III. ДЕЛЕНИЕ НА ВОЛОСТИ. ПОЛОВЦЫ И ВЛАДИМИР МОНОМАХ

 

(начало)

 

Разделение Руси на волости. – Сыновья Ярослава. – Ростислав Тмутараканский и Всеслав Полоцкий. – Торки и Куманы. – Двукратное изгнание Изяслава. – Святослав Черниговский и его сыновья. – Всеволод Переяславский.

 

Раздел Руси между сыновьями Ярослава Мудрого

Ярослав соединил в своем владении почти все русские земли. Но это единовластие было личное и временное. Подобно Владимиру Великому, он восстановил единство русских земель только для того, чтоб укрепить их за своим собственным семейством, а не для того, чтобы водворить на Руси единодержавие. Нравы и понятия восточных славян того времени были слишком далеки от подобной мысли; никакие распоряжения, никакие завещания в этом смысле не могли оказаться действительными. Понятие о Руси как о едином, нераздельном владении, о едином государстве еще не сложилось. Если бы Киевский князь вздумал всю Русскую землю отдать одному сыну, то остальные сыновья и родственники не признали бы такого распоряжения и общими силами подняли бы против него оружие. Государственное начало и единение Русских земель, повторяем, поддерживались только тем, что они находились во владении одного княжеского рода и что князь, сидевший в Киеве, считался старейшиной всем князьям русским.

Русь в XI веке

 

Ярослав, подобно отцу, деду и прадеду, еще при жизни своей раздавал сыновьям в управление или в наместничество свои земли. Старейший его сын Владимир, по установившемуся обычаю, был наместником в северном Новгороде. Он скончался за два года до смерти отца, и тогда в Новгород был переведен из Турова Изяслав, оставшийся теперь старшим. Летопись рассказывает, что Ярослав перед смертью распорядился областями таким образом: Изяславу он назначил Киев, Святославу – Чернигов, Всеволоду – Переяславль, Игорю – Владимир Волынский и Вячеславу – Смоленск. При этом он увещевал их жить в любви и согласии между собою и дружно действовать против врагов; в противном случае предрекал гибель Русской земле, которую их отцы и деды стяжали великими трудами. Он внушал им слушаться старшего брата, имея его "в отца место"; а старшему завещал не давать в обиду никого из братьев и помогать обиженному. Но подобные увещания составляют общее место; их, конечно, делал почти каждый попечительный отец своим детям. Летописец, впрочем, тут же сообщает, что во время кончины Ярослава Изяслав был в Новгороде, Святослав – во Владимире Волынском, а в Киеве оставался только Всеволод, которого отец любил и всегда держал при себе. Во всяком случае сыновья Ярослава долженствовали быть теснее связаны между собою, нежели сыновья Владимира: последние рождены в язычестве от разных жен и наложниц; тогда как Ярославичи были плодом брака, освященного церковию, были дети не только одного отца, но и одной матери.

Ярослав дожил до глубокой старости: смерть застигла его на 76 году от роду в ближнем Вышгороде, в феврале 1054 года. Всеволод распорядился погребением: тело покойного князя возложили на сани, с молитвами и церковными песнопениями привезли в Киев и опустили в мраморную гробницу, которая поставлена в одном из приделов воздвигнутого им Софийского собора.

Младшие его сыновья, Игорь и Вячеслав, скоро последовали за своим отцом, и волости их достались старшим, преимущественно Изяславу. Таким образом, последний, удержав за собою Новгород, владел землями Киевскою и Волынскою, т.е. почти всею страною на западе от Днепра. Святослав кроме Чернигова захватил себе всю область Северян, Вятичей, Рязань, Муром и Тмутаракань; следовательно, почти все земли на востоке от Днепра. Всеволод поместился в южном Переяславле на реке Трубеже; но к этому уделу он еще получил почти все Верхнее Поволжье, т.е. земли Ростовскую, Суздальскую и Белозерскую. Затем каждый из трех братьев в своих уделах раздавал города и волости в управление или наместничество членам собственного семейства. Еще был жив один из сыновей Владимира Великого, Судислав, заключенный Ярославом в поруб. По старшинству своему он теперь имел право занять великокняжеский Киевский стол; но, просидев более 20 лет в заключении, старик не думал уже о своих правах. Племянники освободили его, взяв с него присягу не искать княжения, и он вскоре умер чернецом.

