Шесть лет уже тянулась война Франции с союзом европейских государств. Успехи и неудачи перемежались, но в конце концов все-таки брала верх Франция. Могла помочь союзникам только Россия со своими привычными к победам войсками, но она держалась в стороне. Однако к 1799 году дела сложились так, что императору Павлу стало трудно отказываться от войны, и он решился послать свои войска против Французов.
В союз входили многие государства, но главными были Австрия и Англия. Ни в той, ни в другой не было генералов, которые бы отличились в прежние войны и могли быть теперь главнокомандующими. А Суворова знала вся Европа, и славные его дела были у всех в свежей памяти. Австрийский император и английский король выбрали Суворова и просили императора Павла отпустить его на войну. Русский Государь согласился и поставил под его начальство также русские войска, которые посылал за границу.
Нечего и говорить, что Суворов в дороге не мешкал. Февраля 9 он приехал в Петербург, явился к Государю и бросился к нему в ноги. Поздравления, пожелания, приветствия неслись к Суворову отовсюду; по улицам теснились за ним толпы, встречные снимали шапки, низко кланялись и желали ему счастья и удачи. Комнаты его были набиты с утра до вечера людьми властными и именитыми; всякий хотел ему поклониться и пожать руку. Суворов забыл свои годы и недавние болезни, ездил, бегал, прыгал, не знал покоя и не сдерживал своих причуд. Однажды разговаривал он с важным сановником, толкуя про будущую войну. Тот слушал внимательно, боясь проронить слово, как вдруг Суворов вскочил, запрыгал на одной ноге и запел кукуреку. Собеседник его тоже вскочил от такой нечаянности и не мог скрыть своей досады; но Суворов сказал ему с усмешкой: «поживи с мое, запоешь и курицей».
Не раз Суворов делал добро и испрашивал монаршие милости несчастным, когда сам бывал в силе и счастии. Так он поступил и теперь. Одна 70-летняя вдова, Синицкая, прислала ему письмо; в письме было написано, что из 17 человек детей, у ней 16 умерло, а последнего сына, Государевой службы капитана, сгубил запальчивый нрав, и этот последний сын сослан в Сибирь. «А гроб для меня еще не отворился», прибавила убитая скорбью мать. Суворов поехал к Государю, выпросил у него прощение Синицкому и написал его матери: «утешенная мать, твой сын прощен, алилуия, алилуия; алилуия».
Пробыв в Петербурге около двух недель, Суворов поехал в армию, за границу. Путь ему лежал длинный и трудный, потому что стояла очень снежная зима, а потом наступила распутица. Понадобилось в дороге раза два-три отдыхать. Первый отдых был в г. Митаве. Там проживал, милостью русского Государя, французский принц Людовик, которому по рождению и праву приходилось бы сидеть во Франции на царстве, если бы Французы не завели у себя народного (республиканского) правления. Приехав в Митаву, Суворов остановился во дворце бывших курляндских герцогов, и к нему сейчас же явилось на поклон множество народа. Когда огромная комната была уже битком набита, отворилась боковая дверь, и в ней показался Суворов, босой, в одной рубашке. «Суворов сейчас выйдет», – сказал он и опять затворил за собою дверь. Сделал он это для того, чтобы показать всем, что еще не хил, не дряхл и одеться может мигом. И точно, едва прошло несколько минут, Суворов появился снова, но уже в полной форме я познакомился со всеми своими гостями.
Когда прием кончился и все разъехались по домам, Суворов пошел пешком по улицам; за ним повалили толпы народа. Придя на гауптвахту, он увидел, что караульным солдатам только что принесли из казарм обед. Суворов присел к котелку, вместе с солдатами плотно поел каши и потом поехал к Людовику. Больше часа тянулась их беседа; французский принц никак не ожидал найти в Суворове такого просвещенного и умного человека, каким он оказался. Людовик пожелал ему Божией помощи и побед; Суворов сказал принцу, что в будущем году надеется увидеться с ним во Франции. На деле вышло однако не совсем так, и они больше уже не видались.
Из Митавы Суворов поехал на Вильно. Тут квартировал его любимый Фанагорийский гренадерский полк; офицеры и солдаты Фанагорийского полка встретили Суворова вместе с гражданскими властями. Он пожелал видеть старых, знакомых гренадер; подошло человек 50. Суворов поздоровался с ними, называл многих поименно, целовался, хвалил их службу. Гренадеры стали просить, чтобы он взял Фанагорийский полк к себе в армию; Суворов пообещал просить об этом Государя. Однако дело не сладилось, и, прощаясь в Вильне с Фанагорийцами, Суворов простился с ними навсегда,
После тяжелой езды по ухабам, сугробам, а потом по распутице, Суворов добрался до Вены, столицы австрийской империи, или священной римской, как она тогда называлась. Наутро поехал он к императору и был принят очень милостиво, а немного погодя пожалован в австрийские фельдмаршалы. Весь город точно обновился, сам император повеселел. Неважно шли до того времени военные дела Австрии, и что дальше, то хуже. Теперь Суворов принес с собою надежду, даже уверенность в том, что Австрийцы будут вперед счастливее. По улицам Вены теснился народ, чтобы взглянуть на победоносного вождя; махали шляпами, кричали до хрипоты. Многие забрались даже в императорский дворец, лишь бы посмотреть на русского полководца поближе. Сановники и вельможи добивались чести побывать вместе с ним где-нибудь на обеде или на ужине; министры и знатные люди звали его к себе наперерыв. Но Суворов никуда почти не ездил, ни у кого не бывал, а сидел все больше дома, отговариваясь великим постом.
