18 марта 1919 года собрался VIII съезд партии большевиков. Главнейшим вопросом, поставленным на решение на этом съезде, был вопрос о дальнейшем строительстве Красной армии. По этому вопросу на съезде выступила, так называемая, военная оппозиция, от имени которой В. М. Смирнов противопоставил свои тезисы официальному докладчику, Сокольникову. Смирнов и активно поддерживавший его Ворошилов, Рухимович и ряд других, близких к Сталину людей, выступили, главным образом, против военных специалистов, иначе говоря, против офицеров старой армии, как командующих подавляющим большинством частей Красной армии. Вопрос приобрел особую остроту в связи с расстрелом Пантелеева, командира 2-го Петроградского полка, одного из немногих командиров партийного происхождения. Особенное возбуждение на съезде вызвало то обстоятельство, что бежавший вместе с полком с боевого участка Пантелеев был предан трибуналу и расстрелян по приказу командующего армией, офицера старой русской армии Славина.

Ленин неоднократно колебался в вопросе использования «военспецов» – офицеров старой армии, не будучи порой в силах скрыть своей ненависти к ним.

Уже в самом начале операций на Волге, в августе 1918 года Ленин запросил мнение Троцкого относительно предложения Ларина, настаивавшего на замене всех офицеров генерального штаба коммунистами.

Троцкий, возражая против этого неосуществимого проекта, не без гордости объяснял Ленину в телеграмме от 23 августа 1918 года тот выбор, перед которым он ставит офицеров, призываемых на службу в Красную армию: «... с одной стороны, концлагерь, а с другой – служба на Восточном фронте»[1].

В марте 1919 года Ленин снова возвращается к этой теме и на заседании Совнаркома посылает Троцкому записку, вспоминая, очевидно, июльские события 1917 года в 1-ом пулеметном полку: – «Не лучше ли нам выбросить всех специалистов и назначить главкомом Лашевича?»[2]

«Ребячество» – написал на другой стороне Троцкий, но явно обеспокоенный настроениями Ленина, пришел к нему, запасясь докладом главного штаба о количестве служащих в Красной армии офицеров. [См. также статью Троцкий и Красная армия.]

«Знаете ли вы сколько царских офицеров у нас в армии?» – спросил он Ленина.

«Не знаю» – отвечал Ленин, отказываясь назвать даже примерную цифру.

«Не менее тридцати тысяч» – сообщил Троцкий на основании доклада, предлагая подсчитать какой ничтожный процент из этого числа занимают перебежчики к белым.

В результате Троцкий добился от Ленина постоянной поддержки в вопросе военспецов и был настолько уверен в поражении так называемой «военной оппозиции», что позволил себе уехать на фронт во время VIII съезда партии, где этот вопрос вызвал бурные столкновения.

Позиция Ленина и Троцкого заключалась в том, что армию необходимо строить на базе современных военных знаний и железной дисциплины. Старый офицерский корпус – единственный источник военных знаний – должен был контролироваться институтом комиссаров, но как Ленин (см. его выступление на VIII съезде), так и Троцкий хорошо понимали, что без передачи командирам частей и соединений полных прав командования добиться боеспособности от армии невозможно.

Чтобы выяснить сущность «военной оппозиции», необходимо коснуться некоторых моментов из истории гражданской войны.

В мае 1918 года ЦК во главе с Лениным решило послать ответственную делегацию на Северный Кавказ. В этот период в районе Северного Кавказа перед советской властью стояли три проблемы: 1. Судьба Черноморского флота, большая часть которого ушла из Севастополя в Новороссийск, от немцев; 2. Организация советской Северокавказской армии – тогда наиболее многочисленной в составе вооруженных сил Красной армии, вступивших в решающую стадию борьбы с Добровольческой армией; 3. Наконец, решение продовольственных проблем Москвы и центра страны за счет ресурсов Кубани и Северного Кавказа, путем вывоза через Царицын. С этой целью на Северный Кавказ были посланы Раскольников (мичман Балтийского флота Ильин), миссия которого заключалась в потоплении главных сил Черноморского флота, Шляпников и Сталин, как комиссары по продовольствию. Вопреки советской историографии 1930-х-40-х годов, рисующей отъезд Сталина в качестве чуть ли не всесильного главнокомандующего на юге, из подлинной телеграфной переписки с Лениным и из выступления Ленина на IV конференции профсоюзов от 28 июня 1918 года со всей очевидностью ясно, что Сталин отправился на Северный Кавказ лишь в качестве одного из трех продовольственных и военных комиссаров.

Сталин прибыл в Царицын в июне 1918 года и несмотря на то, что Северокавказская Красная армия вела в это время напряженные бои против Деникина, он, в отличие от Раскольникова, предпочел остаться в Царицыне.

