Консервативные убеждения Карамзина сложились под влиянием изучения русской истории. Тяжелая эпоха царствования Павла, отбила у него, как и у многих других русских писателей, охоту заниматься литературой. Он ушел в изучение русского прошлого, результатом чего и был сначала ряд исторических статей в «Вестнике Европы» («Бунт при Алексее», «О тайной канцелярии», «Русская старина», «Воспоминания при поездке к Троице» и др.), – одна историческая повесть: «Марфа Посадница» и, наконец, капитальный труд: «История Государства Российского» (первые 8 томов появились в печати в 1818 г., IX-й – в 1821, X и ХІ-й – в 1824 г.).
Карамзин. Краткая биография. Иллюстрированная аудиокнига
Это сочинение (см. его краткое содержание и анализ) может рассматриваться как публицистическое; в нем Карамзин старался доказать обстоятельно то, что кратко выражено было им в его «Записке о древней и новой России», – именно, что самодержавие есть закономерная форма правительства в России, что оно есть её «палладиум», её святыня.
«История» стоила Карамзину половины жизни, массы трудов: если он имел предшественников в лице Татищева, Щербатова, Шлецера, Байера и др., то многие отделы русской истории им изучены по первоисточникам: византийским и западным, хроникам, летописям, грамотам, актам, житиям, запискам. Им найдено и оценено много любопытных документов (Лаврентьевская и Волынская летописи, «Хождение игумена Даниила» и мн. др.). Особенную ценность, в научном отношении, имеют «примечания» Карамзина к его «Истории», – некоторые и них представляют собой целые небольшие исследования (напр. о старинных русских деньгах, о «Русской Правде», о значении различных старинных слов и др.).
Если в «Истории» цели Карамзина были те же, что и в его «Записке», – то, на этот раз, он обращался уже не к царю, а ко всему русскому обществу, взволнованному либерализмом правительства.
Карамзин. История государства Российского. Анализ
Противореча своим собственным словам, сказанным еще в юности («все народное – ничто перед человеческим»), он теперь говорит, что «истинный космополит есть существо метафизическое, или столь необыкновенное явление, что нет нужды говорить о нем – на хвалить, ни осуждать его».
Любопытно содержание «Предисловия» к «Истории Государства Российского». Оно всецело примыкает к тем мыслям, которые раньше выражены Карамзиным в рассуждении «О любви к отечеству и народной гордости».
«История, в некотором смысле, есть священная книга народов», – так начинает свое предисловие Карамзин. Она – «зерцало бытия и деятельности, дополнение, изъяснение настоящего и пример будущего». Далее он говорит о великом значении истории для правителей, законодателей, для простых граждан. Первые находят в истории: мудрые указания, вторые – примирение с несовершенствами настоящего, так как здесь находят они доказательства, что и раньше бывали бедствия, еще ужаснейшие... История, по его словам, «питает нравственное чувство и праведным судом своим располагает душу к справедливости».
Он говорит дальше о том удовольствии, которое доставляется чтением истории, особенно родной. Это удовольствие объясняется, прежде всего любовью к родине, – чувством, присущим всякому человеку. «Истинный космополит есть существо метафизическое» (в смысле: отвлеченное, абстрактное, не существующее в действительности), – говорит он и старается далее доказать, что нет человека, который бы не любил своего отечества.
От писателя-историка Карамзин требовал умения живо, картинно изображать образы и события прошлого: «Ни ученость, ни остроумие, ни глубокомыслие не заменят в историке «таланта изображать действие», – говорит он. Вот почему он считал долгом историка оживотворять прошлое, заставлять жить то, что давно умерло, – вот почему он сам, по его признанно, «искал духа и жизни в тлеющих хартиях».
Но погоня за художественностью не должна была приводить историка к «вымыслам»: «история не роман и не терпит вымыслов, изображая, что есть и было, а не что быть могло». Таким образом, Карамзин предлагал историку быть «художником», оставаясь однако в пределах исторической истины. Стройное и правильное расположение материала, ясность и красота изложения, яркость характеристику – вот, в чем должна была, по его понятию, выразиться художественность истории. Любовь к родному прошлому должна была придавать «его кисти жар, силу, прелесть; где нет любви, нет и души» – говорит Карамзин. Это умение патриотизмом и художественностью воодушевлять и украшать свой труд – характерная особенность его «Истории».
Затем, обращаясь к русской истории, он старается доказать, что русская история заслуживает уважения и представляет собой немалый интерес, особенно для русского человека. Потом он говорит о разных видах исторических сочинений; сообщает те точки зрения на историю, которых придерживался он в своем труде, говорит о своих предшественниках а заключает свое предисловие следующими словами: «Благодарю всех, – и живых и мертвых, коих ум, знания, таланты, искусство служили мне руководством, поручаю себя снисходительности добрых сограждан. Мы одно любим, одного желаем: любим отечество; желаем ему благоденствия еще более, нежели славы; желаем, да не изменится никогда твердое основание нашего величия, да правила мудрого самодержавия и святой веры более и более укрепляет союз частей, да цветет Россия, по крайней мере, долго, долго, – если на земле нет ничего бессмертного, кроме души человеческой!»
