Подготовка польского восстания 1830-1831

Во дни торжества России над врагами внешними, когда громкие победы в войнах с турками и персами за Дунаем и за Кавказом, казалось, надолго обеспечили ее спокойствие, сверх всяких ожиданий, в собственных недрах ее явился враг внутренний, дерзнувший оскорбить ее достоинство самым вероломным образом: в ноябре 1830 года вспыхнуло восстание в Польше.

Не довольствуясь благоденствием своей отчизны, беспримерным в ее истории, под скипетром российских императоров, поляки возмечтали путём вооружённого восстания образовать из царства Польского государство отдельное, самостоятельное, включить в состав его западные губернии России, впоследствии отторгнуть польские области от Австрии и Пруссии, и воскресить Речь Посполитую в границах 1772 года, с ее шумными сеймами. Так думали многие легкомысленные паны, с наслаждением и гордостью вспоминавшие златое время владычества магнатов, и молодые люди нового поколения, неопытные польские юноши, незнакомые ни с историей своего отечества, ни с истинным положением дел, но слепые подражатели Запада. Главою и руководителем этой партии мнимых патриотов был князь Адам Чарторыйский, некогда любимый министр императора Александра, впоследствии попечитель Виленского учебного округа, обманувшийся в надежде быть наместником царства Польского. Подобная же партия возникла в Литве под влиянием профессора Виленского университета Лелевеля. Анархист в душе, он распалял умы своих многочисленных слушателей обольстительными софизмами, пышным изображением минувшего величия Речи Посполитой, надеждою воскресить его.

Границы Польши по решениям Венского конгресса 1815: зеленым цветом обозначено Царство Польское в составе России, голубым - часть наполеоновского герцогства Варшавского, отошедшая к Пруссии, красным - Краков (вначале вольный город, затем отошёл к Австрии)

Автор карты - mathiasrex

 

В духе той и другой партии еще с 1818 года начали возникать в Варшаве и Вильне тайные общества, имевшие разных руководителей, разные названия, но одну цель – свергнуть посредством восстания русское господство. Самые нелепые басни, обманы, обольщения, все было употреблено для возбуждения слепой и непримиримой ненависти к России. Злонамеренные усилия мало-помалу изгладили из памяти народа легкомысленного и неблагодарного все, что сделало для него русское правительство, приготовили умы к волнению и распространили дух мятежа. Требовалось одной искры, чтобы воспламенить пожар. Эту искру бросила шайка людей ничтожных, незамечательных ни умом, ни силою души, обыкновенно свойственною виновникам великих переворотов. Первая решительная мысль о бунте родилась в голове подпоручика польских войск Высоцкого: для этой цели еще в 1828 году он составил заговор из нескольких офицеров, подобных себе безумцев; в преступном умысле его впоследствии приняли участие многие подпрапорщики военной школы, студенты университета и праздные шляхтичи. За несколько дней до мятежа душою и руководителем заговора сделался Лелевель; но все тайно направляемо было невидимою рукою Чарторыйского.

 

Начало польского восстания (1830)

Польское восстание вспыхнуло вечером 17 ноября (старого стиля) 1830 года. Заговорщики разделились на несколько отрядов. Одни вломились в Бельведерский дворец с намерением овладеть особою наместника Польши, цесаревича Константина Павловича (брата императора Николая I); другие бросились к казармам, где стояли русские войска, в числе 7 000 человек, чтобы их обезоружить; третьи спешили возмутить польские полки; четвертые рассеялись по городу, призывая чернь к оружию для защиты граждан от мнимого нападения русских. Провидение сохранило цесаревича: пользуясь темнотою, он спасся от рук злодеев. Русские войска также успели соединиться, собрались близ дворца Бельведерского и окружили великого князя своею верною грудью. Но польские полки, за исключением гвардейских конных егерей, восстали; мятежники овладели арсеналом, вооружили чернь и взволновали всю Варшаву. Великий князь, избегая кровопролития, выступил со своими войсками за город, чтобы тем опровергнуть нелепую молву, будто русские истребляют жителей столицы, и дать народу время образумиться. Считая, что начавшееся восстание вскоре перейдёт во внутреннюю распрю местных революционной и умеренной партий, Константин Павлович объявил, что «русским нечего делать в польской драке». Мало того, по распоряжению Константина поляками были без боя сданы крепости Модлин и Замостье с большими запасами оружия и снаряжения! Восстание 1830 на первых порах было легко подавить в зародыше, но Константин упустил удобный момент. Его бездействие стало крупнейшей ошибкой.

