Ламийская война и смерть Демосфена

Начало Ламийской войны

Демосфен недолго оставался в изгнании. Через несколько месяцев по его осуждении пришло известие о смерти Александра, Греки сначала не верили, потому что несколько раз были обманываемы подобными слухами. «Александр не умер!» воскликнул Демад: «Если б он умер, то по всему свету распространился бы запах трупа». Но когда достоверность известия стала несомненна, афинянами овладело воинственное настроение: они захотели освободиться от македонского ига. Хотели этого и другие греки. Волнение вспыхнуло прежде всего в Малой Азии: Эфесе, Родос и Хиос прогнали македонские гарнизоны и восстановили у себя прежнее правление. В Афинах воинственный шум поднялся еще громче. Гиперид, оставшийся по удалении Демосфена главным оратором патриотической партии, говорил, что война неизбежна, что вопрос идет только о том, примут ли в ней участие афиняне; если примут, то приобретут славу, а если будут бездейственно смотреть на войну, то постыдят имя Афин; медлить долее было бы трусостью, рассудок велит действовать, и боги помогают храбрым. Приверженцы Македонии, богатые граждане, и безусловные друзья мира, напрасно старались ослабить действие таких речей и удержать афинян от опрометчивого решения; гордости народа льстила мысль, что афиняне должны показать грекам пример патриотизма, руководить войною за свободу. Фокион насмехался над воинственным настроением, прочности которого не верил; на вопрос Гиперида, когда же он посоветует афинянам взяться за оружие, он отвечал: «Когда увижу, что молодые граждане охотно идут в поход, богатые платят военные налоги, правители не расхищают государственных денег»; он сравнивал с кипарисами речи Леосфена, храброго и опытного афинского полководца, пользовавшегося уважением народа и поддерживавшего теперь советы Гиперида: кипарисы растут высоко, но не приносят плодов, говорил Фокион.

Партия войны восторжествовала. Правда, рассудительнее было бы послушаться благоразумных предостережений Фокиона и подождать, как пойдут дела в Македонии, как будет поступать войско Александра, «громадное тело циклопа, лишившееся своего глаза»; но воинственное воодушевление народа, стремящегося освободиться, не всегда повинуется правилам благоразумия; а вожди партии войны надеялись на мужество граждан, на готовность их к жертвам, на прекрасное состояние афинского флота, запасы оружия и денег, на единодушие Греции, все государства которой волновались, на военные таланты Леосфена, который уже собрал на Тенаре войско, состоявшее из 8000 греческих наемников. Таким образом, афиняне решили начать войну против Македонии для восстановления свободы Греции и пригласить все греческие государства присоединиться к ним; они говорили, что как во время персидских войн, так и теперь граждане Афин должны показать пример готовности жертвовать имуществом и жизнью для спасения Греции. Это был последний порыв патриотического энтузиазма одряхлевшей Греции, последняя борьба её за национальную независимость и свободные учреждения. Правда, Спарта, Коринф, Аркадия, Беотия и некоторые другие государства не приняли участия в войне за свободу, одни по бессилию, другие по эгоистическому расчету, или по зависти к Афинам; но число государству присоединившихся к афинянам, было так велико, что со времени персидских войн греки не выводили в поле такого многочисленного войска. И как бы желая опровергнуть делом насмешки противника войны, Фокиона, показать всему миру, что мужество еще не умерло в афинских гражданах, народное собрание постановило, что все афиняне до 40‑летнего возраста должны поступить в войско, что три филы останутся на защиту Аттики, остальные семь фил должны быть готовы к выступлению в поход. Было снаряжено более 200 военных кораблей, были набраны в службу наемники, было решено обратить на военные расходы хранящиеся в Акрополе деньги Гарпала. Таким образом коринфский союз рушился: он должен был замениться союзом для борьбы за свободу под гегемониею Афин. Влияние македонской партии в Афинах пало. Пифей был подвергнут суду и бежал из темницы к Антипатру, который, дав ему в товарищи кривого интригана, Каллимедона, прозванного раком, послал его в Пелопоннес действовать там в пользу Македонии. Демад был несколько раз осужден за противозаконные предложения и наконец – лишен политических прав. Даже Аристотель увидел, что ему грозить опасность быть обвиненным в атеизме и нашел надобным удаляться в Халкиду (II, 741). Демосфен по собственному влечению присоединился к афинским послам, отправленным в Пелопоннес, и убеждал пелопоннесские государства вступить в союз с афинянами. Услышав об этом, афинский народ пригласил его возвратиться в отечество, и за ним был послан в Эгину военный корабль. Чтобы покончить с формальной стороны дело о наложенном на него штрафе, ему поручили соорудить и украсить жертвенник Зевса‑Спасителя для торжественного служения в конце того года и выдали ему на это 50 талантов из государственной казны. Демосфен приехал в Пирей с таким же торжеством, как некогда Алкивиад: на встречу ему тоже вышли архонты, жрецы и граждане. Но разница была в том, что совесть этого возвращающаяся изгнанника была чиста. То был прекраснейший день его жизни.