В это время в районе Царицына собрались (вытесненные из Украины и Донской области) различные отряды, руководимые или партийцами, как, например, Рухимовичем, Межлауком, Ворошиловым, или выдвинувшимися из унтер-офицерского состава старой армии партизанскими вождями, как, например, Думенко и Буденный. Как Северный Кавказ, так и Царицын скоро потеряли регулярную связь с главным руководством Красной армии, и Сталин, привезший с собой авторитет власти, попытался набрать себе удобных подчиненных, независимо от их способностей. В той атмосфере местного командования, где бывший военный фельдшер Сорокин, командовавший 11-ой армией, а Ворошилов – 10-ой, ревниво оберегали свой авторитет и создавали партизанскую обособленность, Сталин, защищая их от подчинения центральному аппарату, стремился подготовить себе преданных сторонников. Он усиленно нападал на военных специалистов, посылая Ленину телеграммы подобного рода: «Если бы наши военные специалисты (сапожники!) не спали и не бездельничали, линия не была бы прорвана; и если линия будет восстановлена, то не благодаря военным, а вопреки им» (телеграмма от 17 июля 1918 года)[3]. [Подробнее – см. в статье Сталин в Царицыне.]

Подбирая и поощряя таких работников, как, например, Щаденко (бывший портной), Думенко (бывший казачий урядник, боевой командир, вскоре поднявший восстание с своей казачьей дивизией против большевиков), Жлоба (бездарный, но лихой казачий урядник, потерпевший позже со своим корпусом небывалый, даже в истории гражданской войны, разгром на Южном фронте), известный впоследствии Ока Иванович Городовиков и другие в этом роде, Ворошилов и Сталин стремились всячески оградить себя от вмешательства военных специалистов.

11 июля 1918 года Сталин снова телеграфировал Ленину:

«Дело не только в том, что наши специалисты психологически не способны к решительной борьбе с контрреволюцией, но также в том, что они, как «штабные» работники, умеющие лишь «чертить чертежи» и давать планы переформировки, абсолютно равнодушны к оперативным действиям ... и вообще чувствуют себя как посторонние люди, гости»[4].

Результаты сталинского руководства военными операциями на юге свелись к тому, что огромная одиннадцатая армия была разгромлена сравнительно небольшими силами Деникина, а сам ее командующий, фельдшер Сорокин, поднял в последний момент восстание. Десятая же армия Ворошилова была сжата легкими отрядами Краснова у Царицына, и в решающее время, осенью 1918 года, положение на юге было спасено лишь прямым вмешательством Ленина и Троцкого, подчинившими десятую армию командующему Южным фронтом, бывшему царскому генералу Сытину.

Приведем по этому поводу две телеграммы Ленину и ЦК, которые были посланы 5 и 6 октября 1918 года Троцким, находившимся в это время в Козлове, и главнокомандующим Вацетисом.

«Я категорически настаиваю на отзыве Сталина. На Царицынском фронте дела идут плохо, несмотря на наше огромное превосходство. Ворошилов способен командовать полком, а не армией в 50000...»[5] – телеграфировал в Москву Троцкий.

На следующий день Вацетис телеграфировал прямо Ленину: «Военный приказ Сталина №118 должен быть отменен. Я передал все инструкции командующему Южным фронтом Сытину. Действия Сталина подрывают все мои планы... Главком Вацетис, член Реввоенсовета Данишевский»[6].

Ленин через 10 дней телеграммой отозвал Сталина в Москву, Ворошилов был поставлен первоначально на равную ногу с прибывшим из центра Окуловым, но и этот компромисс окончился неудачно: в декабре 1918 года он был окончательно отрешен от командования и переброшен, уже в качестве комиссара, на Украинский фронт. Шляпников, назначенный в октябре членом Военного совета 10-ой армии на место Сталина, вместе с новым командующим А. И. Егоровым, восстановил положение и постепенно помог командованию придать этой армии стройную военную организацию.

Лишенные права командования партийные вожди, из числа открытых и скрытых сторонников «военной оппозиции», стремились навязать командованию стиль работы партийных бюрократов.

Выполняя различные комиссарские должности, они естественно, видели свое место в тылу, в штабах, откуда им. было удобнее вести свою партийно-полицейскую работу.

Долгие годы молчавший С. Буденный позже не выдержал и в своих мемуарах довольно ясно передавал свои отношения с приданным ему осенью 1919 года в качестве члена Реввоенсовета 1-ой Конной армии К. Ворошиловым.