 

Великий князь Изяслав Ярославич

После Ярослава недолго продолжался внутренний мир на Руси, хотя три его сына жили пока в согласии между собою. Но у них нашлись родственники, которые не хотели помириться с их львиными частями при разделе земель, и вот мало-помалу открылся долгий, непрерывный ряд княжеских междоусобий из-за уделов, или волостей.

Первый пример междоусобия на этот раз подал родной племянник Ярославичей, Ростислав, сын их старшего брата Владимира Новгородского. Был ли он совершенно обделен дядями или получил от них слишком незначительную волость, в точности неизвестно. Мы видим только, что этот предприимчивый князь обратился в Новгород, где еще живы были воспоминания об его отце, который, по-видимому, пользовался народною любовью. Здесь Ростислав набрал себе вольную дружину. В числе его товарищей упоминаются и знатные новгородские люди, Порей и Вышата. Последний был сын Изяславова посадника Остромира, который за несколько лет перед тем погиб в одном походе на Чуде. Ростислав удалился в Тмутараканский край, манивший к себе своим отдельным положением, торговыми связями с промышленным Корсунем и соседством с воинственными кавказскими народами, где легко было набирать вспомогательные наемные отряды. Этим краем в то время управлял Глеб, старший сын Святослава Ярославича. Ростислав вытеснил из Тмутаракани своего двоюродного брата. Отец последнего Святослав явился на помощь сыну и воротил ему удел. Но едва Святослав отправился назад в свой Чернигов, как Ростислав снова изгнал Глеба и снова занял Тмутаракань (1064 г.), где и княжил до своей смерти. Но княжение это было кратковременно: оно продолжалось только два года. Ростислав скоро сделался грозен для своих соседей, т.е. для корсунских греков и кавказских касогов. Последние принуждены были платить ему дань; а греки, тяготясь соседством такого воинственного князя, решились его извести. Летопись наша рассказывает, что какой-то греческий начальник, или катапан, приехал к русскому князю, подольстился к нему и потом отравил его во время пира, когда князь пил здоровье своего гостя. Он погребен в том каменном храме Богородицы, который был построен Мстиславом Чермным. После смерти Ростислава граждане Тмутаракани послали в Чернигов просить Святослава, чтобы он снова отпустил к ним на княжение своего сына Глеба: очевидно последний пользовался их любовью. Святослав исполнил их просьбу. Памятником Глебова управления на этом конце древней Руси служит известный Тмутараканский камень, представляющий плиту, на боковой стороне которой высечена надпись. Эта надпись свидетельствует, что князь Глеб в 1068 году мерил по льду пролив между городами Корчевом и Тмутараканью и насчитал 14 000 сажен.

Почти в одно время с Ростиславом против Ярославичей поднялся другой племянник, впрочем, двоюродный. Это был полоцкий князь Всеслав, сын Брячислава (умершего в 1044 году). Своим предприимчивым и беспокойным характером он не уступал Ростиславу. Летопись изображает его князем хитрым и жестоким. У него от природы была на голове какая-то язвина, вследствие чего он носил повязку, и суеверные люди приписывали этой повязке особое волшебное значение. Всеслав, по всей вероятности, питал неудовольствие за то, что его ограничивали одною Полоцкою областью и не давали ему части в других русских землях. Подобно отцу своему он обнаружил притязания на Новгородский край или по крайней мере на ближние новгородские волости. Сначала он пытался осаждать Псков, но без успеха; затем явился с войском под самым Новгородом, ворвался в него и сжег часть города; причем ограбил храм св. Софии, сняв самые колокола и паникадила. Тогда Ярославичи соединенными силами отправились воевать Полоцкую землю. Они взяли город Минск и с свойственною тому времени жестокостию избили мужеское население, а жен и детей роздали в рабство своим дружинникам. Всеслав встретил дядей недалеко от этого города на берегах речки Немизы. Дело происходило в марте месяце, и земля была еще покрыта глубоким снегом. После упорной битвы Ярославичи победили; но, очевидно, борьба с таким противником оказалась нелегкою; так как они предпочли прибегнуть к вероломству. Князья съехались для переговоров где-то около Смоленска и расположились лагерем на противоположных берегах Днепра. Ярославичи пригласили Всеслава переехать на их сторону и поцеловали крест, т.е. присягнули в его безопасности. Но едва Изяслав ввел его в свой шатер, как полоцкого князя схватили, отвезли в Киев и засадили в поруб вместе с двумя его сыновьями[1].

