I. ЮНЫЕ ГОДЫ ЦАРЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА
(начало)
Воспитание и характер нового государя. – Б. И. Морозов. – Коронование и первые деяния.
Царь Алексей Михайлович
Вступивший на Московский престол 13 июля 1645 г. шестнадцатилетний Алексей Михайлович умом, нравом и воспитанием мало походил на своего отца Михаила Федоровича. Даровитый, живой и впечатлительный, он легко усвоил себе славяно-русскую грамотность и вообще получил довольно хорошее по тому времени образование, главным образом, конечно, направленное на знакомство со св. Писанием и богослужебными книгами, а также с отечественными летописями и хронографами. Для возбуждения соревнования царевичу давали в товарищи учения несколько сверстников из детей бояр и дворян. Обучали его чтению и письму дьяки и подьячие; а общим делом учения ведал его дядька или воспитатель Борис Иванович Морозов, один из наиболее грамотных бояр своего времени и открытый почитатель европейцев, как это мы видели из рассказов Олеария. Воспитатель не упустил из виду и физическое развитие вверенного ему царственного отрока: последний сделался добрым наездником, ловко владел копьем и рогатиной, и очень полюбил охоту, отчасти медвежью, а особенно соколиную.
Очевидно, Морозов был человек умный и вкрадчивый, судя по тому уважению и доверию, которые он умел внушить к себе Михаилу Федоровичу, и еще более по той нежной привязанности, которой пользовался со стороны своего юного воспитанника. Только одна царица-мать могла бы оспаривать у него первенствующее влияние, и тем более, что все московское население учинило присягу на верную службу Алексею Михайловичу и его матери «благоверной царице» Евдокии Лукьяновне. Но она отличалась мягким, непритязательным нравом (в противоположность своей свекрови, великой царице Марфе); а, главное, только пятью неделями пережила своего супруга, и 18 августа скончались. Из царских родственников с отцовской и матерней стороны никто не выдавался своими способностями и честолюбием; а потому «ближний боярин» Морозов первые годы царствования пользовался беспредельным влиянием на молодого государя и на правительственные дела. Некоторых членов семьи Стрешневых он поспешил удалить со двора, назначив их на воеводские должности в областях.
23 сентября патриарх Иосиф с освященным собором совершил в Успенском храме торжественное помазание елеем и коронование Алексея Михайловича шапкой Мономаха «на Владимирское и на Московское государство и на все государства Российского царства». При сем шапку эту держал царский дед по матери, Лукьян Степанович Стрешнев; а двоюродный дядя, из стольников новопожалованный в бояре, Никита Иванович Романов, после коронования трижды осыпал государя золотыми монетами: в дверях Успенского собора, потом у Михаила Архангела и наконец на Золотой лестнице, ведущей от Благовещения в царские Покои. Три дня сряду устраивались пиры в Грановитой палате для духовенства, бояр и других придворных чинов; причем во избежание местничества указано всем быть без мест. На второй день в Золотой палате духовные власти, бояре и всяких чинов люди поздравляли государя и подносили ему дары, а именно иконы (от духовных), бархаты, атласы, соболей, серебряные сосуды и хлебы с солью. В эти первые дни сказаны были разные царские милости и пожалования. Между прочим, из стольников и дворян были возведены прямо в бояре (помимо окольничества): князь Яков Куденетович Черкасский, Ив. Ив. Салтыков, князья Фед. Фед. Куракин и Мих. Мих. Темкин-Ростовский.
Одним из первых деяний нового царствования было благодушное решение неприятных вопросов о датском принце Вальдемаре и польском самозванце Лубе. 9 августа королевский посол Владислав Стемпковский имел торжественный отпуск в Золотой палате. С ним отпущен был в Польшу и Луба; при чем с посла взято обязательство, что самозванец впредь не станет именоваться московским царевичем и будет находиться под крепким присмотром. Ничтожным Лубою окончился ряд самозванцев, выставленных поляками для произведения смуты в Московском государстве. 13 августа в той же Золотой палате происходил отпуск принца Вальдемара и датского посольства. Царь сердечно простился с принцем и щедро одарил его соболями и деньгами. Боярин Вас. Петр. Шереметев с полуторатысячным отборным отрядом проводил его до польского рубежа. Однако ни принц Вальдемар, ни отец его Христиан IV, по-видимому, не были довольны такой развязкой дела о сватовстве за царевну Ирину. По крайней мере весной следующего года в Москву дошел слух о походе Вальдемара с датским флотом к Архангельску. Против него были приняты некоторые меры. Но слух оказался ложным.
