Верховный Тайный совет

– вступление на престол Екатерины I по смерти Петра I вызвало необходимость такого учреждения, которое могло бы разъяснять положение дел императрице и руководить направлением деятельности правительства, к чему Екатерина не чувствовала себя способной. Таким учреждением и был Верховный Тайный совет, поколебавший в самом основании правительственную систему Петра Вел. Указ об учреждении Верховного тайного совета издан в феврале 1726 г. Членами его были назначены генерал-фельдм. светлейший князь Меншиков, генерал-адмирал граф Апраксин, государственный канцлер граф Головкин, граф Толстой, князь Димитрий Голицын и барон Остерман. Через месяц в число членов Верховного тайного совета включен был и зять императрицы, герцог Голштинский, на радение которого, как официально заявлено императрицей, мы вполне положиться можем. Таким образом, Верховный тайный совет в начале был составлен почти исключительно из птенцов гнезда Петрова; но уже при Екатерине I один из них, граф Толстой, был вытеснен Меньшиковым; при Петре II сам Меньшиков очутился в ссылке; граф Апраксин умер; герцог Голштинский давно перестал бывать в совете; из первоначальных членов Верховного Тайного совета остались трое — Голицын, Головкин и Остерман. Под влиянием Долгоруких состав Верховного Тайного совета изменился: преобладание в Верховном Тайном совете перешло в руки княжеских фамилий Долгоруких и Голицыных.

Александр Данилович Меншиков

Член Верховного Тайного совета Александр Данилович Меншиков

 

Верховному Тайному совету подчинили Сенат и коллегии. Сенат сначала был принижен до такой степени, что решено было посылать ему указы не только из Верховного Тайного совета, но даже из прежде равного ему Синода. У Сената отняли титул правительствующего, а потом думали отнять этот титул и у Синода. Сначала Сенат титуловали "высокоповеренный", а потом просто "высокий".

Верховный Тайный совет еще при Меншикове старался упрочить за собой правительственную власть; министры, как называли членов Верховного Тайного совета, и сенаторы присягали императрице или регламентам Верховного Тайного совета. Воспрещалось исполнять указы, не подписанные императрицей и Верховным Тайным советом. По тестаменту (завещанию) Екатерины I Верховному Тайному совету на время малолетства Петра II предоставлялась власть, равная власти государя, только в вопросе о порядке наследия престола Верховный Тайный совет не мог делать перемен. Но последний пункт тестамента Екатерины I оставлен был без внимания верховниками, т. е. членами Верховного Тайного совета при избрании на престол Анны Иоанновны. В "Сборнике Императорского русского исторического общества" изданы чертежи, журналы и протоколы заседаний Верховного Тайного совета (см. этот "Сборник" за 1886, 87, 88 и 89 г.).

А. И. Остерман

Член Верховного Тайного совета Андрей Иванович Остерман

 

 


 

Верховники

иностранцы с самого момента учреждения Верховного тайного совета предвидели возможность попытки к изменению формы правления. Так оно и случилось по смерти Петра II, скончавшегося в ночь с 18 на 19 января 1730 года. Не обращая внимания на завещание Екатерины I-й, ее потомство было отстранено от престола под предлогом молодости и легкомыслия Елисаветы, младшей дочери Петра I и Екатерины, и по малолетству их внука, сына Анны Петровны и герцога Голштинского; отстранена была и кандидатура бабки Петра II-го, монахини Лопухиной; словам князя Алексея Григорьевича Долгорукого об избрании на престол его дочери Екатерины, невесты покойного императора Петра II, никто не придал никакого значения. Вопрос об избрании государя решил влиятельный голос князя Димитрия Михайловича Голицына. Он заявил, что дом Петра I пресекся смертью Петра II и потому следует обратиться к старшей линии, о правах которой тогда все забыли, тем более, что само царствование Иоанна Алексеевича считалось да и на самом деле было только номинальным. Под тем предлогом, что старшая дочь Иоанна Алексеевича, Екатерина, была замужем за герцогом Мекленбургским, Голицын предложил избрать Анну, бездетную вдову герцога Курляндского.