 

Начало борьбы Руси с половцами

Такое вероломство, по словам летописца, не замедлило вызвать Божье наказание на князей-клятвопреступников. Русскую землю посетили новые враги иноплеменники. То были Половцы, народ одного корня с Печенегами, но еще более дикий и многочисленный.

После известного поражения Печенегов под самым Киевом в 1036 году наша летопись уже не упоминает об их нашествиях на Русскую землю. Упорная, победоносная борьба с ними Владимира и Ярослава, очевидно, ослабила их силу; окончательно их сломили собственные междоусобия и другие кочевники, надвигавшие с востока. В IX веке, как известно, Печенегов оттеснили из-за Дона их единоплеменники Узы в союзе с хазарскими каганами. Когда Печенеги рассеялись в Черноморских степях по обеим сторонам Днепра, Узы заняли их кочевья в степях Задонских. Не все Печенеги ушли из прежних своих степей; часть их осталась между Узами, от которых, по словам Константина Багрянородного, они отличались более коротким платьем, достигавшим только до колен и не имевшим рукавов. В первой половине X века по известию того же Константина пустынное пространство в пять дней езды отделяло Печенегов от Узов. Но последние недолго оставались в покое на новых местах. В свою очередь теснимые другими кочевниками, они перешли на западную сторону Дона и стали подвигать свои кочевья к степям Днепровским, где снова столкнулись с Печенегами. Подобно Печенегам, Узы были турко-татарский народ, делившийся на разные орды под управлением своих родовых старейшин, или ханов. Русские князья в борьбе с Печенегами пользовались иногда их враждою с Узами. Из последних, так же как из первых, они при случае нанимали вспомогательную конницу для войны с соседями. Мы видели, что уже Владимир Великий в походе против Камских Болгар имел у себя конных Торков. Этим именем русская летопись называет Узов.

Печенеги еще храбро держались против Узов. Но в последние годы Ярославова княжения между печенежскими ордами возникли жестокие междоусобия. Поводом к ним послужила вражда самого сильного из печенежских ханов Тураха против Кегена, который из простых людей возвысился в число главных старейшин, благодаря своим подвигам в войнах с Узами. Теснимый соперником, Кеген убежал с частью Печенегов за Дунай и отдался под покровительство императора Константина Мономаха с обязанностью защищать греческие пределы от набегов собственных соплеменников. Тогда Узы окончательно взяли верх над Печенегами, которые оставались в степях между Днепром и Дунаем, что побудило последних к новым переходам за Дунай, где они получали от византийского правительства земли для поселения преимущественно в тех местах Болгарии, которые запустели после истребительных войн Василия II Болгаробойцы.

Но и Узы, или Торки, недолго господствовали в степях Приднестровских и грабили русские пределы. Вскоре с севера их потеснили русские князья; а с востока, по их собственным следам, надвинулись на них орды Куманов, которые известны в наших летописях под именем Половцев. Первое упоминание о Половцах встречается вскоре по смерти Ярослава. Именно в 1055 году князь переяславский Всеволод победоносно воевал с Торками, и в том же году заключил мир с Половцами, которые приходили с своим ханом Болушем. Очень вероятно, что русский князь заключил союз с более отдаленными варварами, или с Половцами, против соседних врагов, или Торков. Спустя пять лет после того мы видим, что русские князья решили общими силами ударить на последних. Не только собрались вместе Ярославичи, то есть Изяслав, Святослав и Всеволод; но с ними соединился и Всеслав Полоцкий. Многочисленная русская рать, конная и судовая, пошла на Торков и произвела между ними такой погром, что те бежали далее на юг. Там, по-видимому, их доконали Куманы. Угнетенные ими Узы, или Торки, вслед за Печенегами целыми ордами начали переходить за Дунай в пределы Византийской империи. Кроме того, большие толпы их, захваченные в плен русскими князьями, были поселены на южных пределах Киевской и Переяславской области для защиты этих пределов от других степняков. В последующей истории того края играли немаловажную роль полукочевые потомки этих Торков, или так называемые Черные Клобуки.

