В Москве, где не знали о совете в Филях, никто не предполагал, что Кутузов решится сдать Наполеону без боя первопрестольный град России. Правда, за несколько дней пред тем, по распоряжению московского главнокомандующего графа Ростопчина, вывезены были государственные сокровища, важнейшие архивы, казенное имущество во Владимир, в Нижний Новгород, в Казань, и дворянство заблаговременно удалилось в свои поместья; но мысль, что войско еще не разбито, что оно скорее погибнет под стенами столицы, нежели отдаст ее без боя, удерживала в стенах ее большую часть народонаселения. В неминуемой битве и победе уверял Москву до последней минуты и Ростопчин, призывая народ к единодушному содействию армии. Все ополчались поголовно; тысячи людей толпились перед арсеналом, где даром раздавалось оружие, и бодро готовились идти на врагов.
Отечественная война 1812. Видеоурок
Неожиданное движение армии на Рязанскую дорогу привело народ в крайнее недоумение, которое тем более увеличилось, что ни Кутузов, ни Ростопчин не отдали никакого приказа, как принять неприятеля. Покинутая войском, градоначальником, сенатом, всеми властями духовными и светскими, Москва, по-видимому, должна была встретить торжествующего победителя с тою же покорностью, как встречали его в Милане, Вене, Берлине, Мадриде, чтобы уничиженным приветствием спасти свои дома от грабежа и расхищения.
Но не таков народ русский! Вслед за армией двинулось все народонаселение столицы, бросило свои жилища, имущество, и рассеялось в разные стороны, предпочитая верную нищету, самую гибель ненавистному владычеству пришельца. Не успевшие выбраться скрылись в погребах и подвалах. В один день опустела Москва; на шумных площадях ее воцарилась мертвая тишина. Наполеон, шедший по следам русской армии, до самого Кремля, не встретил ни одной русской души. Москва приняла его как мертвая могила.
Мало того: едва вступил он в чертоги наших царей, а солдаты его, побуждаемые голодом и корыстью, бросились грабить безлюдные дома, в разных частях города вспыхнул пожар. На другой день Москва уже пылала со всех сторон. Ее жгли русские. С самого начала войны народ постоянно одушевлен был одною мыслью: лучше все сжечь, чтобы ничего не доставалось неприятелю. Тщетно Наполеон, с тоскою и содроганием взиравший на распространение огня, приказывал тушить его. Пожарных труб не было; их вывез Ростопчин за несколько часов до восшествия неприятеля в столицу. Огонь разлился рекою; воздух, казалось, потерял равновесие; поднялась буря, и пламенное море поглотило Москву. Наполеон едва мог выбраться из пылающего Кремля в Петровский дворец; войско его должно было расположиться в чистом поле.
Пять суток свирепствовал пожар; в шестые он стал затихать, не находя себе более пищи: златоглавая Москва была уже грудою пепла и развалин. Уцелели одни соборы с немногими зданиями в Кремле и в Китае; девять десятых частей были жертвою огня. Враги довершили разорение Москвы: они разграбили ее, не пощадив ни святых храмов, ни памятников искусства и истории.
Но гибель Москвы спасала Россию и Европу. Император Александр в начале войны возвестил, что он не положит оружия, доколе ни единого врага не останется в русском царстве. Теперь, узнав о разрушении древней столицы своей, государь сказал, что после такой раны всякая другая ничтожна, и принял твердое намерение не покидать оружия, доколе не отмстит за оскорбленное отечество сокрушением самого Наполеона. «Я или он, – говорил Александр, – он или я, но вместе мы царствовать не можем».
С такою же великодушною твердостью, с самоотвержением, достойным лучших времен Рима, узнал русский народ о падении Москвы. Сначала роковая весть о занятии неприятелем столицы поразила Россию и привела ее в уныние, как предвестница постыдного мира. Но скоро обнародован достопамятный манифест о непоколебимом намерении императора не вступать с Наполеоном ни в какие переговоры. «Не в ту страну зашел он, – говорил Александр, – где один смелый шаг поражает всех ужасом и преклоняет к стопам его и войско и народ. Россия не привыкла покорствовать, не потерпит порабощения, не предаст законов своих, веры, свободы и, спасая себя, спасет независимость царей и царств».
С благоговением слушал народ слова Александра и ополчался на войну священную. Мысль отмстить за оскорбленное отечество одушевила все сословия. Война народная запылала. От Смоленска до Москвы, по обеим сторонам пути неприятельского, вооружились все уезды: городские и сельские обыватели составили многочисленные партии, соединились с летучими отрядами партизан и вредили врагам всеми возможными средствами: истребляли их обозы, запасы продовольствия, вырезали целые отряды, отбивали артиллерийские парки, губили пришельцев без пощады огнем и железом. Жены выходили на поиски со своими мужьями. (Партизанскими отрядами начальствовали Сеславин, Фигнер, Давыдов и другие.)
Подвигнув таким образом народ к мести неумолимой, гибель Москвы поставила неприятеля в затруднительное положение и в другом смысле: Наполеон смело углублялся в самое сердце России в несомненной надежде не только принудить Александра к унизительному миру, но и найти в Москве те же средства, какие находил в Вене и Берлине к восстановлению сил своей армии, измученной и расстроенной дальнею дорогою и беспрерывными битвами. Войска его столь же нетерпеливо желали достигнуть Москвы, думая, что там ожидает их славный мир со всеми выгодами победителей, с обильным продовольствием, с удобными квартирами, с богатою добычею.
Они представляли Москву земным раем: она встретила их адом. Все, что было для них необходимо, после столь трудного похода, большей частью истребил пожар. Войско упало духом, предалось грабежу и расстроилось более прежнего. Над развалинами Москвы померкла счастливая звезда Наполеона. Кутузов довершил удар.
Читайте далее: Тарутинский маневр Кутузова.
По материалам работ выдающегося дореволюционного историка Н. Г. Устрялова.