Эта неожиданная кандидатура объясняется, во-первых, аристократическим высокомерием, с которым Голицын и родовитые сановники того времени относились к браку Петра I-го с ливонской пленницей-крестьянкой и к ее дочерям; во-вторых, ненавистью Голицына к реформам Петра, к заимствованиям у иностранцев. "К чему нам, — говаривал Голицын, — нововведения? Разве мы не можем жить так, как живали наши отцы, без того, чтобы иностранцы являлись к нам и давали нам закон?" К этой узкой тенденции присоединился еще замысел верховников изменить форму правления, что, конечно, казалось легче сделать при бездетной Анне. Перед объявлением означенной кандидатуры Сенату, Синоду и генералитету выбраны были еще два члена в Верховный Тайный совет: фельдмаршалы князь Михаил Михайлович Голицын и князь Василий Владимирович Долгорукий. Это назначение, говорит Соловьев, было знаком соединения двух самых сильных фамилий. Затем канцлер, граф Головкин, объявил, что совет решился предложить корону герцогине Курляндской, если последует согласие собравшихся чинов. Согласие, разумеется, последовало. Особенное сочувствие означенному избранию оказал Феофан Прокопович, архиепископ Псковский. Его страшило владычество Долгоруких, лично ему враждебных.

Но настроение Феофана Прокоповича и вообще большинства духовенства изменилось, когда узнали, что Голицын и другие верховники предложили написать Анне Иоанновне пункты или кондиции, которыми ограничивалась ее власть в пользу Верховного тайного совета. Кондициями этими Анна обязывалась в супружество не вступать, наследника себе не назначать, без согласия Верховного тайного совета войны не объявлять, мира не заключать, податей не накладывать, в чины не производить выше полковничьего ранга; вотчин и деревень не жаловать.

В этих кондициях большинство знатного и незнатного шляхетства, как тогда называли дворянство, увидело намерение создать в России олигархию, присвоение двумя фамилиями права избрания государя и перемены формы правления. В письме Волынского выразилось общее настроение. Волынский, бывший тогда казанским губернатором, писал: "Боже сохрани, чтобы вместо одного самодержца не сделалось десяти самовластных и сильных фамилий; мы, шляхетство, тогда совсем пропадем". Многие думали, что не только шляхетство — пропадет и Россия от неминуемых в грядущем раздоров фамилий. Это мнение разделяли самые просвещенные люди того времени: Антиох Кантемир и Василий Никитич Татищев. В ряды противников членов Верховного тайного совета стал и генерал-прокурор П. И. Ягужинский. Сначала он был на стороне верховников, надеясь, что его выберут в члены Верх. тайного совета. Но когда фельдмаршалы М. М. Голицын и В. В. Долгорукий заняли места в Верх. т. совете, а его обошли; когда оказалось, что в совете заседают четверо Долгоруких и двое Голицыных и только двое остальных членов, Головкин и Остерман, не принадлежат к племени св. Владимира, как Долгорукие, или к племени Гедимина, как Голицыны, — тогда Ягужинский понял, что для людей неродовитых, хотя бы и сподвижников Петра, в совете места не будет. Поэтому Ягужинский круто поворотил в другую сторону. Узнавши, что верховники отправили посольство в Митаву, во главе которого находился Василий Лукич Долгорукий, Ягужинский, со своей стороны, отправил в Митаву камер-юнкера Сумарокова, который должен был предупредить Анну Иоанновну, чтобы она не доверялась Василию Лукичу Долгорукому и что всю правду она узнает в Москве. Сумароков успел видеться с Анной Иоанновной и передать ей наказ Ягужинского; но послы верховников проведали, что он в Митаве, приказали его схватить и арестованного отправить в Москву. Вместе с тем 2 февраля из Митавы пришло известие, что Анна Иоанновна согласна на кондиции, о чем и объявлено было 3 февраля в общем собрании Верховному тайному совету, Сенату, Синоду, генералитету. Все заявили, что милостью ее величества довольны, и удовольствие свое закрепили рукоприкладством. Всех подписей было до пятисот. Но тогда же князь Черкасский потребовал на словах, чтобы ему и другим позволено было подать мнение о новом государственном устройстве. Верховники должны были согласиться, что и подало повод разным шляхетским кружкам составлять проекты. Эти проекты, незначительные по сущности своей, на ход дела влияния не имели и интересны только как памятник ничтожности политического развития этого сословия и ограниченности его умоначертания, как выражались в XVIII в., т. е. понятий о государственных формах правления. Многие совсем не понимали в чем дело и подписывались из страха перед верховниками. В этом же заседании решено было арестовать Ягужинского. Это еще более усилило волнение в шляхетстве; в самом верховном совете был недоволен Головкин, тесть Ягужинского. Пришлось выпустить последнего и восстановить в прежнем значении; но Ягужинский не хотел милости и прощения, не признавая себя виновным: "вы меня запятнали, — говорил он, — но очистить вы меня не можете". Затруднение верховников усложнилось еще тем обстоятельством, что вследствие их собственной непредусмотрительности на молебне 3 февраля в Успенском соборе протодьякон провозгласил Анну Иоанновну самодержицей.