Война в Фессалии и у Ламии

Война приняла сначала [323 г.] благоприятный для греков оборот. Леосфен с наемным войском поплыл из Тенара в Этолию и пошел через Среднюю Грецию с присоединившимися к нему этолянами, фокейцами и дорийцами в Фермопилы. Заняв их, он отрезал от Антипатра беотийцев, оставшихся союзниками македонян, и оттуда двинулся назад в Беотию, в которую с другой стороны вступило войско, состоявшее из афинских граждан. Когда оба войска соединились, у Леосфена было 30000 тяжело вооруженных воинов. Он разбил при Платее беотийцев и македонский гарнизон Кадмеи, потом пошел опять на север на встречу македонскому войску. Разбив Антипатра при Гераклее у горы Эты, Леосфен вступил в Фессалию. И греки, и македоняне очень усердно старались привлечь на свою сторону фессалийцев, потому что очень важно было иметь содействие их превосходной конницы. Фессалийцы приняли сторону греков, потому что также хотели освободиться от македонского ига. Один из сильнейших князей фессалийских, Менон фарсальский, привел свою конницу к Леосфену; его пример увлек других фессалийцев: все они и их соседи этейцы, фтиотийцы, малийцы и другие мелкие племена восстали против македонян и присоединились к общему греческому делу. У Антипатра оставалось теперь только 13.000 человек пехоты и 600 всадников; он не мог держаться в открытом поле против врагов, далеко превосходивших его численностью, и ушел в укрепленный город Ламию (нынешний Зейтун) обороняться там до прибытия войска из Азии. Все зависело теперь от того, возьмут ли греки Ламию; потому эта последняя война Греции за свободу называется Ламийской. Леосфен хотел взять город приступом, но местоположение Ламии было удобно для обороны, македоняне были осторожны и защищались храбро; все нападения греков были отбиты; Леосфен решил ограничиться блокадою крепости, надеясь голодом вынудить македонян сдаться. Действительно, македонское войско, отрезанное восстанием фессалийцев и линиею греческих окопов от всяких сообщений с родиной и флотом, скоро стало терпеть такой недостаток, что Антипатр попросил мира; но Леосфен требовал, чтоб он сдался без всяких условий. Старик, одержавший много побед, не мог согласиться на такое унижение, и блокада продолжалась. Через несколько времени дело получило новый оборот. Этоляне, составлявшие значительную часть греческого войска, ушли, сказав, что им необходимо вернуться на родину; их было 7000 человек.