Зато вести, пришедшие с южной украйны, о султанском повелении крымцам напасть на Московское государство, оправдались. Зимой того же 1645 года крымские царевичи, Калга и Нурредин, повоевали курские, орловские и карачевские места. Двинувшиеся против них из украинных городов отряды, под общим начальством тульского воеводы князя Алексея Никитича Трубецкого, имели бой с татарами в Рыльском уезде; после чего крымцы ушли назад. На следующую весну против них собрана была трехполковая рать, с главным воеводой князем Никитой Ивановичем Одоевским; а летом велено было астраханскому воеводе Семену Романовичу Пожарскому соединиться с ней ратью, с донскими казаками и с известным князем Муцалом Черкасским, чтобы идти под Азов. Этим соединенным силам удалось нанести чувствительное поражение крымцам с царевичем Нурредином на Кагальнике; после чего наши южные украины на некоторое время успокоились.
Крымские отношения послужили поводом московскому правительству обменяться с польским несколькими посольствами и вступить в переговоры для заключения союза против общего врага. Вместе с тем возобновились с нашей стороны жалобы на умаление царского титула в польских грамотах и на порубежные столкновения. Летом 1646 года приезжал в Москву послом от короля Владислава киевский каштелян Адам Кисель. На приемах он произносил цветистые речи, блистал и риторикой, и историческими познаниями. Но переговоры не привели к заключению наступательного союза против крымцев и ограничились некоторыми неопределенными обещаниями в смысле общей обороны[1].
[1] О воспитании и обучении царских детей. Гл. I. § 28. Сверстниками Алексея Михайловича и товарищами по учению были: Родион Матвеевич Стрешнев, Михаил и Федор Львовичи Плещеевы. См. акты дворян Голохвостовых в " Чт. О. и Д." 1848. Кн. 5. (Где автор Д. П. Голохвостов, между прочим, ссылается на статью Забелина в "Моск. Вед." 1847 г.). Из этих сверстников потом Матюшкин и Голохвостов сделались начальниками любимой царской соколиной охоты. Англичанин Самуил Коллинс, бывший восемь лет придворным врачом Алексея I (до половины 1666 г.), в своем сочинении о России сообщает, что наружность царя красива, "волосы его светлорусые, лоб немного низкий, он не бреет бороды, здорового сложения, высок ростом и полон, его осанка величественна"; что в противоположность своему "миролюбивому" отцу он "имеет дух воинственный" и пр. (Русский перевод П. Киреевского, озаглавленный "Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу" в "Чт. О. И. и Др." 1846. I. Гл. IX и XXI). О душевных качествах и физическом развитии Алексея Михайловича продолжатель Хронографа редакции 3617 года говорит следующее: "благочестивейший, тишайший, самодержавнейший великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович ... имый убо разум благообучен и быстр зело благоумен, еще же и во бранех на сопротивныя искусен, велик бе в мужестве и умея на рати копнем потрясати, воиничен бо бе и ратник непобедим, храбросерд же и хитр конник ... быстр же и во словесех премудрости ритор естествословен и смышлением скороумен". (Избраник ан. Попова. 210–211). О неудовлетворительном воспитании и о наружности Алексея говорит Мейерберг. И. Е. Забелин в своей статье "Троицкие походы" (Чт. О. И. и Др." 1847. Кн. 5) так описывает обучение Алексея: "первоначальное образование государя, навычного, по словам посла П. И. Потемкина, многим премудрым философским наукам, было расположено в следующем порядке. После азбуки, на седьмом году от рождения (1635), царевич начал учить часовник, через пять месяцев псалтирь, потом еще через три месяца Апостольское деяние. Замечательно то, что учителем был дьяк (Василий Прокофьев), а не духовная особа. На восьмом году царевич учился у певчего дьяка, Луки Иванова, петь охтай (охтоих), а у подьячего Григория Львова писать. На десятом году (1638) певчие дьяки, Иван Семенов да Михайло О сипов, начали царевичу учить страшное пение. Обедня, заутреня и вообще все службы также входили в состав первоначального образования. (Отсюда неудивительным является точное знание Алексеем церковных служб, которым он впоследствии поражал некоторых иностранных наблюдателей). По Котошихину, царь Алексей имел хорошие сведения в истории.