Дмитрий Михайлович Голицын

Член Верховного Тайного совета Дмитрий Михайлович Голицын

 

10 февраля Анна Иоанновна прибыла в село Всесвятское под Москвой. Последовавшие за тем мелочные приключения не предвещали делу верховников хорошего конца. Во Всесвятском императрица объявила себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов. 14 февраля верховники поднесли Анне Иоанновне орден Андрея Первозванного; она сказала: "да, правда, я забыла его надеть", и приказала надеть на себя орден одному из окружавших ее кавалеров ордена; но только не члену Верховного тайного совета. 15 февраля императрица вступила в Москву, и началась присяга. Новой формы присяги верховники не выработали, и перемена состояла только в том, что присягали императрице и отечеству. Это добавление верховникам пользы не принесло. Говорят, что князь Василий Владимирович Долгорукий предложил Преображенскому полку присягнуть государыне и Верховному тайному совету, но офицеры грозились за такое предложение переломать ему ноги. Между тем Феофан Прокопович, родственники императрицы Салтыковы и другие усиленно подкапывались под верховников. 25 февраля Сенат, генералитет и шляхетство, в числе 800 человек, собрались во дворец и подали императрице прошение, чтобы по большинству голосов установлена была правильная и хорошая форма правления. Просьба подписана была немногими лицами, но присутствующие заявили, что все шляхетство ее одобряет. Князь Василий Лукич Долгорукий предложил императрице обдумать дело вместе с верховным советом; но Екатерина Иоанновна, сестра Анны Иоанновны, уговорила ее подписать тут же. Вдруг поднялись офицеры гвардии и потребовали восстановления полного самодержавия, с криками: "не хотим, чтобы государыне предписывали условия".

