После заграничного похода русской армии 1813-1814 гг. император Александр I отверг многие свои юношеские политические мечтания и примкнул к «Священному Союзу». История этого «Союза» такова: после низвержения Наполеона в Германии сильно поднялось национальное самосознание, обнаружилось стремление к объединению немецкой нации и к либерализму. Все это было нежелательно для Австрии, тогда руководившей союзом германских княжеств. Идея «Священного Союза» возникла в Австрии, – цель его была охранять спокойствие Европы впредь от таких авантюристов, как Наполеон – с одной стороны, а с другой – гарантировать ее от смут, которые могли бы создавать впредь такие очаги мятежа, какой представляла собою революционная Франция.
Александр I на Памятнике «1000-летие России»
Три государства, – Австрия, Пруссия и Россия, составили союз, цель которого была поддерживать в Европе консервативные тенденции и вообще ограждать установившийся государственный строй Европы от всяких новшеств. На университеты и студенческую молодежь было обращено особое внимание, – вводился строгий надзор за жизнью университетов, стеснение их свобод.
Под этим влиянием началась консервативная «реакция» и в России. Прежнего доверия к ученым корпорациям и вообще к обществу уже не было, – усилились цензурные и полицейские строгости. Многие выдающиеся ученые и профессора принуждены были оставить свои кафедры. Во главе учреждений, особенно просветительных, вместо прежних либералов, недавно говоривших вслед за императором Александром речи конституционного содержания, появились или ханжи, или мистики, гасившие свет знания без жалости и угрызений совести – или такие невежественные люди, как граф Аракчеев, организатор «военных поселений». Казанский попечитель Магницкий указывал профессорам, что «основанием философии должны послужить послания апостола Павла к Колоссянам и Тимофею. Начало политических наук должно извлекать из Моисея, Давида и Соломона, и лишь отчасти из Платона и Аристотеля. Профессор физики должен был указывать на премудрость Божию и ограниченность наших чувств и орудий для познания непрестанно окружающих нас чудес. Геология, как наука «безбожная», вычеркивалась вовсе из программы.
Эта консервативная реакция нашла себе поддержку и в «массе» русского общества, утомленной недавним подъемом энергии в пору расцвета либерализма (см. Александр I – либерал). Но мы, конечно, ошибемся, если такую перемену в настроениях русского общества станем распространять на все слои русского общества. Во все время царствования Александра не умирал у нас и тот космополитический либерализм, с которого он начал свое правление: пребывание русских войск за границей подняло, особенно в офицерстве, интересы кполитике. Либеральная часть русского общества ответила на правительственную реакцию протестом – произведениями Пушкина («Вольность», «Кинжал», эпиграммы на Фотия и Аракчеева, Голицына и др.), произведениями Рылеева («К временщику» – против Аракчеева, «Гражданское мужество») – и, что было гораздо существеннее, основанием тайных обществ.
В 1817 году возник «Союз Спасения» (вскоре получивший наименование «Союз Благоденствия»), образованный по образцу немецкого Tugendbund'а; он, на первых порах, преследовал цели служения общему благу, путем борьбы с различными злоупотреблениями и путем поддержки благих начинаний правительства. Но усиливающаяся реакция придала этому обществу «прекраснодушных» мечтателей политическую окраску, увлекла их на путь тайной оппозиции правительству. Впоследствии члены этого «Союза» образовали два общества – «Северное» и «Южное», с определенными политическими программами: «Северяне», во главе которых стояли Никита Муравьев и Рылеев, стремились ввести конституцию в России, «южане» (Пестель и его друзья) – республику. Военный мятеж 14 декабря 1825 года был печальным результатом политической деятельности этих обществ.
