий князь много раз посылал к тебе, молил идти с ним на врага, – но тщетно! Пали верные воины в крепкой битве: им вечная память, а на тебе кровь их! Господь избавил Василия от неволи: ослепленный властолюбием и презирая святость крестных обетов, ты, второй Каин и Святополк в братоубийств разбоем схватил, злодейски истерзал его, – на добро ли себе и людям? Долго ли господствовал и в тишине ли? Не беспрестанно ли волнуемый, мучимый страхом, спешил ты с места на место, томимый днем заботам ночью сновидениями? Хотел большого, но погубил свое меньшее. Великий князь снова на престоле и в новой славе: данного Богом человек не отнимет. Одно милосердие Василия спасло тебя. Государь еще поверил клятве твоей, и опять видит измену. Пленяемый честью великокняжеского имени суетною, если она не Богом дарована, или побуждаемый златолюбием, ты дерзаешь быть вероломным, не исполняя клятвенных условий мира: именуешь себя великим князем и требуешь войска от новгородцев будто бы для изгнания татар, призванных Василием и до сих пор не отсылаемых. Но ты виною сего: татары немедленно будут высланы из Русской земли, когда истинно докажешь свое миролюбие государю. Он знает все твои происки. По твоему совету казанский царевич оковал цепями московского посла. Ужминовало шесть месяцев за срок, а ты не возвратил ни святых крестов, ни икон, ни сокровищ великокняжеских. И так мы, служители алтарей, по долгу своему молим тебя, господин князь Дмитрий, очистить совесть, удовлетворить всем праведным требованиям великого князя, готового простить и жаловать тебя из уважения к нашему ходатайству, если обратишься к раскаянию. Когда же в безумной гордости посмеешься над клятвами, то не мы, но сам ты возложишь на себя тягость духовную: будешь чужд Богу, церкви, вере и проклят навеки со всеми своими единомышленниками».
Не помогло и это послание. После еще нескольких попыток мирно уладить дело пришлось взяться за оружие. Под городом Галичем Дмитрий Шемяка был разбит московскими полками после упорной и продолжительной схватки (1450 г.). Галич сдался великому князю, и он посадил здесь своих наместников. Дмитрий Шемяка едва мог спастись бегством. Бежал он в Новгород. Немало бед и хлопот Василию II он наделал бы еще; но в 1453 году его не стало: он был отравлен. Подьячий, который привез в Москву весть о смерти его, был пожалован в дьяки.
Со смертью Дмитрия Шемяки кончились усобицы за великокняжескую власть Борьба Василия Васильевича сначала с дядею, а потом с двоюродными братьями была единственною в потомстве Калиты.
Этой усобицей только на время был задержан рост Москвы. К счастью никто из соседей не мог воспользоваться ее бедою и погубить дело собирателей Русской земли. Прежние соперники их, князья рязанский и тверской были уже так слабы, что им и на мысль не приходило господство над Русской землей; им оставалось только выбирать, кому подчиниться: московскому князю Василию II или литовскому князю?
Литва, главный враг Москвы, в это время была неопасна: после смерти Витовта в 1430 г. в Литве начались тоже смуты и долго шли кровавые усобицы. Свидригайло, брат Ягайла, вел борьбу с Сигизмундом, братом Витовта, за обладание Литвою. Кончилась эта усобица с избранием в литовские князья второго сына Ягайла – Казимира. При нем в 1447 году Литва снова соединилась с Польшею.
Исконный враг Русской земли, Кипчакская орда, во время смут в московском княжении совсем ослабела. От нее отделились два большие ханства: Казанское и Крымское. Улу-Махмет, как сказано уже, положил начало Казанскому царству, а один из потомков Тохтамыша, Азы-Гирей, – Крымскому. Долго еще пришлось страдать Русской земле от внезапных нападений татарских шаек; много еще разорения, беды и горя причиняли они своими разбойничьими набегами; но все же о прежнем владычестве татар уже не могло быть и речи.
На юге, по украйне, где вечно грозила беда от набегов татар и приходилось постоянно отбиваться от них, тревожная военная жизнь стала все больше и больше входить в нравы жителей. Из ратных людей, пограничной стражи и людей вольных, которым по душе были степной простор и боевая жизнь, стало складываться мало-помалу казачество.
Василий Темный, как прозвали его, княжил после смерти своего врага Дмитрия Шемяки почти десять лет. Кроме владений последнего, Василий II примыслил и еще земли: он завладел уделом князя можайского, другого противника своего, который бежал в Литву; потом великий князь за какую-то вину велел заключить в Москве князя серпуховского Василия Ярославича, братасвоей жены, а владения его присоединил к Москве. Оставался в Московском княжестве только один удел – Верейский. Но здешний князь Михаил Андреевич княжил так спокойно, так повиновался во всем великому князю, что и повода не было отнимать у него волость. И так Василий II, князь слабый, вероломный, среди смут и несчастий все же продолжал дело московских князей, «собирателей земли Русской», удержал не только дедовские и отцовские владения и примыслы, но и уничтожил почти все уделы в Московском княжестве. Не мог бы он, конечно, не только этого сделать, но и усидеть на престоле, если бы у Василия II не было надежных пособников. Сильное московское боярство и духовенство поддержали его. Собирание Русской земли под одною властию и престолонаследие от отца к сыну становились уже крепким обычаем.
Не упускал из виду Василий II и его советники-бояре и других русских областей. Когда Литва ослабела от усобиц, то рязанский князь Иван Федорович подчинился Москве. Перед смертью он отдал под опеку великому князю своего малютку сына. Василий II перевез его в Москву и, за малолетством его, послал в Рязань и другие города Рязанского княжества своих наместников.
Новгород Великий, пользуясь смутами в Московском княжестве, думал сделаться совсем независимым. Вече стало без согласия великого князя вступать в договоры, выдавать грамоты, сноситься с Литвою. Наконец, новгородцы принимали к себе с почетом и помогали врагу великого князя – Дмитрию Шемяке. В 1456 году великий князь принял решительные меры, чтобы смирить Новгород. Лучшие московские воеводы, Стрига-Оболенский и Федор Басенок, повели войска против Новгорода. Новгородская рать была разбита, и новгородцы принуждены были уплатить Василию II откуп (8 500 р.), обязались снова платить черный бор (подать) и не давать без согласия князя вечевых грамот. В половине XIV века Псков, бывший прежде пригородом Новгорода, добился независимости от него, начал называться его «младшим братом». Псковитяне стали сходиться, подобно новгородцам, на веча, выбирать себе посадников и пр., но не особенно ладили с Новгородом, а между тем Псковскую землю теснили ливонские немцы, и нужна была сильная защита. Вот почему Псков искал покровительства Москвы и принимал к себе из рук Василия II наместников. Зависимость Пскова от Москвы становилась с XV века все сильнее и сильнее.
Итак, несмотря на внутренние смуты и усобицы, значение Москвы не поколебалось. Власть московского великого князя и при Василии II высилась и крепла на русском северо-востоке. Если и удержались еще некоторые удельные князья, те с условием – повиноваться московскому великому князю, держать, как говорилось тогда, имя его «честно и грозно».
