Василий III (1505–1533)

Василий III

Василий III. Миниатюра из Царского титулярника

Отец Василия III, Иван III, этот великий собиратель Русской земли, почти довершил то дело, над которым раньше так упорно трудились московские князья. Московское государство при родителе Василия III выросло и окрепло уже настолько, что покончило с татарским владычеством, явилось могучим врагом Литвы и потребовало от нее возврата русских земель. Выросла и окрепла также и власть московского государя. Бьют челом ему, как верные слуги, не только потомки прежних дружинников – «вольных людей», но и потомки Рюрика и Гедимина, потомки своевольных удельных князей, в былые времена ни во что не ставивших великого князя; бьют челом, ищут службы и милости его и татарские царевичи, потомки тех, пред кем некогда трепетали русские великие князья. Теперь в глазах всех московский великий князь – государь-самодержец: он милостиво жалует того, кто умеет «служить и норовить» ему, казнит без пощады того, кто вздумает «своевольничать» и «высокоумничать».

Василий III во всем следовал отцу; самодержавие теперь еще более усилилось: отец все-таки, бывало, советовался с боярами, допускал иногда и противоречие, а сын уже не терпел против себя, как говорили тогда, «встречи» (т. е. противоречия) и к боярам был немилостив. Это и понятно. Бояре сильно недолюбливали его мать Софью Палеолог за новые придворные порядки, радели в пользу Дмитрия Ивановича, – Василий III видел в них своих врагов. Доверялся он более людям незнатным – дьякам, которых привязывал к себе разными милостями; он только для виду давал на обсуждение боярской думы дела, а решал их по-своему, советуясь с дворецким своим Шигоной Поджогиным да еще с двумя-тремя доверенными людьми из дьяков. Не угодить Василию III или в чем-нибудь перечить ему было очень опасно: в большой был силе и чести сначала князь Василий Холмский, да стал «высокоумничать» и попал за то в тюрьму; другой боярин – Берсень осмелился жаловаться на то, что великий князь решает все дела «запершись сам-третей», и поплатился за то головою; у третьего дьяка Федора Жареного за «неподобные и лживые слова» отрезали язык. Митрополит Варлаам чем-то не угодил государю и был свергнут. Словом, государева опала висела над головой каждого сановника: волей-неволей приходилось верно служить и норовить ему. Впрочем, Василий III не был жесток: смертных казней при нем было не особенно много; но он считал нужным держать бояр в страхе. С именитых бояр Василий III брал записи, что они не уйдут от него со службы; если же кто пытался бежать – с того он брал в наказание большую денежную пеню, отдавал виновного на поруки другим боярам, которые должны были платить большие деньги в случае его бегства. Василий III к своим братьям относился ласково и милостиво, но при них были люди, которые доносили ему о каждом их шаге; но он не знал милости там, где видел себе помеху или опасность: племянник его и соперник, Дмитрий Иванович, содержался в строгом заключении и, по словам летописца, умер «в нужде и тюрьме» в 1509 году.

Подобно отцу, Василий III заботился о великолепии двора и об украшении Москвы красивыми постройками. Он увеличил число придворных сановников. Во время торжественных приемов возле него стояли рынды (телохранители), избранные из самых красивых знатных юношей. Одетые в белое атласное платье, они очень нравились народу и иноземцам. Подобно отцу, Василий III старался привлекать к себе на службу знающих иноземцев: лекарей, зодчих, литейщиков и пр. В некоторых городах (Нижнем Новгороде, Коломне, Туле и в др.) были построены каменные крепости; в Москве сооружено несколько новых красивых церквей. Архангельский собор был окончательно достроен, а Успенский – украшен, по словам летописца, такою чудною живописью, что великий князь, святители и бояре, вошедши в храм, воскликнули: «Мы видим небеса!»