Захват восставшими поляками варшавского арсенала, 1830. Художник М. Залеский

 

Надежда Константина Павловича не исполнилась. После удаления его к неистовым толпам черни и солдат присоединились все враги России и порядка. Тщетно поляки, верные долгу и престолу, старались успокоить умы: они пали жертвой своего усердия под ударами восставших злодеев; так погибли военный министр граф Гауке, генералы Потоцкий, Сементовский, Блюммер, Трембицкий и многие другие. Правительственный совет был уничтожен; вместо него заступило временное правительство, состоящее из князя Чарторыйского, графа Островского, Лелевеля, Немцевича и других вождей разрушительных партий; польские революционные клубы всеми мерами старались распространить восстание по всему царству, в чем и успели посредством обманов, клеветы и всякого рода обольщений. Из областных городов, по призыву временного правительства, спешили в Варшаву депутаты для образования польского сейма, который, согласно действующим законам, мог быть созван не иначе как только волею государя.

Здравомыслящие поляки с ужасом видели бездну, куда стремился легкомысленный народ, увлеченный своекорыстными безумцами. В надежде спасти его отставной генерал Хлопицкий, равно любимый войском и народом, враг мятежа и безначалия, принял на себя звание диктатора. Одним из первых актов польского восстания, поднятого на словах во имя «свободы», стало, таким образом, установление диктатуры. Хлопицкий прежде участвовал в походах Костюшки, с отличием служил в наполеоновской армии в Испании, но впоследствии вышел в отставку из-за недовольства тем, что его заслуги не были оценены по достоинству. В диктаторы его выдвинула польская аристократически-конституционная партия, которая желала только изменения конституции по образцу французской хартии и устранения неограниченной монархической власти и полагала, что заносчивость воинственной республиканской молодежи не приведет ни к чему, кроме гибели Польши.

Первый "диктатор" восставшей Польши Иосиф Хлопицкий

 

Хлопицкий несколько обуздал солдат и чернь, смирил бунтовские клубы, рассеял неистовые скопища и, водворив в восставшей Варшаве некоторый порядок, отправил в Санкт-Петербург князя Любецкого и графа Езерского ходатайствовать пред государем о забвении всего прошедшего. Но, поляк в душе, он не хотел покориться безусловно, даже дерзнул мыслить о возможности склонить российского императора, при содействии других держав, к разным уступкам, льстившим самолюбию его единоземцев. Вследствие сего, поручив графу Езерскому домогаться в Санкт-Петербурге, между прочим, присоединения к царству Польскому западных губерний наших, он в то же время отправил деятельных агентов в Париж и Лондон искать заступничества Франции и Англии.

 

Требования восстановить Польшу в границах 1772 (по Днепр)

Но разве можно было предполагать, что русский самодержец отнесется милостиво или снисходительно к тем, кто обратится к нему со своими требованиями, держа в руках обнаженный меч! При первом известии о восстании в Варшаве государь император Николай I, глубоко тронутый и огорченный, объявил при разводе своим генералам и офицерам о столь неожиданном и печальном событии, выразив при том, сколь прискорбна для него измена войска, запятнавшая честь польской армии. Слова скорбящего отца и государя произвели действие магическое. Все присутствовавшие при разводе бросились к рукам и ногам обожаемого монарха и со слезами сердечного умиления клялись в неизменной верности, в готовности пролить за него в борьбе с бунтовщиками последнюю каплю крови. Ту же клятву повторила в своем верном сердце вся Россия, когда царское слово возвестило ей, что восставшие поляки дерзают предлагать своему государю законному условия примирения. «Вы знаете, россияне, – говорил император Николай, – что мы отвергнем их с негодованием».