Однако, несмотря на почет, который Суворов встречал всюду, главное его дело не спорилось. Он хотел полной воли во всех своих делах и распоряжениях на войне, а австрийские властные люди норовили править им из Вены, за сотни верст. Они требовали, чтобы без дозволения придворного военного совета [гофкригсрата] он, Суворов, ни на какие дела не пускался, кроме тех, о которых с ним заранее будет условлено. Они добивались, чтобы он составить теперь же, в Вене, «план кампании», т.е. объяснил бы подробно, как именно он поведет войну с Французами. Суворов однако не поддавался и в поставленную ему петлю не лез. Несколько дней подряд с ним бились, но не добились от него ровно ничего, и потому отпустили его на войну уже не так радостно, как встретили в Вене. Особенно недоволен был первый министр Тугут, правая рука австрийского императора. Тугут недолюбливал Русских вообще, а теперь невзлюбил и Суворова, за то, что тот ему в руки не давался. По наущению Тугута, австрийский император вручил Суворову перед самым его отъездом наказ, – как и куда ему следует направлять военные действия, о чем стараться, чего отнюдь не делать. Суворов повез этот наказ не на радость себе и не на добро союзным Государям, но перечить Императору, разумеется, не мог.
Итальянский поход Суворова. Карта
Перед выездом из Вены в Италию, Суворов послал русским войскам приказ – идти как можно скорее, и сам поехал шибко. Когда он подъехал к итальянскому городу Вероне, густые толпы народа вышли к нему навстречу верст за шесть, окружили его карету, остановили ее, приладили к ней какое-то знамя и с громкими криками провожали до городских ворот. Тут прибавились новые толпы, крики усилились, так что стон стоял над городом, и посреди этого многотысячного сборища Суворов подъехал к приготовленной для него квартире.
Хотя приехал он вечером, но к нему в тот же день собрались разные власти, высшие лица католического духовенства, генералы русские и австрийские. Суворов к ним вышел, поклонился и подошел под благословение архиепископа. Тот благословил его, пожелав ему победу и одоление над врагами; городская депутация сказала приветственное слово. Суворов раскланялся и ушел, но скоро опять появился, когда все разъехались и остались одни русские генералы. Он зажмурил глаза и просил старшего генерала, Розенберга, познакомить его с сослуживцами. Розенберг стал представлять всех поименно, Суворов кланялся каждому и говорил по нескольку слов. Когда очередь дошла до молодого генерала Милорадовича, Суворов оживился, расцеловался с ним и припомнил время, когда Милорадович, будучи ребенком, ездил на палочке, размахивая деревянной саблей, и очень похвалил пироги, которыми угощал его отец. С князем Багратионом, давним своим сослуживцем, Суворов был еще приветливее, обнял его, перекрестил, поцеловал в глаза, в лоб, в губы, упомянул про былые славные войны. Князя Багратиона прошибла слеза.
Познакомившись со всеми, Суворов стал ходить по комнате и говорить разные правила из своего наставления войскам, которое называлось «Наука побеждать». Потом он подошел к Розенбергу и попросил у него два полка пехоты и два полка казаков. Розенберг поклонился и отвечал, что вся армия в его, Суворова, воле. Суворов нахмурился, видя, что Розенберг не уразумел его приказания, стал бранить немогузнаек и вышел вон. И на другое утро, когда он опять вышел к собравшимся генералам и снова просил Розенберга о том же, Розенберг отвечал по-вчерашнему. Суворов надулся, но Багратион, который знал Суворова ближе всех, выступил вперед и сказал, что его полк готов. Суворов обрадовался и велел выступать в поход. Багратион вышел, предложил двум-трем командирам идти вместе с ним и тронулся в путь к городу Валеджио, где стояли австрийские войска.
Отряд Багратиона шел бодро и шибко, с песнями; за ним всюду валил народ, от вельможи до простого селянина, пешком, в простых телегах, в богатых каретах и колясках. Впервые приводилось Итальянцам видеть у себя русские войска, оттого глазели они на пришельцев, как на диво. Многие шли рядом с солдатами, втискиваясь в ряды, пожимали руки, раздавали вино, хлеб, табак; уставших подсаживали на подводы. Военный поход смахивал на праздничную прогулку, где хозяева – Итальянцы, чествовали Русских как родных, дорогих гостей.
В тот же день, вечером, выехал в Валеджио и Суворов. На другой день ему представлялись австрийские генералы; он обошелся с ними очень ласково и приветливо, а вскоре затеи сделал австрийским войскам смотр. Войска он похвалил, но все-таки разослал русских офицеров по австрийским полкам, чтобы подучить их на Суворовский лад. Это было нужно, потому что Австрийцы обучались совсем иначе, штык и саблю не очень-то любили, держались зачастую обороны и вообще вели войну совсем не так, как Суворов. Они были очень недовольны, что отданы русским офицерам в науку, однако должны были молчать и исполнять приказание. Наука была недлинная и несложная; она продолжалась всего два дня. Суворов рассчитывал, что будет подучивать Австрийцев впереди, в досужное время, а теперь хотел положить лишь начало, дать уразуметь Австрийцам, чего он от них требует. Мешкать было нельзя, ибо такого храброго, опытного и умелого врага, как Французы, Суворов никогда еще не имел. Через два дня армия выступила в поход.
По книге дореволюционного историка А. Петрушевского «Рассказы про Суворова». Предыдущая статья – Суворов в ссылке. Следующая статья – Битва на реке Адда. Читайте также материал Итальянский поход Суворова.