Предъявляя такие требования историкам, Карамзин попытался их выполнить в своей «Истории». Она, действительно, проникнута глубоко нравственным настроением: с точки зрения своего морального миросозерцания судит он родное прошлое, – и всякий раз, когда наталкивается на факты, говорящее о нарушении законов совести и правды, он произносит, свое осуждение. «Правила нравственности и добродетели, – говорит он, – святее всех иных и служат основанием истинной политики; суд истории не извиняет самого счастливого злодейства». Не скрывая своего несочувствия к историческим преступникам, он с особой любовью останавливается на тех образах прошлого, память о которых сохранилась незапятнанной, – их выставляет он, в назидание потомкам, как пример добродетели.
Сильно выразились в «Истории» и патриотические настроения Карамзина. Этот патриотизм не заключался, впрочем, в безусловном преклонении перед «своим», русским, – он не утаивает темных пятен в прошлом родной истории, – но зато всегда с повышенным чувством гордости говорит обо всех, замеченных им, проявлениях доблести, героизма, любви к отечеству.
В художественном отношении, сочинение Карамзина до сих пор представляет большую ценность. Тем большее значение имела эта художественность в глазах его современников, которые до его труда могли свои знания о русском прошлом почерпать только из тяжеловесных неудобочитаемых творений Татищева, Щербатова, Болтина. Известный историк Соловьев, признавая художественные достоинства «Истории» Карамзина, назвал се «величественной поэмой, воспевающей государство».
Особенными достоинствами отличается стиль «Истории», – Карамзин сумел сообщить ему характер величавой торжественности, сумел архаическими выражениями и оборотами речи придать своему изложению особый отпечаток старины. Стараясь оживотворить прошлое, умершее, он нередко дает яркие описания событий, живые характеристики действующих лиц. Внимательно всматривается он в образы прошлого, и многие из них воскресают, им объясненные и ярко нарисованные...
Впрочем, это желание, во что бы то ни стало, понять душу героев старины, заглянуть в их сердца, не всегда удавалось Карамзину, – иногда он, не имея никаких фактов, сколько-нибудь обстоятельных, давал характеристики общие, расплывчатые, ничего определенного не говорящие, – иногда он привносил в толкования прошлого современные ему точки зрения, оттого, в некоторых случаях, герои русской старины оказались у него сентиментальными людьми, «проливающими сладкие слезы радости», наделенными «нежной чувствительностью» и проч.
Кроме таких недостатков художественных, грешит «История» и недостатками «научными». Карамзин интересовался только политической историей России, совершенно не освещая бытовой. Произошло это, быть может, и потому, что, Карамзин, сочиняя свою «Историю», стоял на той точке зрения, что историю делают «герои», – вслед за многими историками своего времени он слишком большое значение придавал «личности» в истории и совершенно просмотрел значение «масс». Его западноевропейские предшественники (Юм, Робертсон, Гиббон) все смотрели на историю, как на дело личностей, стоящих во главе обществ (правителей, законодателей, полководцев и пр.). Историки древнегреческие смотрели на историю как на соединение науки и искусства и преследовали в своих исторических трудах цели художественные и поучительные. Карамзин в своей «Истории» усвоил обе эти не вполне верные точки зрения (значение личности и нравоучительность). Вот почему его «История» оказалась историей русских государей, но не историей русского народа. Это замечено было даже современниками Карамзина.
Кроме того, Карамзин, при всем своем желании дать верное воспроизведение прошлого, делает иногда крупные ошибки просто вследствие недостаточно критического отношения к своим источникам. Многие явления он не оценивает так, как они этого заслуживали; политическое самосознание своего времени часто приписывает он людям далекого прошлого.
Главная идея «Истории», как было указано выше – мысль о необходимости монархического строя в России. Карамзин внимательно следит в прошлом русской истории за тем, как растет идея единодержавия в русском политическом сознании, и с особым сочувствием останавливается на истории возвышения Москвы, на князьях-собирателях русской земли и, наконец на московских царях, из которых Ивану III он сочувствует больше всего. Этот царь – центральное лицо его «Истории». Его Карамзин ставит выше Петра, и именно в Иване видит истинного основателя могущества России.
Тем не менее, несмотря на все эти промахи, даже научное значение «Истории», остается большим. В наше время историки исправляют Карамзина, дополняют его, или некоторые его взгляды отвергают, но все-таки с ним считаются. Конечно, для современников Карамзина недостатки «Истории» не были так заметны – особенно на первых порах. (См. «История Государства Российского» - отзывы и критика.)