Николай I сообщает гвардии о начале восстания в Польше, 1830

 

Послы восставшей Польши, князь Любецкий и граф Езерский, получили позволение явиться в Санкт-Петербург не в звании посланных от незаконной власти, а в качестве царских сановников, для донесения о варшавских происшествиях: первый как министр финансов, второй как депутат на сейме. Государь Николай I удостоил принять их и выслушать каждого особо. Оба они единогласно описывали происшествия варшавские. По словам их, польское восстание вспыхнуло без всякого предварительного плана, без определенной цели и был делом небольшого числа молодых людей, взволновавших войско и чернь распространением ложного слуха, будто русские убивают поляков. Граф Езерский в особенности повторял уверение, что несметное большинство народа и войска чуждо предприятию малого числа молодых безумцев, что оно непоколебимо в преданности престолу и что, по миновании первого изумления, все ужаснулись при мысли о последствиях мятежа, которые могли погубить всю страну, возложив на весь народ ответственность за преступное дело немногих. В заключение Езерский молил его величество о великодушном забвении всего прошедшего. Иностранцы писали потом, будто бы Езерский склонял государя императора для прочного спокойствия согласиться на общее желание поляков присоединить к царству западные губернии России. Выдумка нелепая! Никогда не осмеливался Езерский говорить подобно, ибо он знал Николая I.

Государь император в ответе своем изволил отозваться, что не вся польская нация навлекла на себя гнев его, что он требует наказания только главных виновников восстания, предоставляя себе право миловать, и полагая воспользоваться им с возможным великодушием; но что прежде всего поляки должны загладить преступление немногих заблудшихся людей немедленным и безусловным постановлением законного порядка. «Если же, – присовокупил император Николай, – поляки дерзнут поднять оружие против России и своего государя законного, в таком случае сами они и их пушечные выстрелы ниспровергнут Польшу».

В то самое время, когда государь столь милостиво и великодушно отзывался о делах польских, в Варшаве, вопреки всем усилиям Хлопицкого, восставшими был составлен и обнародован против России манифест, исполненный дерзких выражений и нелепых притязаний на восстановление польских границ 1772 – по самый Днепр на востоке. По возвращении графа Езерского из Санкт-Петербурга в ходе польского восстания совершился окончательный перелом. Хлопицкий сложил с себя звание диктатора, объявив, что он не хочет вовлечь своих единоземцев в неравную борьбу с Россией и что польская нация не имеет никакого права нарушить присягу, данную ею в верности императору и царю. Польским главнокомандующим стал теперь князь Радзивилл. Необузданные демагоги овладели кормилом правления, и в общем собрании палат противозаконный сейм, по предложению Солтыка, дерзнул провозгласить (13 января 1831 года), что дом Романовых более не царствует в Польше и что престол ее ожидает иного царя. Однако дворянские вожди польского восстания не сделали того, что было нужно, для возбуждения в Польше подлинно народной войны – в апреле 1831 сейм, по настоянию дворянской партии, отверг предложение наделить крестьян земельной собственностью и заменить барщину оброком, подлежащим выкупу. Этим был надломлен жизненный корень польской революции.

Столь наглое забвение поляками самых священных обязанностей, столь непреклонное упорство в зломыслии изумило всю Россию. Оскорбленная в собственном достоинстве, она изъявила громкий ропот и готова была восстать поголовно за права и честь своего монарха. Государь Николай I успокоил умы, возвестив верным подданным своим, что он возвратит отечеству мгновенно отторгнутый восставшими мятежниками край, устроит будущую судьбу его на основаниях прочных, сообразных с потребностями и благом всей империи, и навсегда положит конец враждебным покушениям польских злоумышленников. Россия верила царскому слову и не обманулась.