Во время успешного наступления против Деникина в декабре 1919 года, рассказывает Буденный, «я приказал подать лошадей, собираясь вместе с Ворошиловым и Щаденко отправиться в передовые части, чтобы непосредственно руководить операцией по овладению Валуйками.

Когда лошади были поданы, я пригласил членов Реввоенсовета отправиться в действующие части. Однако мое предложение сначала было встречено отрицательно. – Семен Михайлович! – как всегда горячо заговорил Климент Ефремович, – Вы же командующий армией, а не командир партизанского отряда… Нет совершенно никакой нужды Вам и нам лично рубить шашкой. Мы имеем в своем распоряжении штаб армии, через который и давайте осуществлять руководство действующими частями ...

– Нет, Климент Ефремович, вы как хотите, а я поеду, и не шашкой рубить, а руководить дивизиями на месте... Руководить Конармией сидя в штабе, по-моему, вообще значит не руководить»[7].

В этом разговоре со всей ясностью выяснилось еще раз противоречие между военными и партийными взглядами на руководство армией. Противоречие это многогранно, и оно «проходит красной нитью через всю историю Красной, а потом Советской армии.

Эти и многие другие эпизоды из первого периода гражданской войны, были причиной многочисленных обид и недоразумений. Глубокая зависть партийного и партизанского командования к успехам таких бесспорно крупных полководцев из старого офицерского корпуса, как С. С. Каменев (бывший командир 30-го Полтавского полка старой армии, полковник генерального штаба), А. И. Егоров (полковник царского генштаба), Корк (генерал-майор генштаба), Тухачевский (поручик лейб-гвардии Семеновского полка) и многие другие, вызывала не только политическую, но и личную оппозицию со стороны таких партийцев, неудачно попытавших военное счастье, как Сталин, Ворошилов, Рухимович, Каганович, Щаденко, Дыбенко, Межлаук, Орджоникидзе[8].

Считаясь с действительностью, они не все посмели выступить на VIII съезде против Ленина и Троцкого, но их точка зрения впоследствии была сформулирована в так называемой «военной доктрине» Гусева и Фрунзе, представленной на X съезде.

Выступавшие на VIII съезде лидеры военной оппозиции – Смирнов, Сафронов, Е. Ярославский предлагали восстановить те отношения, которые имели место в Красной гвардии. Подробности подлинной дискуссии до сих пор неизвестны, ибо она была вынесена на особую секретную сессию съезда, материалы которой до сих пор не опубликованы. Известно лишь по ссылке, которую делает в своих «очерках» Е. Ярославский, что Ленин на этой секретной сессии заявил – без железной дисциплины, навязанной пролетариатом крестьянству, ничего не может быть достигнуто.

С другой стороны, Ленин, Троцкий и докладчик на съезде Сокольников всячески продолжали настаивать на сохранении дуализма в Красной армии. В составленных для съезда тезисах Троцкий повторял свою мысль, высказанную еще в речи в ЦИКе в июле 1918 года: «каждый военный специалист должен иметь и слева и справа по комиссару с револьвером в руке».

Таким образом, на съезде победила ленинская идея, что партия в качестве жандарма использует старый офицерский состав, который, в свою очередь под пистолетом комиссара, путем создания «железной дисциплины», гонит на фронт в основном крестьянскую Красную армию.

Со свойственной ему интуицией Троцкий во время гражданской войны схватил (или послушался своих военных советников) военные взгляды на руководство армией. Он всегда лично появлялся после поражения или во время кризисной обстановки на месте событий и, вникая в положение дел самостоятельно или с помощью своих советников, стремился найти правильное решение. То, что его выезды на фронт носили, по выражению члена Реввоенсовета Гусева, характер «великокняжеских поездок», относится уже к личному характеру Троцкого, но в то же время у него никак нельзя отнять, что в ряде случаев он действительно был организатором побед.

В отличие от Троцкого, Ленин за три года гражданской войны ни разу не выезжал на фронт, ни разу не наблюдал частей Красной армии в боевой обстановке. Правда, как мы знаем по событиям 1917 года, ему не хватало личного мужества Троцкого. Ленин вносил в армию типичные приемы и методы партийного аппарата, методы, с которыми Сталин начинал войну 1941 года, а Гитлер кончал.

В гражданской войне Сталин в своем маленьком, сравнительно, масштабе – в 10-ой армии 1918 года и в Реввоенсовете Южного, а потом Юго-Западного фронтов в 1919 – 1920 гг., придерживался методов Ленина и чувствуя, конечно, свою неполноценность, накапливал в себе зависть и ненависть к предреввоенсовета Троцкому и к ряду таких комиссаров, которые следовали примеру последнего – Пятакову, Смилге, Муралову и др.