О Морозове, как приближенном боярине уже царя Михаила, кроме Олеария, говорит автор описания путешествия в Москву датского принца Вальдемара (Busching s Magazin. X. 235 – 236). См. также А. Руднева "Ближний боярин Борис Иванович Морозов". ("Библ. Для Чт." 1855. Июль). Морозов родился около 1590 г. Вместе с братом Глебом он подписался на грамоте об избрании Михаила. Об его богатстве, между прочим, свидетельствует пожертвованное им в Успенский собор серебряное паникадило в 113 пудов. При обзоре его Павел I воскликнул: да это серебряный лес!" (Верха "царствование Алексея Михайловича" II. 177. На тот же факт указывает Колбасин "Деятели прежнего времени. Царь Алексей Михайлович". От. Зап. 1854. Декабрь). О Морозове в связи с воспитанием Алексея Михайловича несколько заметок у проф. Зернина "Царь Алексей Михайлович. Историческая характеристика из внутренней жизни России XVII ст.". ("Москвитянин". 1855.)
О присяге новому царю краткая грамота – наказ в Актах Эксп. IV. №1. и подробная окружная грамота с приложением самого текста присяги царю и его матери в С. Г. Г. и Д. III. №№122 и 123. Тот же текст в сокращении в Изборнике А. Попова. 319 – 320. Дворц. Разр. III. l – 5: посылка дворян, стольников и дьяков по городам приводит к присяге. Присяжные записки для разных придворных чинов см. в Рус. Истор. Библ. X.: "Записные книги Московского стола" 315 – 320. О короновании и пожалованиях Дворц. Разр. IV. 14 – 20. Выходы. 131 – 132. Котошихин (I. 6) говорит, что по смерти Михаила Федоровича духовные власти, думные люди, торговые, всяких чинов люди и Чернь "обрали на царство" Алексея Михайловича, и "для того обрания" было дворян, детей боярских и посадских людей по два человека от городов; а потом его уже короновали. На этом основании некоторые ученые, например, г. Загоскин ("История права Моск. Госуд." I. 281") и г. Латкин ("Земские соборы древней Руси" 206 – 207) предполагают, что в 1645 г. был созван Земский собор именно для избрания Алексея Михайловича. Но в таком случае, как согласить это избрание с присягою, учиненною тотчас по кончине Михаила? Собор созван был скорее для присутствия при его короновании или для вящшего утверждения его на престол. По Олеарию, Морозов спешил с коронованием; поэтому не могли к сему обряду собраться все те, "которые обязаны присутствовать при венчании". (Гл. XIII. "Чт. О. И. и Д." 1868. IV). Олеарий описывает и сам обряд венчания. Также, по-видимому, неточно известие Котошихина (VIII. 4), будто при своем избрании Алексей Михайлович не дал на себя никакого письма, ограничивающего царскую власть в пользу бояр, как это делали предшествовавшие ему государи (после Бориса Годунова), потому что "разумели его гораздо тихим"; поэтому будто бы он стал писаться "самодержец". Но тут же говорит, что уже отец его Михаил писался "самодержец". Во всяком случае в Московском обществе того времени происходили какие-то разговоры, отзвук которых и находим у Котошихина. У Зерцалова (о Московских мятежах". "Чт. О. И. и Д." 1890. III. Приложение IV) помещено дело князя Юсупова, которого дворовые люди говорили какие-то непригожия слова про государя. Какие именно слова, в деле не приведены; а только проскользнула фраза: что не прямой государь (стр. 169).
О кончине Евдокии Лукьяновны см. Хронограф Третьей редакции, Хронограф архиеп. Пахомия и Хронограф Погодина. (Избранник Попова. 281, 320 и 429). По первому 9 августа, по второму и третьему 18-го. Новый летописец. (Временник О. И. и Д. XVII. 192). О турецко-крымских и польских отношениях. Дворц. Разр. III. 22 и след. С. Г. Г. и Д. III. № 126. Дела Турецкие, Донские и Польские (по ссылкам Соловьева. X. Прим. 20 – 24). Об отпуске Стемпковского с Лубой и принца Вальдемара с датскими послами. Дворц. Разр. III. 6 – 9. "Чт. О. И. и Д." 1867. IV.