Русь ничего не выиграла с падением Печенегов и Узов. Их место в степях заняли ближайшие их соплеменники, еще более свирепые и многочисленные Куманы, или Половцы, которые не замедлили начать свои опустошительные вторжения и сильно потеснили южно-русские области.

 

Первое изгнание князя Изяслава из Киева

Уже в следующем году после погрома Торков Половцы пришли грабить Переяславскую область и разбили Всеволода. В 1068 году они явились снова. Братья Ярославичи соединили свои дружины и дали им битву на берегах речки Альты, следовательно, почти под самым Переяславлем; но были разбиты и побежали, Святослав – в Чернигов, а Изяслав со Всеволодом – в Киев. После того Половцы во все стороны распустили свои загоны для грабежа. Киевляне были сильно недовольны поведением своего князя и его дружинников. Они своевольно собрались на вече на торговой площади в нижнем городе, то есть на Подоле, и оттуда послали сказать великому князю: "Дай нам оружие и коней; хотим еще биться с Половцами". Великий князь отказался уступить этому шумному требованию. Тогда граждане подняли мятеж. Они бросились в верхний город, сначала к дому киевского тысяцкого, то есть главного воеводы, Коснячка; но тот успел скрыться. Отсюда одна часть мятежников направилась к тюрьме, чтобы выпустить колодников и Всеслава Полоцкого; а другая – ко двору княжескому. Изяслав в это время сидел с дружиною на сенях своего терема. Некоторые бояре советовали ему убить поскорее Всеслава. Но великий князь ни на что не решался; наконец потерял голову, покинул Киев вместе с братом Всеволодом и бежал в Польшу к своему родственнику королю Болеславу. Киевляне между тем освободили Всеслава и поставили его своим князем. Двор и имущество Изяслава были при. этом разграблены мятежною чернью.

То, чего тщетно требовали киевляне от Изяслава, то есть новые битвы с Половцами, рассеявшимися для грабежа, исполнил мужественный Святослав Черниговский. Он вышел с трехтысячной дружиной против варваров, которые свирепствовали около Чернигова, и столкнулся с их главным (будто бы двенадцатитысячным) отрядом на берегах реки Сновы. "Уже нам некуда деваться. Потягнем!" – закричал князь своей дружине; ударил на половцев, разбил их и взял в плен самого предводителя.

Целые семь месяцев Всеслав занимал стол великокняжеский. Король польский Болеслав II, по прозванию Смелый, находился в двойном родстве с Изяславом; так как он был двоюродным братом киевскому князю по своей матери и в то же время деверем по своей сестре, супруге Изяслава. Воинственный Болеслав радушно принял беглеца и охотно выступил в поход для возвращения ему Киевского стола. Киевляне пошли ему навстречу под начальством Всеслава. Но последний в Белгороде ночью тайком покинул киевскую рать и убежал в свой Полоцк.

 

Возвращение Изяслава в Киев (1069) и вторичное изгнание его оттуда (1073)

Киевляне воротились домой и на вече решили послать к братьям великого князя с просьбою прийти и защитить Киев от поляков и от мести Изяслава. "Если не поможете нам, – говорили они, – то зажжем город и уйдем в Греческую землю". Святослав и Всеволод действительно вступились за них и велели сказать старшему брату: "Не води Ляхов на Киев; если же хочешь погубить город, то знай, что нам жаль отцовского стола". Изяслав послушался, но не вполне. Сын его (Мстислав), вошедший в город с передовою дружиною, многих граждан избил, а других ослепил, мстя за освобождение Всеслава Полоцкого. Болеслав и Ляхи, плененные привольною жизнию в Киеве и красотою его женщин, прогостили в Киеве целую зиму (1069). Польский король, конечно, не даром помог Изяславу: кроме богатых подарков, по известию некоторых польских летописцев, на обратном пути он занял часть Червонной Руси с крепким городом Перемышлем, который, впрочем, был взят им после мужественной обороны.