 

Битва при Грохове (февраль 1831)

Поляки собрали до 130 тысяч вооружённых людей, однако для полевых действий из них годилось не более 60 тысяч. Однако и русские войска по причине зимнего времени удалось подтянуть не скоро. В конце 1830 восставшие поляки имели даже преимущество в военной силе над русскими, но своевременно им не воспользовались. Тем временем к польской границе шли всё новые дивизии из глубины империи. В исходе января 1831 года, среди суровой зимы, русские войска, собранные на западной границе, между Ковно и Устилугом, в числе 120 000 человек, под начальством фельдмаршала графа Дибича-Забалканского, получили повеление вступить в пределы Польши для усмирения восстания силою оружия. Они перешли границу на разных пунктах; фельдмаршал с большею частью армии двинулся из Белостокской области на главные силы восставших поляков, стоявшие в числе 90 000 человек между Минском и Прагою. Ими предводительствовал князь Радзивилл. Поляки хотели остановить русскую армию и упорно оспаривали каждый шаг ее.

Граф Дибич непрерывным рядом битв оттеснил мятежников к Висле. Они сосредоточились на виду у Варшавы при селении Грохове и 13 февраля 1831 вступили в решительный бой. Силы обеих сторон были почти равные; в искусстве воинском одна армия не уступала другой. Поляки имели за собою все выгоды местные и дрались с мужеством отчаяния. Сражение было упорное и кровопролитное. Русская храбрость, наконец, восторжествовала над всеми усилиями противников. Разбитые польские мятежники в величайшем беспорядке бросились за Вислу, потеряв до 12 000 человек убитыми и ранеными; в числе последних находился и Хлопицкий.

Битва при Грохове, февраль 1831

 

Дибич упускает возможность покончить с польским восстанием одним ударом

Варшава, доселе не сомневавшаяся в победе восстания, с неописанным ужасом встретила разбитое войско свое. Масса польского народа готова была прекратить восстание и молить победителя о пощаде; сенаторы и депутаты сейма спешили скрыться; многие думали бежать за границу; Немцевич удалился в Краков; князь Радзивилл сложил с себя звание главнокомандующего. Для довершения удара оставалось овладеть едва защищаемыми укреплениями Праги, чтобы угрозою разгромить гнездо мятежа, как Суворов в 1795, принудить Варшаву, а вместе с нею и всю восставшую Польшу пасть к стопам российского императора. Так думал и начальник штаба граф Толь. Дибичу надо было после Гроховской битвы немедленно ворваться в Варшаву, но главнокомандующий остановил победоносное войско в ту минуту, когда оно готово было на плечах бегущего неприятеля ворваться в столичное укрепленное предместье Прагу и в сам Варшаву. Дибич упустил момент, а уже на следующий день опомнившиеся поляки вооружили пражские укрепления. Их теперь можно было атаковать лишь с помощью осадных средств, которых у русских тогда не имелось.

Дибич несколько дней провел в бездействии на полях Гроховских, а потом отступил к Минску, чтобы, дождавшись вскрытия Вислы, перейти на левую ее сторону и взять Варшаву оттуда. Дибич не преследовал восставших поляков после Грохова, возможно, потому, что ждал от них добровольной сдачи. Но это ожидание оказалось бесплодным – и возможность окончить войну одним ударом отпала. Польские мятежники опомнились от страха и даже приписали победу себе. Они снова взялись за оружие и, провозгласив своим вождем с титулом генералиссимуса полковника Скржинецкого (фаворита семейства Чарторыйских), отправили сильные отряды на берега Вепржа и Нарева, чтобы разъединить нападениями с разных сторон силы русского фельдмаршала. Польский отряд Дверницкого оттеснил русские соединения Крейца из занятого ими Люблина.

