2. Раздор сословий до того ослабил Рим, что враги отнимали у него область за областью. С севера все смелее и смелее наступали на Рим вейентяне; их отряды доходили иногда до самых ворот Рима. С юга делали опустошительные набеги вольски и эквы. Плебеи, составлявшие главную силу войска, не имели охоты жертвовать жизнью для увеличения могущества своих угнетателей – 1. С войною против этрусского города Вейев неразрывно связано имя Фабиев. Этот очень знатный патрицианский род отличался особенною суровостью к плебеям. Однажды семь лет сряду [485–478 г.] одним из консулов был кто-нибудь принадлежащий к роду Фабиев. Нибур объяснял это предположением, что порядок избрания в консулы был изменен, что только один консул был назначаем центуриатными комициями, а другой сенатом и куриями; это лишь предположение, не основанное ни на каких положительных известиях; но очевиден факт, что Фабии в это время имели чрезвычайно сильное влияние на государственные дела и пользовались им для угнетения плебеев и устранения предложений об аграрных законах. С этой целью они преднамеренно возбудили войну против вейентян, отвлекавшую плебеев от занятий внутренними делами государства, и всяческими средствами вынуждали плебеев поступать в войско, но этим навлекли на себя ненависть их. Однажды [481 г.] римская пехота в сражении с вейентянами перестала биться; когда сражение казалось уже выигранным, отдала изумленному неприятелю римский стан и отступила в Рим. Она сделала так для того, чтобы военачальник, ненавистный плебеям, Кезон Фабий, не получил триумфа. Фабии увидели, что неудобно для военачальника, когда войско ненавидит его; притом другие фамилии патрициев завидовали преобладанию их рода; и они решили примириться с плебеями. Плебеи отвечали на это усердной преданностью. Марк Фабий одержал блистательную победу [480 г.]; в благодарность за усердие войска он разместил раненых для лечения по патрицийским домам и больше всего поместил их в домах Фабиев; и все его однофамильцы ухаживали за ранеными очень хорошо. А в следующем году тот самый Кезон Фабий, который навлек на себя особенную ненависть плебеев, предложил, чтобы был приведен в исполнение закон Кассия (Кезон Фабий был в этом году консулом). За перемену своей политики Фабии подверглись вражде патрициев; чтобы выйти из этого тяжелого положения и отклонить от себя упреки за возбуждение войны с вейентянами, они попросили себе у сената дозволение продолжать эту войну, как свое фамильное дело без помощи от государства; сенат охотно согласился и они, триста человек, пошли [479 г.] из Рима на войну, провожаемые благословениями народа. Они прошли в вейентскую землю, заняли укрепленную позицию и стали делать набеги. Много раз они имели удачу и возвращались с свое укрепление с богатой добычей. Постоянная удача довела их отвагу до неосмотрительности, и этруски устроили против них военную хитрость: выгнали на соседнее поле стадо, чтобы заманить их; Фабии погнались за стадом, оно, рассеявшись, бежало; рассеялись и Фабии в погоне за ним. Вдруг со всех сторон из лесов и кустарников полетели на них стрелы. Многие были убиты; остальные собрались вместе и геройски оборонялись от окружавшего их врага, отступили на холм у речки Кремеры, продолжали тут обороняться непоколебимо и были убиты все до последнего человека [477 г.].

По другому преданию, они пошли в Рим на религиозный праздник, оставив свое укрепление под защитою клиентов; этруски неожиданно напали на них на пути, и все они были убиты. Остался только один Фабий, который был ребенком, потому и не был взят на войну. Он стал предком Фабиев позднейших времен. Предание говорит, что во время этого боя стоял неподалеку с войском консул Менений, но по ненависти к роду, отступившемуся от своего сословия, не подал помощи подавляемым многочисленностью врагов. День погибели трех сот Фабиев стал считаться у римлян несчастным, и никто не предпринимал в этот день ничего важного; римляне перестали ходить в те ворота, которыми вышли Фабии на войну и которыми никто из них не вернулся. Менения не защитила от гнева плебеев услуга, которую оказал им на священной горе его отец; трибуны подвергли его суду триб, и на него был наложен денежный штраф; он был так пристыжен, говорит предание, что не являлся после того на площадях и улицах при народе, и умер от печали.