С возвращением Изяслава в Киев, казалось, ничто не нарушило согласия между тремя братьями. Согласие это продолжалось около 18 лет после смерти их отца. Благодаря их единодушию, Всеслав Полоцкий некоторое время был лишен своего удела; а его новое нападение на Новгород отбито новгородцами под предводительством Глеба Святославича. В 1072 году происходило перенесение мощей Бориса и Глеба в Вышгород из старой деревянной церкви в новую каменную, построенную Изяславом. Братья съехались на торжество с своими боярами, и после литургии пировали все вместе "с любовью великою", как выражается летописец. А в следующем году между ними уже идет котора, т.е. распря. Летописец не говорит ясно о ее причинах; нетрудно догадаться, что возник спор о волостях. Поводом к нему, по-видимому, послужил все тот же неугомонный Всеслав Полоцкий, который успел снова воротить себе наследственный удел и вступил в какие-то переговоры с великим князем, возбудившие неудовольствие Святослава Черниговского. Последний подговорил Всеволода, и они вместе изгнали Изяслава из Киева. По всей вероятности, граждане киевские питали неудовольствие на Изяслава и за его мщение, совершенное с помощью ляхов, и за его небрежение о защите Руси от хищных половцев; тогда как мужественный Святослав имел за собою славу победителя на берегах Сновы.

 

Великий князь Святослав Ярославич (1073–1076)

Изяслав, успевший увести с собою много ценного имущества, вторично обратился к своему родственнику Болеславу Смелому за помощью. Но польский король на этот раз не изъявлял охоты вооружиться за его права, хотя и присвоил себе большую часть привезенного им имущества. Изгнанник поехал в Германию, где у русских князей того времени были также родственные связи с владетельными лицами. Он обратился к императору Генриху IV, признавая его судьею в своем деле с братьями и подкрепляя свои просьбы подарками. Но Генрих был слишком занят собственными делами и борьбою с мятежными вассалами, чтобы предпринять вооруженное вмешательство в дела отдаленной России. Он ограничился отправлением посольства в Киев с требованием, чтобы этот город был возвращен старшему брату. Святослав почтительно принял посольство и отпустил его с такими богатыми дарами, которые возбудили удивление между немцами. По крайней мере один из их летописцев говорит, что "никогда мы не видали столько золота, серебра и драгоценных тканей". Не добившись ничего от Генриха IV, Изяслав обратился к его знаменитому противнику, к папе Григорию VII. Он отправил в Рим своего сына, чтобы просить папу о заступлении и принести жалобу на вероломство короля польского. Изгнанник даже готов был, по-видимому, признать папскую власть над Русскою церковью, лишь бы добиться своего личного удовлетворения. Хотя и отвлекаемый в то время важнейшими делами, Григорий VII не упустил удобного случая показать свое верховенство над земными владыками. Он прислал две грамоты, одну, милостивую, Изяславу, а другую, укорительную, Болеславу, которого упрекал за неправедно присвоенное имущество русского князя. В это именно время мы находим польского короля в союзе с братьями Изяслава, так в следующем 1076 году юные сыновья их, Олег Святославич и Владимир Всеволодович (Мономах), ходили с русскою дружиною на помощь Болеславу против чехов. Но в том же году великий князь Святослав скончался, и обстоятельства вновь изменились в пользу Изяслава. Польский король внял наконец его просьбам и дал ему вспомогательное войско, с которым тот пошел на Всеволода, занявшего Киев. Всеволод не упорствовал и поспешил помириться с старшим братом. Изяслав снова сел на Киевском столе (1077), а младшему брату отдал Черниговскую область. Но эта передача в свою очередь послужила источником больших междоусобий, потому что дети Святослава считали Чернигов своим наследственным уделом, своею отчиною.