Генерал-фельдмаршал Иван Дибич-Забалканский

 

Граф Дибич ждал вскрытия Вислы более месяца. За это время в русской армии распространилась холера, которой заболели до 5 тысяч солдат. Как только Висла освободилась ото льда, армия двинулась из своих квартир к местам, назначенным для переправы. Но в апреле 1831 поляк Скржинецкий всеми силами (40 тысяч) напал на корпус барона Розена, оставленный для наблюдения за Варшавой, опрокинул его к Седлецу и тем расстроил весь план фельдмаршала: переправа отложена до другого времени. Появление же мятежных скопищ в Литве и Волыни, затруднив продовольствие армии, принудило русского полководца отойти к границам империи. В Литве русских войск почти не было: там стояла лишь одна дивизия из 3200 солдат и ничтожные гарнизоны из инвалидов в городах. Литовское восстание возглавляла амазонка нового времени, графиня Эмилия Плятер (дочь одного из крупнейших местных аристократов), и храбрец Матусевич.

Литовский партизанский отряд "амазонки" Эмилии Плятер. Художник Я. Б. Розен

 

Дибич расположился в окрестностях Седлеца, занимаясь истреблением отдельных отрядов Дверницкого, Серавского, Скаржинского, Уминского и выжидая благоприятного случая вновь напасть на главное войско польских мятежников. Так протекло еще более месяца, когда Скржинецкий, искусно скрыв план своих действий, внезапно обратился к северу и в начале мая 1831 бросился со всею армией на русский гвардейский корпус, стоявший отдельно от Дибича между Бугом и Наревом (к северу от Люблина) в намерении истребить его по частям. Против 27-тысячного русского корпуса восставшие поляки бросили 40 тысяч солдат, но великий князь Михаил Павлович успел заблаговременно сосредоточить гвардейские полки при местечке Замброве, мужественно отбил все усилия несравненно многочисленнейшего неприятеля, и в стройном порядке отступил к Белостоку.

 

Битва при Остроленке (май 1831)

Дибич долго не верил в то, что поляки действительно возобновили наступление на русские войска – и из-за этого вновь потерял время. Но по известии о появлении главных сил польских мятежников между Бугом и Наревом Дибич немедленно выступил из Седлеца, соединился с гвардией и быстро погнался за Скржинецким, который, избегая решительного боя, поспешно отступал к Остроленке. Здесь настиг его фельдмаршал и 14 мая 1831 принудил к битве. Она была столь же упорна и кровопролитна, как и при Грохове.

Битва при Остроленке, май 1831

 

Поляки не могли удержаться в Остроленке, перебрались через Нарев и, сосредоточившись на правом берегу его, с неимоверными усилиями защищали мост, чтобы остановить грозное стремление русской армии. Но, поражаемые жестоким огнем батарей, устроенных графом Толем, они вскоре покрыли своими трупами правый берег Нарева. Русские полки, один за другим, с обычным мужеством перешли через полуразрушенный мост и штыками довершили поражение неприятеля. Поляки обратились в бегство по направлению к Варшаве, потеряв до 10 000 убитыми и пленными. Но граф Дибич вновь не сумел организовать преследование бегущего противника и вторично упустил возможность одержать окончательную победу над восставшими поляками. Её сильно задержала и всё возраставшая холерная эпидемия. Скржинецкий, отступая к Варшаве, отправил отряд Гелгуда на поддержку литовского восстания. Вокруг Гелгуда в Литве вскоре собралось до 20-25 тысяч вооружённой силы. 7 июня 1831 он даже сам атаковал с ней русское войско у Вильны, но был разбит и отступил в Пруссию. Русская армия подавила после этого очаги литовского восстания и бунты, начинавшиеся на Волыни.