Смерть Леосфена и надгробная речь Гиперида

Антипатр сделал вылазку, чтобы прорвать линию окопов, возведенных кругом крепости; в этой схватке Леосфен был тяжело ранен ударом камня в голову, через три дня он умер. Смерть искусного полководца отняла доверие к своим силам у войска, созданного им. Афиняне были чрезвычайно опечалены. Невеста Леосфена, дочь ареопагита Демотиона, лишила себя жизни, чтобы не быть принужденной выйти за другого жениха. На торжестве в честь Леосфена и других убитых граждан Гиперид, вместе с Леосфеном склонявший афинян к войне, сказал надгробную речь, довольно большие отрывки которой недавно найдены.

Эта надгробная речь Гиперида пользовалась в древности очень большой славой. Давно был известен отрывов её, заключающей в себе слова утешения родственникам убитых: «Павшие на войне приобрели вместо смертной старости славу, которая вечно останется юной, и полное блаженство. Те из них, которые умерли бездетными, будут иметь бессмертными детьми похвалы греков, а те, которые имели детей, оставили их под покровительством родины: она будет заботиться об них с любовью. И если смерть прекращает наше существование, то они теперь освобождены от болезней и всех бедствий человеческой жизни, а если есть сознательная жизнь в царстве умерших и есть там божественная справедливость, как мы верим, то они защищавшие поруганную честь богов, приобрели от божества высочайшее блаженство». Грустное сочувствие возбуждают в нас, говорит Шефер, слова Гиперида, озаряющие в последние дни свободы Афин печаль о Леосфене отрадной надеждой на будущее. Речь его несвободна от пышных фраз, от антитез, рассчитанных на эффект, но она талантлива и жива, во многих местах изящна, в других сильна.

Прибытие и гибель Леонната

Место Леосфена занял Антифил, человек храбрый и даровитый, но не имевший большой военной опытности, не пользовавшейся таким уважением, какое было необходимо для того, чтобы в войске могла удержаться строгая дисциплина. По удалении этолян, недоставало войска для охранения всего круга окопов; пользуясь этим, Антипатр разрушил часть их и, тревожа осаждающих вылазками, удержался до той поры, как Леоннат, правитель Малой Фригии, соседней с Геллеспонтом, стал подходить с большим войском на помощь ему. Человек отважный, физически сильный, мастер в военной гимнастике, очень честолюбивый, Леоннат пошел на призыв Антипатра не столько потому, что хотел быть послушен приказанию правителя Македонии, сколько по расчету занять первое место в македонском царстве; он тем больше мог надеяться захватить власть в Македонии, что сестра Александра Клеопатра, бывшая за мужем за царем Эпирским, а теперь вдова, предлагала ему свою руку и престол. При известии о приближении Леонната, греческие военачальники решили снять осаду с Ламии, сжечь свой стан и частокол окопов блокады, идти на встречу Леоннату, дать ему битву до соединения с Антипатром. Не теряя времени, они исполнили это, и неподалеку на север от Ламии произошла жаркая битва, в которой Леоннат, верный товарищ Александра во всех походах, был побежден фессалийскою конницею Менона и сам был убит. Но эта победа не принесла грекам ничего, кроме славы, Антипатр соединился с пехотою Леонната, не участвовавшей в битве, в которой дралась только конница, и занявшей по смерти своего вождя крепкую позицию на горах между лесами; соединившись с пехотою Леонната, Антипатр ушел горными дорогами на низовье Пенея: он надеялся соединиться там с конными отрядами и хотел призвать к себе ветеранов, которых вел из Азии в Македонию Кратер. Вместе с этим он рассчитывал, затягивая войну, уменьшить силы противников: он знал, что афинянам трудно будет долго удержать в своих рядах отряды союзников, полагал, что некоторые государства отзовут свои войска; эта надежда была тем вернее, что македонский флот, владычествуя на море, делал в разных местах высадки, наносившие много вреда прибрежным жителям. Была сделана высадка даже в Аттику: Микион с сильным отрядом македонян и наемников вышел на берег у города Рамнунта и опустошал ту местность, пока был прогнан Фокионом, посланным против него с отрядом афинских граждан.