Святослав оставил пять сыновей: Глеба, Олега, Давида, Романа и Ярослава. Одна любопытная рукопись сохранила нам изображение этих князей вместе с их родителями. Святослав, подобно отцу своему Ярославу, был книголюбец и заставлял переписывать для себя славяноболгарские рукописи. До нас дошел в подлиннике переписанный для него в 1073 году сборник разных статей, преимущественно религиозного содержания. К этому Святославову Сборнику [Изборнику] приложен рисунок, который изображает князя и его семейство, состоящее из супруги и пяти упомянутых сыновей. Все они представлены в цветных кафтанах, спускающихся ниже колен и подпоясанных золотым кушаком. У кафтанов золотные воротники и узкие рукава с золотными поручами. На головах сыновей шапки, или клобуки, с меховой опушкой и синим закругленным верхом. Клобук самого Святослава имеет верх более низкий и, по-видимому, золотной. Кроме того, на нем наброшен верхний плащ (епанча, или корзно), зеленый с золотою каймою, застегнутый на правом плече пряжкою с дорогим камнем. Сапоги у всех из цветного сафьяна. Сыновья все безбородые; а отец, обладающий круглым красивым лицом, имеет густые усы и подстриженную бороду. У княгини вокруг головы обвернут платок, или фата, спускающаяся одним концом на правую сторону. На ней надето длинное верхнее платье с широким, отложным воротником, золотым поясом и широкими рукавами, под которыми заметны золотные поручи нижнего кафтана.

Старший из Святославичей Глеб, как мы видели, снискал себе известность своим управлением в Тмутаракани. Затем встречаем его князем Новгородским, победителем Всеслава Полоцкого и усмирителем народного мятежа. Уже 80 лет минуло с той поры, когда Добрыня с Путятой огнем и мечом сокрушили идолослужение в Новгороде Великом; но Северная Русь все еще помнила о своей старой религии, и здесь все еще была сильна языческая партия. В 1071 году, по словам летописи, там явился какой-то волхв, который начал смущать народ мнимыми чудесами и хулою на христианскую веру. Новгородская чернь подняла мятеж и хотела убить епископа. Епископ облекся в ризы, взял крест, вышел к народу и сказал: "Кто верует волхву, пусть идет за ним; а кто почитает крест – следует за мною". Князь Глеб Святославич с дружиною стал подле епископа; но около волхва собралась большая народная толпа. Глеб спрятал топор под скутом (т.е. под плащом), подошел к волхву и спросил: "Знаешь ли, что будет завтра"? – "Знаю", – отвечал он. – "А знаешь ли, что будет сегодня? " – "Я сотворю великие чудеса". Тогда Глеб ударил волхва топором, и тот упал мертвый. Мятеж после того утих, и толпа разошлась по домам.

 

Олег Святославич и другие князья-изгои

После смерти отца Глеб вскоре погиб в каком-то походе на Заволочье, т.е. в стране северной Чуди. Братья его Олег и Роман были посажены отцом, первый во Владимире Волынском, а второй в Тмутаракани. Но дядья вывели Олега из Владимира и, по-видимому, решили оставить за детьми Святослава только отдаленные Муромо-Рязанские земли и Тмутаракань. С таким решением не могли помириться предприимчивые Святославичи и особенно самый беспокойный из них, Олег. Он не поехал в свой Муромский удел, а отправился к Роману в Тмутаракань и там соединился еще с одним обделенным племянником Ярославичей, с Борисом Вячеславичем. Средства для борьбы с старшими князьями оказались под рукою; это были половецкие дружины, всегда готовые за плату или за добычу помогать кому угодно. Олег и Борис наняли половцев и пошли к Чернигову на Всеволода. Последний был разбит на реке Сожице; причем пали многие знатные бояре русские, между прочим, Иван Жирославич, Тукы, брат Чудинов, и Порей.

Изгнанный из Чернигова Всеволод обратился за помощью в Киев к старшему брату. Изяслав старался утешить его, напоминал о собственном двукратном изгнании из Киева и выражал готовность положить свою голову за обиду братнюю. Он собрал большое войско и двинулся со Всеволодом против мятежных племянников. Сын Всеволода Владимир Мономах, княживший в Смоленске, также поспешил на помощь отцу. Ярославичи осадили Чернигов, граждане которого, кажется, были преданы Святославову семейству: они мужественно оборонялись, хотя их молодые князья находились в отсутствии. Но Олег и Борис скоро явились с новыми наемными толпами половцев. Тогда Ярославичи оставили осаду города и пошли навстречу племянникам. В виду неравных сил Олег желал уклониться от битвы, но пылкий Борис хвалился выйти на бой с одною собственною дружиною. Где-то недалеко от Чернигова на месте, которое в летописи названо Нежатиной нивой, произошла жаркая битва. Борис пал в этой сече. Изяслав стоял посреди своих пеших полков, когда какой-то неприятельский всадник наскакал на него и поразил его копьем. Великий князь упал мертвым. Нежатинская битва окончилась победою Всеволода. Разбитый Олег опять ушел в Тмутаракань. Тело Изяслава отвезли в Киев и положили в мраморной гробнице в Десятинной церкви (1078 г.). Смерть за младшего брата в глазах народа искупила отчасти воспоминание о слабых сторонах Изяславова княжения. Это мы видим из тех теплых слов, которыми летописец сопровождает рассказ о его погребении: он особенно ставит современным князьям в пример братнюю любовь Изяслава.