 

Смерть Дибича и прибытие в Польшу Паскевича

Через две недели после битвы при Остроленке граф Дибич умер близ Пултуска (севернее Варшавы) от холеры. Усмирение восставшей Польши император Николай I теперь поручил тому, на кого с полным доверием и несомненною надеждою успеха обращала взоры вся Россия – герою русско-турецкой и русско-персидской войн графу Паскевичу-Эриванскому. Он сокрушил гидру мятежа одним ударом.

Генерал-фельдмаршал Иван Паскевич

 

Паскевич прибыл в Пултуск к главному русскому войску 13 июня 1831. Утомленные неимоверно трудной борьбой в стране неприятельской, кровавыми битвами с восставшими поляками без решительных последствий, в особенности недостатком продовольствия, русские войска радостно приветствовали нового вождя-героя и в самое короткое время, обеспеченные распоряжениями его в средствах продовольствия, бодро двинулись вперед для покорения Варшавы, составлявшей около пяти месяцев главную цель всех усилий их. Польские мятежники предугадывали грозу, но не знали, откуда последует удар. Направление русской армии от Пултуска к Плоцку удостоверило их, что здесь намеревалась она перейти Вислу. Скржинецкий поспешил стянуть свои войска на берега Вкры в намерении напасть на русских во время переправы; однако обманулся. Необыкновенно смелым и искусным движением из Плоцка вниз по Висле граф Паскевич уклонился от бесполезного кровопролития и переправился через Вислу близ прусской границы, при местечке Осеке. Отсюда он быстро пошел левым берегом вверх, прямо на Варшаву, опрокидывая польские отряды, заслонявшие путь ему.

 

Штурм Варшавы русскими войсками (1831)

Тщетно Скржинецкий, собрав все польские силы, старался остановить его на берегах Бзуры, при Сохачеве (50 км. к западу от Варшавы): фельдмаршал искусным движением на Лович обошел крепкую позицию восставших с юга и в 20-х числах июля 1831 оттеснил их к Варшаве. Мятежный польский сейм, подстрекаемый буйными демагогами, обвинил Скржинецкого в бездеятельности, даже в измене и назначил на его место Дембинского; а главой так называемого народного правления провозгласил генерала Крюковецкого, с властью диктаторской, подчинив ему и нового главнокомандующего. Этот переворот совершился (3 августа 1831) среди страшного смятения черни, которая с неистовством растерзала многих невинных людей, подозреваемых в измене, в том числе несколько женщин и детей. В исступлении злобы и отчаяния главные руководители польского восстания призвали всех жителей к оружию и возвестили, что Варшава будет второй Сарагосой (испанский город, геройски оборонявшийся двадцатью годами ранее от войск Наполеона). Мятежные поляки имели в виду продолжительною и упорною обороной выиграть время и склонить к содействию некоторые иностранные кабинеты, благоприятствовавшие Польше.

В самом деле, Варшава могла выдержать долговременную осаду и изнурить осаждающих. Она защищалась тройным рядом укреплений, воздвигнутых впереди предместий и унизанных орудиями крепостного размера, множеством волчьих ям, высоким валом, глубокими рвами с палисадами и отчаянным мужеством многочисленного войска. В самом городе, на улицах поляками были устроены баррикады, палисады, рвы и мины. Восставшие готовились защищать каждый дом. Их вожди так были уверены в своих средствах к обороне, что сочли возможным из 60 000 войска, собранного в Варшаве, отделить на правый берег Вислы 20-тысячный отряд под начальством Раморино (который, по слухам, был незаконным сыном наполеоновского маршала Ланна) для уничтожения корпуса барона Розена, шедшего на Прагу. Неожиданным нападением 19 августа 1831 Раморино сумел потеснить Розена к Бресту, но затем, по приказу польского командования, сам отошёл на запад. Как раз в это время оглушительный удар рассеял все мечты зачинщиков польского восстания.