Битва при Кранноне 322 года

Скоро оказалось, что расчеты Антипатра были правильны: афинские союзники стали охладевать к войне; некоторые отряды их уходили из Фессалии, как будто война уже кончена; оставшиеся держали себя осторожно; приписывая слишком много важности своим победам, они стали пренебрегать силами Антипатра; возникли несогласия, мешавшие энергическому продолжению войны. Соединившись с ветеранами и дождавшись других подкреплений, Антипатр перешел от обороны к наступлению; у него было теперь 40000 гоплитов, 3000 человек легковооруженной пехоты и 5000 конницы, а у Антифила только 25000 гоплитов и 3500 человек конницы. Но храбрый греческий военачальник не уклонялся от битвы. Она произошла [5 августа 322 г.] на равнине близ Краннона, на юге от Пенея, в день битвы при Херонее. Фессалийская конница, стоявшая впереди пехоты, доказала и теперь свое боевое превосходство: после жаркой схватки она опрокинула македонскую конницу и погналась за нею, но умчалась далеко; греческая пехота лишилась её помощи; фаланга, двинутая Антипатром на греческих гоплитов, оттеснила их напором своей массы из их позиции. Они отступили однако в стройном порядке и заняли новую позицию на горах. Там присоединилась к ним конница, которая, возвратясь из погони на поле битвы, нашла его пустым.

Распад греческого союза

Число убитых и раненых было на обеих сторонах не велико, и если бы греки остались единодушны, то равновесие сил легко могло бы быть восстановлено. Но в войске союзников владычествовали нерешительность и раздоры. Антифил и Менон напрасно говорили, что должно энергически продолжать войну, призвать на подкрепление новые силы; военачальники других союзников думали только о частных интересах своих государств, и на военном совете было решено предложить Антипатру мир от имени греческого союза. Но расчетливый Антипатр отказался вступить в переговоры с греческим союзом; он отвечал, что каждое государство должно вести переговоры с ним отдельно. Чтоб увеличить раздоры между греками и запугать робких, он быстро пошел вперед и брал в Фессалии город за городом; союзное войско отступало дальше и дальше. Наконец был взять македонянами и Фарсал, родной город Менона, бывший центром фессалийского восстания. Известие об этом ударе потрясло греков; союзное войско разошлось. Антипатр отправил всюду послов, обещая пощаду тем государствам, которые положат оружие. Почти все союзники афинян выразили покорность ему и передали управление своими делами приверженцам Македонии. Афиняне и этоляне остались одни против врага, далеко превосходившего их силами. Антипатр быстро прошел чрез Фермопилы в Беотию, занял Кадмею и угрожал вторгнуться в Аттику. Афиняне упали духом. Народное собрание возвратило Демаду политические права, просило его совета. Он предложил отправить к Антипатру послов с неограниченными полномочиями. Фокион поддержал это предложение. Оно было принято.

Мирные условия, предъявленные Антипатром афинянам

Антипатр и Кратер гордо приняли в Кадмее афинских послов, в числе которых находились Фокион, Демад и Димитрий Фалерский. Полководцы победителей сидели на золотых стульях, одетыев пурпуру, и потребовали, чтобы выданы были все ораторы, возбуждавшие к войне, в особенности Демосфен и Гиперид, и чтобы Афины сдались без всяких условий; они говорили, что сами афиняне во время осады Ламии требовали от Антипатра безусловной сдачи. Послы не решились собственною властью принять такое унизительное требование и вернулись в Афины предоставить его на решение народного собрания. В афинском народе еще не совершенно умерло чувство чести; Демохар, племянник Демосфена, подобно ему одушевленный патриотизмом, пришел в народное собрание, опоясанный мечом, и убеждал народ продолжать борьбу за свободу. Но собрание приняло требования победителя и отправило к Антипатру тех же послов, присоединив к ним уважаемого всеми философа, Ксенократа, бывшего тогда главою Академии; они должны были объявить, что афинский народ покоряется. Демосфен, Гиперид и другие вожди патриотической партии покинули родину, Афиняне надеялись, что по просьбе Ксенократа, человека уважаемого всеми, суровые требования будут смягчены. Надежда была напрасна: Антипатр принял Ксенократа с грубым презрением и резко велел ему замолчать. Афины не были подвергнуты такой судьбе, какой подверг Александр Фивы: Антипатр не уничтожил афинского государства, но оставил ему существование на таких условиях, которые отнимали у него самостоятельность и уничтожали демократическое правление.

