Скинули Хрущёва, но положение задвинутого в тень маршала Жукова от этого не изменилось: так и висела опала, никем не отменённая!

Одно только позволил себе: съездил в Калужскую область, в родную деревню, где не жил уже полвека. И сильно огорчился: повидал тех, с кем когда-то в молодости танцевал, – все теперь старухи какие же нищие, и деревня как обнищала. «Да что ж вы так бедно живёте?» – «А не велят нам богаче…»

Но придвигалось 20-летие Победы – и новые власти не могли не пригласить Жукова на торжество в Кремлёвский дворец. Первое за 7 лет его появление на людях. А вослед – банкет в Доме литераторов. И горячностью приёма от писателей – маршал был тронут и поражен. – И ещё раз, в тот же год, позвали его в Дом литераторов – на юбилей одного военного писателя. Посадили в президиуме. И когда в полдюжине речей вдруг называли имя Жукова – писательский зал, московская интеллигенция – бурно аплодировала, и дважды весь зал вставал.

Вот как!..

Фото Г. К. Жукова на обложке журнала «Лайф», 31 января 1944

Теперь – разрешил себе Жуков и съездить в Центральный архив министерства обороны, и полистать кой-какие документы военных лет, и свои собственные приказы. Да теперь – и архивисты нашлись ему в помощь. Теперь – и на его опальную, всеми забытую дачу посочились то корреспонденты, то киношники – и приехала женщина от издательства АПН заключать договор на его мемуары, и чтоб он кончил за полгода (да он уже и дописал до Берлина). Могла бы выйти книга к его 70-летию, и чтоб отдать им всё распространение за границей? Ну, пожалуйста.

Ещё недавно – никто и не спрашивал его об этих листах воспоминаний, никто почти и не знал – а теперь они понадобились, да скорей, да – сразу на весь мир!

Теперь – гнать, к сроку? А эта раздумчивая, перебирательная работа за письменным столом – она совсем не для профессионального воина. Кажется, легче дивизию двинуть на пять километров вперёд, чем пером вытащить иную строчку.

Но зачастила редакторша – одна, другая. И магнитофон предлагают; у них и все слова наготове, и целые фразы. Например: «Партийно-политическая работа являлась важнейшим условием роста боеготовности наших рядов». Сперва это вызывает у тебя некоторое сопротивление, а постепенно вдумаешься: ну, не самым важным, но, конечно, одним из важнейших. Или: «Партийные и комсомольские организации отдали много душевных сил, чтобы поднять боевое состояние войск». А ещё приносят из архивов материалы, которых ты сам никогда не контролировал и не в состоянии проверить теперь. Вот, стоит в донесениях политотделов: «За 1943 год наши славные партизаны подорвали 11 тысяч немецких поездов». Как это может быть?.. Но в конце концов не исключено: может, частично подорваны, где – отдельные вагоны, где колесо, где тамбур.

Попросил АПН узнать в КГБ: нельзя ли посмотреть, какие доклады подавали Берия и Абакумов на маршала? Сказали: как раз эти папки – все уничтожены как не имеющие исторического значения.

Зато вот что узнал: уже давно напечатано нашей бывшей в Берлине армейской переводчицей, что она в мае 1945 в имперской канцелярии участвовала в опознании – по зубным протезам – найденного трупа Гитлера. Как? Разве труп Гитлера нашли? Жуков, Главнокомандующий, победитель Берлина, – ни тогда, ни потом ничего об этом не знал! Ему тогда сказали, что только труп Геббельса нашли. Он так и объявил в Берлине тогда, а о Гитлере, мол, ничего не известно. И в каких же он теперь дураках? Его подчинённые секретно доложили о находке прямо Сталину, помимо Жукова! А Сталин – не только Жукову не открыл, но в июле 1945 сам же и спрашивал: а не знает ли Жуков, где Гитлер?..

Такого непонятного – Жуков и представить не мог. А думал, что за годы войны – хорошо узнал Сталина…

В члены ЦК Жукова так и не вернули. (Говорили: Суслов против.)

Но Конев – приехал как-то. Повиниться. С трудом, но простил его.

Рукопись сдал издательству в обещанный срок. Но теперь это АПН создало группу консультантов – «для проверки фактов». И они, месяц за месяцем, вносили предложения, новые формулировки, 50 машинописных страниц.

Куда уж теперь дождаться выхода книги к 70-летию! Работа потянулась – и за, и за… Много пришлось убирать, переделывать. Характеристики Тухачевского, Уборевича, Якира, Блюхера – все убрать.

Раньше писал сам для себя. А теперь – загорелось книгу увидеть в печати! И – уступал, и переделывал. И промытарились с этими редакторами два с половиной года – а книги всё нет. Тут стало известно, что почему-то и Политуправление Армии и новоявленный маршал Гречко – против этих мемуаров. Но Брежнев пошёл навстречу, положил резолюцию: «создать авторитетную комиссию для контроля содержания».

Между тем на свой месяц декабрь (и родился, и под Москвой победил) поехал Георгий Констиныч в санаторий Архангельское с Галей. А там – ударил его тяжёлый инсульт.

Долго отходил. Поднялся – но ещё менее прежний. Сперва – вообще не мог ходить без помощи. Плохо с головой.

Как-то и обезразличела уже будущая книга. А всё-таки хотелось и дожить.

Тем летом – наши вошли в Чехословакию: нельзя было такой разгул оставлять. В военном смысле – первоклассно провели операцию. Школа наша сохраняется!

Кончился и третий год редактуры. И передали откровенно: Леонид Ильич пожелал, чтоб и он был упомянут в воспоминаниях.

Вот тебе так… И что ж о том политруке Брежневе вспомнить, если в военные годы с ним никогда не встречался, ни на том крохотном плацдармике под Новороссийском.

Но книгу надо спасать. Вставил две-три фразы. После того Брежнев разрешил книгу.

Леонид Брежнев

И в декабре опять, но в жуковские 72 года, её подписали к печати…

В глубоком кресле осев в бессилии – сидел. И вспомнил бурные аплодисменты в Доме литераторов три года назад? Как зал – вставал и впечатывал ладонями его бессмертную славу.

Аплодисменты эти – были как настойчивый повтор тех генеральских закидов и надежд, сразу после XX съезда.

Защемило. Может быть, ещё тогда – надо было решиться?

О-ох, кажется – дурака-а, дурака свалял?..

По материалам рассказа А. И. Солженицына «На краях».