Хотя Анна Иоанновна и дозволила шляхетству пересмотреть кондиции, но оно не решилось вступить в спор с вооруженной силой. В 4 часа того же 25 февраля, возвратясь во дворец, оно просило Анну Иоанновну самодержавствовать по примеру предков; при этом оно ходатайствовало уничтожить Верховный тайный совет и Высокий Сенат, а восстановить Правительствующий Сенат, как было при Петре I, и чтобы на убылые места, в Сенат, в губернаторы и в президенты выбирались шляхетством по баллотировке. Просьбу эту подписали канцлер гр. Головкин, двое князей Трубецких и пр., всего до 150 человек. Императрица казалась удивленной и сказала: "Разве пункты, которые мне поднесли в Митаве, составлены не по желанию целого народа? Значит, князь Василий Лукич, ты меня обманул"? Пункты, подписанные Анной Иоанновной в Митаве, она тут же разорвала при всем собрании. 26 фев. сочинили вновь присягу о самодержавии ее величества, а 1 марта была вторично общая присяга. Так кончилась самонадеянная попытка верховников. В кругу людей близких князь Димитрий Голицын, главный виновник попытки верховников, выразил свое мрачное настроение следующими зловещими словами: "Трапеза была уготована; но приглашенные оказались недостойными; знаю, что я буду жертвой неудачи этого дела. Так и быть, пострадаю за отечество; мне уже немного остается, и те, которые заставляют меня плакать, будут плакать долее моего". Князь Димитрий Голицын был человек искренний и честный, к политической же борьбе совершенно неспособный. Политические его идеи не целиком заимствованы из Швеции, как говорят обыкновенно. Из Швеции заимствована только форма их выражения; сущность же их — сословное представительство с преобладанием княжеских и боярских родов — проходит через весь московский период русской истории. О дальнейшей судьбе верховников см. ст. Анна Иоанновна. Ср. Соловьев, "История России с древнейших времен" (т. XIX); Д. Корсаков, "Воцарение императрицы Анны Иоанновны", и его же, "Из жизни русских деятелей XVIII века".

 


 

В. О. Ключевский о Верховном Тайном совете

Домашние политические воспоминания и заграничные наблюдения будили в правящих кругах если не мысль об общественной свободе, то хоть помыслы о личной безопасности. Воцарение Екатерины казалось благоприятным моментом для того, чтобы оградить себя от произвола, упрочить свое положение в управлении надежными учреждениями. Провозглашенная Сенатом не совсем законно, под давлением гвардии, Екатерина искала опоры в людях, близких к престолу в минуту смерти Петра, а здесь пуще всего боялись усиления меншиковского нахальства, и с первых же дней нового царствования пошли толки о частых сборищах сановной знати, князей Голицыных, Долгоруких, Репниных, Трубецких, графов Апраксиных; цель этих сходок - будто бы добиться большого влияния в правлении, чтобы царица ничего не решала без Сената. Сам Сенат, почувствовав себя правительством, спешил запастись надежной опорой и тотчас по смерти Петра пытался присвоить себе командование гвардией.

Наблюдательный французский посол Кампредон уже в январе 1726 г. доносил своему двору, что большая часть вельмож в России стремится умерить деспотическую власть императрицы, и, не дожидаясь, пока вырастет и воцарится великий князь Петр, внук преобразователя, люди, рассчитывающие получить впоследствии влиятельное участие в правлении, постараются устроить его по образцу английского.

Но и сторонники Екатерины думали о мерах самообороны: уже в мае 1725 г. пошел слух о намерении учредить при кабинете царицы из интимных неродовитых друзей ее с Меншиковым во главе тесный совет, который, стоя выше Сената, будет решать самые важные дела. Кабинетский совет и явился, только не с тем составом и характером.

При жизни Петра не был докопан Ладожский канал. В конце 1725 г. Миних, его копавший, потребовал у Сената 15 тысяч солдат для довершения дела. В Сенате поднялись горячие прения. Меншиков высказался против требования Миниха, находя такую работу вредной и не подходящей для солдат. Другие настаивали на посылке как самом дешевом способе кончить полезную работу, завещанную Петром Великим. Когда сенаторы-оппоненты вдоволь наговорились, Меншиков встал и прекратил спор неожиданным заявлением, что как бы ни решил Сенат, но по воле императрицы в нынешнем году ни один солдат не будет послан на канал. Сенаторы обиделись и зароптали, негодуя, зачем князь заставил их без толку спорить так долго, вместо того чтобы в самом начале дела этим заявлением предупредить прения, и почему один он пользуется привилегией знать волю императрицы. Некоторые грозили, что перестанут ездить в Сенат. По столице пошел слух, что недовольные вельможи думают возвести на престол великого князя Петра, ограничив его власть. Толстой уладил ссору сделкой с недовольными, следствием которой явился Верховный тайный совет, учрежденный указом 8 февраля 1726 г. Этим учреждением хотели успокоить оскорбленное чувство старой знати, устраняемой от верховного управления неродовитыми выскочками.