У афинян был отнят пограничный город Ороп; по приказанию царского двора, Самос был возращен прежним жителям; афинские поселенцы были прогнаны с него; на Афины была наложена контрибуция. В афинской гавани Мунихии был поставлен македонский гарнизон. Но еще печальнее для массы афинского народа было то, что участие в политических правах было сделано привилегиею граждан, имеющих собственность ценою не менее 2000 драхм (около 485 руб.). У кого не было такого имущества, тот лишался всех политических прав, в том числе и права на пособие от государства в случае нищеты. Фокион напрасно старался склонить Антипатра к смягчению некоторых требований; по внушению злого интригана Каллимедона, Антипатр не согласился сделать никаких уступок, и афинский народ покорился всему. Только бесстрашный Ксенократ – не гражданин, а метек – с негодованием сказал, что условия мира хороши, если Антипатр считает афинян рабами, но жестоки, если он считает их свободными людьми.

Уничтожение в Афинах демократического правления

Когда афинское народное собрание решило покориться необходимости, были приняты меры для исполнения суровых приказаний Антипатра. В день праздника Великих Элевсинских таинств [16 сентября 322 г.] македонский гарнизон вступил в Мунихию. Прежде это был день торжественной процессии, шедшей в Элевсин, день гордых воспоминаний и радости; теперь это был день печали. Тринадцать лет тому назад тоже в этот день были опечалены афиняне известием о падении Фив. – Под охраною македонского отряда новое правительство, составленное из олигархов и приверженцев Македонии, стало исполнять другие условия мира. Это правительство, главными людьми в котором были Демад и Фокион, определило, кто из граждан удовлетворяет условию зажиточности, от которой зависят политические права. Только 9.000 граждан сохранили их. 12.000 граждан, оказавшихся не имеющими состояния в 2.000 драхм, были лишены прав гражданства; если они хотели оставаться на родине, им предстояло влачить бедственную жизнь в унижении. Некоторые из них предпочли скитаться бесприютными в других областях Греции; многие согласились переселиться во Фракию, где Антипатр обещал дать им землю: небогатые люди были усерднейшими приверженцами демократы, потому Антипатр желал, чтобы они удалились из Афин.

Казнь ораторов-патриотов и смерть Демосфена

Бежавшие вожди военной партии – Демосфен, Гиперид, Аристоник и другие были преданы суду, как виновники ссоры с Македониею; они не явились на суд и были заочно осуждены на смерть·, этот приговор отдавал их на произвол мщения врагов; Антипатр и его агенты озаботились привести приговор в исполнение.