Опасным врагом либерализму александровской эпохи (первого и второго периодов) был тот сознательный консерватизм части русской интеллигенции (Карамзин, Шишков и др.), который ничего общего не имел с мимолетными настроениями массы общества, всегда легко переходящей от либерализма к консерватизму. Наоборот, – этот серьезный и глубокий консерватизм вырастал самостоятельно, независимо от колебаний политики правительства, опираясь на патриотизм, проснувшийся после 1812 года, на пробуждение национального самосознания, на серьезное изучение прошлого русской жизни. Этот консерватизм, в свое время, успешно боролся с либерализмом Александра, – он, главным образом, помешал молодому императору провести его излюбленные идеи в исполнение, – в нем, впоследствии, нашел прочное основание для всей своей политики император Николай Павлович.
Кроме политических течений русской мысли, особенно заметных, придававших публицистический характер русской литературе, нельзя миновать молчанием и существование в обществе этого времени настроений чисто эстетических, которые уединяли людей в тесные кружки «избранников», умеющих ценить прекрасное, любить искусства и жить вдали от тревог общественной жизни в мире изящного. Такими настроениями жил, напр., кружок Оленина, в котором культивировалось преклонение перед идеалами классицизма.
В александровскую эпоху в русском обществе нашли себе место также и своеобразные настроения духовного индивидуализма, выразившиеся полно и ярко в жизни и деятельности Жуковского. Начало этому своеобразному «прекраснодушному» одиночеству в екатерининскую эпоху положил Карамзин. Жуковский был еще более ярким представителем такого индивидуализма: чуждый тревог общественной жизни, далекий от очарований и разочарований политической суеты, углубленный в себя и в интересы интимного кружка друзей, он творил и жил für Wenige («для немногих»).
Среди общественных настроений эпохи нельзя, наконец, миновать и мистико-религиозных, правда, слабо отразившихся на изящной литературе, но, тем не менее, характерных для оценки того времени. Отчасти эти настроения выразились в возрождении масонства, отчасти в усилении интереса вообще к религии и религиозной литературе. В литературе увлечение масонством сказалось обилием переводов (сочинения Эккарстгаузена, Юнга Штиллинга, Гюйон и др.), в издании журналов: «Сионский Вестник» (редактор Лабзин, ученик Новикова), «Друг юношества». Религиозные же влияния проявились в издании журнала «Христианское Чтение» (с 1821 г.), в особом пристрастии к поэтическим сочинениям религиозного содержания. В этом направлении работали: старик Державин, отчасти Карамзин («Мысли из Екклезиаста», «Иосафатова долина»), Дмитриев («Размышление по случаю грома»), Мерзляков («На разрушение Вавилона», «Песнь Моисея»), Шатров («Подражание Псалмам», «Песни духовные»), Ф. Глинка («Опыты священной поэзии») и многие другие.
Религиозный мистицизм был протестом против всей рассудочности XVIII в., против рационалистической философии. Неудача французской революции, еще более подорвавшая веру в силу человеческого «разума», утомление всей Европы от наполеоновской политики, – все это влекло усталую европейскую интеллигенцию от суеты общественной политической жизни в жизнь личную, созерцательную, в успокаивающий мистицизм, в религию, примиряющую с жизнью. Император Александр сам из либералов сделался под конец жизни мистиком. С его легкой руки, «мистицизм» сделался у нас «модой» в «высшем свете».
Пестра была своим содержанием александровская эпоха и велико её значение для русской литературы – она дала новый литературный язык, создала молодую школу словесников-реформаторов, – она покончила с литературным псевдоклассицизмом, написав на своем знамени странное и, даже для современников, малопонятное слово: «романтизм». Потом она же заменила этот боевой клич другим, – более ясным и определившим на весь XIX век характер русской литературы, – этот клич: «художественный реализм» и «народность», – то и другое впервые полно выразилось в творчестве Пушкина.
Таким образом, в эпоху Александра определились первые итоги реформ Петра Великого. Сам Александр, как личность, не внес в эту борьбу противоречащих течений ничего своего, случайного. Как реакция суровому режиму Павла, расцвел его либерализм, – как реакция политическим брожениям Европы, явился его консерватизм и мистицизм. Свою личность Александр выразил слабее, чем Петр Великий и даже Екатерина II. И «патриотизм», и сознание своей народности тоже были закономерными явлениями, прояснившимися по всей Европе после наполеоновских войн.