Верховный тайный совет составился из шести членов; пятеро из них с иноземцем Остерманом принадлежали к новой знати (Меншиков, Толстой, Головкин, Апраксин), но шестым был принят самый видный представитель родовитого боярства - князь Д. М. Голицын. По указу 8 февраля Верховный тайный совет - не совсем новое учреждение: он составился из действительных тайных советников, которые, как "первые министры", по должности своей и без того имели частые тайные советы о важнейших государственных делах, состоя сенаторами, а трое, Меншиков, Апраксин и Головкин, еще и президентами главных коллегий: Военной, Морской и Иностранной.

Устраняя неудобства такого "многодельства", указ превращал их частые совещания в постоянное присутственное место с освобождением от сенаторских обязанностей. Члены Совета подали императрице "мнение" в нескольких пунктах, которое было утверждено как регламент нового учреждения. Сенат и коллегии ставились под надзор Совета, но оставались при старых своих уставах; только дела особо важные, в них не предусмотренные или подлежащие высочайшему решению, т. е. требующие новых законов, они должны были со своим мнением передавать в Совет. Значит, Сенат сохранял распорядительную власть в пределах действующего закона, лишаясь власти законодательной. Совет действует под председательством самой императрицы и нераздельно с верховной властью, есть не "особливая коллегия", а как бы расширение единоличной верховной власти в коллегиальную форму. Далее, регламент постановлял никаким указам прежде не выходить, пока они в Тайном совете "совершенно не состоятся", не будут запротоколированы и императрице "для апробации" прочтены. В этих двух пунктах - основная мысль нового учреждения; все остальное - только технические подробности, ее развивающие. В этих пунктах: 1) верховная власть отказывалась от единоличного действия в порядке законодательства, и этим устранялись происки, подходы к ней тайными путями, временщичество, фаворитизм в управлении; 2) проводилось ясное различие между законом и простым распоряжением по текущим делам, между актами, сменение которых лишало управление характера закономерности.

Теперь никакое важное дело не могло быть доложено императрице помимо Верховного тайного совета, никакой закон не мог быть обнародован без предварительного обсуждения и решения в Верховном тайном совете. Иноземным послам при русском дворе этот Совет казался первым шагом к перемене формы правления.

Но изменялась не форма, а сущность правления, характер верховной власти: сохраняя свои титулы, она из личной воли превращалась в государственное учреждение. Впрочем, в некоторых актах исчезает и титул самодержицы.

Кто-то, однако, испугался, догадавшись, к чему идет дело, и указ следующего, 1727 года, как будто разъясняя основную мысль учреждения, затемняет ее оговорками, второстепенными подробностями, даже прямыми противоречиями. Так, повелевая всякое дело законодательного характера наперед вносить в Совет для обсуждения и обещания ни от кого не принимать по таким делам "партикулярных доношений", указ вскользь оговаривался: "Разве от нас кому партикулярно и особливо что учинить повелено будет". Эта оговорка разрушала самое учреждение. Но почин был сделан; значение Верховного тайного совета как будто росло: завещание Екатерины I вводило его в состав регентства при ее малолетнем преемнике и усвояло ему полную власть самодержавного государя.

Однако со всей этой властью Совет оказался совершенно бессилен перед капризами дурного мальчика-императора и перед произволом его любимцев. Сказавшаяся при Екатерине I потребность урегулировать верховную власть должна была теперь усилиться в порядочных людях из родовой знати, так много ждавших от Петра II и так обидно обманувшихся.