Подступив 24 августа 1831 к защищаемой 35 тысячами поляков Варшаве с 73 000 войска при 390 орудиях, граф Паскевич отправил к мятежникам последнее милостивое воззвание государя императора о добровольной покорности – на условиях амнистии всем восставшим! Глава мятежников «диктатор» Крюковецкий отвечал по-прежнему, дерзко и надменно, объявляя, что восставшие поляки взялись за оружие для приобретения национальной независимости в тех пределах, которые в 1772 отделяли Польшу от России. Фельдмаршал, дорожа каждым часом, дал повеление готовиться к штурму. Ночью на 25 августа 1831 войска стали на своих местах, и едва занялась заря, загремела непрерывная канонада из 200 орудий. Убийственный огонь продолжался целые два часа; артиллерия действовала на картечный, даже на ружейный выстрел от редутов. Как только польский огонь стал ослабевать, русские штурмовые колонны бодро и стройно двинулись на приступ; впереди шли охотники из гвардейских полков с песнями. Восставшие поляки оборонялись с неимоверным ожесточением, в особенности в главном пункте, наиболее укрепленном и служившем оплотом для Варшавы, в селении Воле. Усилия их были тщетны. Русские овладели Волею и первою линией польских укреплений. На другой день, в годовщину Бородинской битвы, предположено было штурмовать остальные редуты и городской вал.

 

Капитуляция восставших поляков в Варшаве

Устрашенный сейм уполномочил Крюковецкого вступить в переговоры с графом Паскевичем о возвращении польской нации в подданство российскому государю. Крюковецкий явился в русский лагерь, но с такими надменными требованиями, что фельдмаршал счел бесполезным входить с ним в дальнейшие переговоры и только по усиленной просьбе его согласился дать сейму три часа на размышление, снова повторив, что одна безусловная покорность Польши законному государю может спасти восставшую Варшаву от всех ужасов штурма. Срок миновал. Не получив удовлетворительного ответа, главнокомандующий послал в Варшаву ротмистра князя Суворова известить, что приступ начинается, и через полчаса открылся огонь со всех батарей. Польские мятежники, со своей стороны, отвечали общей канонадой с отдельных укреплений и городского вала. Жестокое сражение продолжалось от полудня до полуночи. Сам граф Паскевич получил сильную контузию ядром в левую руку. Ожесточенное войско ниспровергло все преграды. Около полуночи, под заревом пожара, охватившего предместья, среди разрушительного огня орудий русские штыки засверкали на городском валу. Восставшие были сбиты; победоносное воинство готовилось ворваться в беззащитную Варшаву. Главнокомандующий остановил его: поляки молили о пощаде, безусловно предаваясь великодушию государя. Армия их, по назначению фельдмаршала, отправилась к Плоцку (на северо-запад от Варшавы) с обязательством ожидать там бесспорно решения своей участи. Вслед затем императорская гвардия с торжеством вступила в Варшаву. Дело тем, однако, не кончилось.

 

Последние вспышки восстания 1830-1831

Польские войска на пути к Плоцку, подстрекаемые членами бывшего революционного правительства, которые отвергли заявления Крюковецого о безусловной покорности, снова возмутились, избрали предводителем своим Рыбинского и, сосредоточившись в окрестностях Модлина, изъявили неприязненные намерения. Раморино со своим корпусом отказался положить оружие. Фельдмаршал Паскевич поспешил выступить против главных сил мятежников, окружил их с трех сторон и 20 сентября 1831 загнал в Пруссию, где они в числе 20 000 человек сложили оружие. Раморино же с 15 тысячами человек был оттеснён Ридигером в австрийские владения. Подавление польского восстания завершилось после взятия русскими Модлина (28 сентября 1831) и Замостья (9 октября).

 

По материалам книги выдающегося дореволюционного учёного Н. Г. Устрялова "Русская история до 1855 года" (с некоторыми дополнениями)