 

Великий князь Всеволод Ярославич (1078–1093)

Старшим князем на Руси оставался теперь последний из Ярославичей, Всеволод. Он занял Киевский стол, а Чернигов передал своему сыну Владимиру Мономаху. Сыновей своего старшего брата Изяслава он щедро наградил уделами: Ярополку Изяславичу отдал область Волынскую, а Святополка Изяславича посадил в Новгороде. Но Святославичи, Роман и Олег, а также Давид Игоревич и три сына умершего Ростислава Тмутараканского, Рюрик, Василько и Володарь, считали себя обделенными и продолжали оружием добиваться волостей; средства к тому доставляли Половцы, хазаро-черкесы и вольные русские дружины. Роман и Олег, из своей Тмутаракани, снова ходили с половецкою и черкесскою конницею добывать Чернигов; во время этого похода Роман был убит самими Половцами; а Олег, схваченный тмутараканскими хазарами, выдан грекам, которые заточили его на остров Родос.

Ростиславичи, такие же воинственные, беспокойные князья, как их отец, получили в удел Червенские города, которые хотя и были захвачены Болеславом Смелым, но вновь возвращены Русью, благодаря смутам, наступившим в Польше. Не довольствуясь этими городами, Ростиславичи старались отнять у Ярополка часть Волынской земли. Давид Игоревич добился некоторых волостей в той же земле. Между тем и неугомонный Всеслав Полоцкий также продолжал свои неприязненные действия. Тщетно Всеволод пытался смирять непокорных родственников и посылал на них своего сына Владимира Мономаха: междоусобия, потушенные в одном месте, с новою силою возникали в другом. Русь страдала при нем и от частых половецких набегов; а киевское население терпело еще обиды от княжеских тиунов. Удрученный старостию и болезнями, Всеволод сам мало занимался главными обязанностями князя, то есть судом и расправою, и предоставлял дела своим тиунам: народные жалобы на их грабительства и неправды проникли и в самую летопись, обыкновенно столь благосклонную к роду Мономаха. Сверх того княжение Всеволода ознаменовалось и другими бедствиями, каковы чрезвычайный мор, истребивший много народу, и страшная засуха, сопровождаемая лесными пожарами[2].

В 1093 году Всеволод умер и был погребен в великом Софийском храме, там же, где и отец его Ярослав, любивший его более других детей. Он оставил после себя двух сыновей, Владимира Мономаха и Ростислава, и нескольких дочерей. Из последних Анна, или Янка, как называет ее летописть, отличавшаяся приверженностью к церкви, девицей постриглась в монастырь и основала женский монастырь при храме св. Андрея. По смерти митрополита Иоанна, известного своею ученостию и своими сочинениями, Янка предпринимала путешествие в Царьград и оттуда привезла в Киев нового митрополита, именем также Иоанна, мужа неученого, притом еще скопца. Последний не понравился народу, который, смотря на его бледное лицо, называл его мертвецом (навье); впрочем, он и действительно скоро умер. Другая дочь Всеволода, Евпраксия, имела замечательную судьбу. Сначала она была выдана замуж за одного немецкого маркграфа. Оставшись вдовою, в 1089 году она вступила в новый брак с императором Генрихом IV, успевшим также овдоветь. Но этот брак был самый несчастный. Много пришлось ей вытерпеть насилий и всякого рода оскорблений от жестокого и развратного супруга. Она даже была лишена свободы, но успела бежать и нашла убежище у знаменитой Тосканской маркграфини Матильды, с помощью которой хлопотала о разводе перед папою Урбаном II. Потом она воротилась на родину, в Киев; здесь постриглась, скончалась в 1109 году и погребена в Печерском монастыре. Янка пережила ее четырьмя годами.