Уроженец города Турий, Архий, бывший прежде актером и преподавателем риторики, а теперь названный «разыскивателем изгнанников», взял отряд воинов, отправился в Эгину, где искали себе убежища в храме Эака Гиперид, Аристоник, Гимерей (брат Димитрия Фалерского) и другие осужденные на смерть. Он силою вывел их из храма и отправил в Клеоны, где расположился станом Антипатр. Все они были там преданы мучительной смерти [5 октября 322 г.]. Гипериду. как говорят, отрезали язык, прежде чем убить его. Тела их были оставлены без погребения. Но тело Гиперида было тайным образом сожжено уважавшими его память, и прах его был перенесен в семейную гробницу. – Демосфен, по приезде на Эгину, отделился от своих товарищей, уехал на остров Калаврию, лежащий у берега Арголиды, и ушел в знаменитый храм Посейдона, стоявший на этом острове. Архий успел разведать, куда скрылся он, приехал на Калаврию, окружил храм своими волнами и, не желая силою вывести Демосфена из храма, считавшегося очень священным, стал убеждать его, чтоб он добровольно отдался во власть Антипатра, который не сделает ему никакого вреда. Демосфен отвечал: «Никогда не мог ты растрогать меня, как актер; не тронешь меня и теперь своими обещаниями; я боюсь милости Антипатра больше, чем мучений и смерти; она могла бы заставить думать, что я были, подкуплен македонянами, продал им свободу Греции. Счастье перешло на сторону врага, я не перейду, не покрою Афины стыдом, не откажусь от прекраснейшего савана, – от свободы. Смерть – верное прибежище; она охраняет от унижения». Сказав это, он вошел в святилище храма, взял письменную дощечку, приложил стиль к губам, как делал это, когда обдумывал выражения при письме, и всосал яд, находившийся в стиле. Потом он завернулся в свою мантию и наклонил голову. Почувствовав, что яд начинает действовать, он громко произнес, обращаясь к Архию: «Теперь ты можешь сыграть роль Креона, выбросить мое тело и оставить его непогребенным»; колеблющимися шагами он пошел к жертвеннику, подошедши, упал, вздохнул со стоном и умер [16 пианепсиона - 12 октября 322 г.]. Так скончался Демосфен: оратор и человек дела, умер свободным греком, на 62 году жизни.

Демосфен

Автор фото - Sting

Калаврийцы соорудили ему гробницу в ограде храма. После, когда афиняне избавились от македонского ига, его прах был перенесен на родину [280 г.], которую так горячо любил он; ему была поставлена бронзовая статуя на площади народных собраний, и было определено, что старший из его потомков имеет почетное право обедать в Пританее. Такая же почесть была оказана памяти верного его сподвижника Ликурга. – Наказанием Архию было всеобщее презрение, и греки видели справедливое воздаяние судьбы в том, что богатство, полученное им в награду за убийство, не спасло его от нищеты. – На статуе Демосфена была сделана надпись: «Имей ты, Демосфен, столько же силы, сколько мудрости, никогда македонский меч не владычествовал бы над греками». Статуя изображала Демосфена в спокойной простой позе; на его высоком челе, в тонких чертах лица, доброго и серьезного, выражалась твердость характера великого греческого государственного человека и проницательность ума его.

Владычество аристократов в Греции

Конец жизни Демосфена совпадает с погибелью свободы и независимости Греции. Как в Афинах, так и в других греческих государствах, было установлено олигархическое управление; власть была передана зажиточному классу, желавшему тишины. Опираясь на македонские гарнизоны, поставленные в акрополях, олигархи подавляли железною рукой всякое стремление к свободе, изгоняли, бросали в темницы, убивали демократов, опасных для существующего порядка; думая только о своих сословных интересах, о личной безопасности и наслаждении, а не о благе и чести отечества, они отвращались от мысли о национальном единстве и самостоятельности; потому Греция все больше и больше подчинялась македонскому игу. Только этоляне, долго не принимавшие участия в политической жизни Греции, выказали в последнее время отважные стремления; они остались неиспорчены изнеженностью, ослабившею других греков, и оборонялись в своих горах от македонских войск, далеко превосходивших численностью их отряды; изгнанники из других государств Греции находили убежище у них. Напрасно Антипатр и Кратер опустошали их землю, надеясь, что разорение и голод принудят храбрых горцев покориться. Почти все их города и селения были завоеваны македонянами, но они продолжали держаться в неприступных горных укреплениях и на высоких скалах. Многочисленность и искусство македонян одолели б их, но междоусобия, начавшаяся в Азии, заставили Антипатра и Кратера обратить свои мысли на восток и заключить с этолянами перемирие [весна 321 г.], отложив до более удобного времени мысль переселить их из родных гор в глубину Азии. Но Антипатру и Кратеру не суждено было дожить до такой поры.