Неизвестный, появившийся на балконе у Ивана Бездомного, спускается в палату. Как и Иван, он одет в больничное. Это «бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет тридцати восьми».

Мастер и Маргарита. Глава 13. Краткий пересказ. Иллюстрированная аудиокнига

Он рассказывает, что стащил у сиделки связку ключей – и теперь может, открывая ими решётки на окнах, навещать соседей. Может даже и удрать отсюда – но некуда…

Незнакомец огорчается, узнав, что перед ним – поэт Иван Бездомный. Иван догадывается, что его стихи гостю не нравятся. Он внезапно признаёт и сам: «Мои стихи чудовищны!» Гость: «Не пишите больше!» – Иван: «Обещаю и клянусь!»

Гость сообщает Ивану: в 119-ю палату привезли новенького. Он всё время бормочет что-то про какую-то валюту в вентиляции и клянётся, что у них на Садовой поселилась нечистая сила.

Иван рассказывает, что попал в больницу «из-за Понтия Пилата». Гость всплескивает руками: «Потрясающее совпадение! Умоляю, расскажите!» Иван подробно рассказывает о гибели Берлиоза. «Я жалею, что на месте этого Берлиоза не было критика Латунского или литератора Мстислава Лавровича!» – скорбно выговаривает гость. И объясняет, что на Патриарших Иван встретился с сатаной! «Его нельзя не узнать, мой друг!»

Гость рассказывает: год назад он написал роман о Понтии Пилате. «Вы писатель?» – любопытствует Иван. – «Я – мастер», – отвечает собеседник и в доказательство вынимает из кармана и надевает засаленную черную шапочку с вышитой на ней желтым шелком буквой «М».

Незнакомец повествует Ивану о своей жизни. Историк по образованию, он еще два года тому назад работал в одном из московских музеев, а кроме того, занимался переводами с пятью языков. И вдруг выиграл сто тысяч рублей по облигации. Тогда он бросил свою «проклятую дыру» – комнату на Мясницкой – и нанял у застройщика две комнаты в подвале маленького домика в садике одного переулка близ Арбата. Напротив, под забором, шелестели сирень, липа и клен! Комнаты были очень маленькие, но жизнь в них напоминала рай.

Он стал писать роман о Пилате и уже заканчивал его. Раз вышел пообедать в один дешёвый ресторан на Арбате – и увидел шедшую навстречу женщину. (См. полный текст монолога Мастера о встрече с Маргаритой.)

«Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Нехороший цвет. Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась». И среди тысяч шедших по Тверской людей посмотрела на него одного. «Поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!»

Он пошёл за ней по переулку. Внезапно женщина остановилась, спросив: «Нравятся ли вам мои цветы?» – «Нет». – «Вы вообще не любите цветов?» – «Люблю, но не такие, а розы». Она бросила цветы в канаву. Он поднял их и пошёл за ней с цветами в руках. Она «продела свою руку в черной перчатке с раструбом в мою, и мы пошли рядом. Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!», хотя у неё уже был муж, да и сам Мастер жил с женщиной, имя которой теперь с трудом припоминал.

«И скоро, скоро стала эта женщина моею тайною женой». Она приходила каждый день, а он с замиранием сердца ждал этого. В подвальном окошке появлялись её туфли – и он шёл открывать дверь. Уже в первые дни своей связи оба пришли к заключению, что столкнула их сама судьба и что созданы они друг для друга навек.

Он писал свой роман, «а она, запустив в волосы тонкие с остро отточенными ногтями пальцы, перечитывала написанное». Или протирала от пыли корешки сотен его книг. Она и стала называть его Мастером, сшила ему ту самую шапочку.

К концу лета он дописал роман и отнёс в редакцию. Но редактор, прочтя, лишь странно смотрел на Мастера, крякал и наконец спросил: кто надоумил его сочинить роман на такую странную тему? На вопрос, будет ли печататься роман, редактор сказал, что вначале надо посоветоваться с другими членами коллегии – критиками Латунским, Ариманом и литератором Мстиславом Лавровичем.

Мастер пришёл через две недели, но секретарь редакции, «девица со скошенными к носу от постоянного вранья глазами», заявила, что они «обеспечены материалами на два года вперед» и «вопрос о печатании романа отпадает». Но потом какой-то другой редактор напечатал большой отрывок романа на вкладном листе в газету.

Через два дня в другой газете появилась статья критика Аримана «Враг под крылом редактора»: о том, что в печать, якобы, протащили апологию Иисуса Христа. Потом вышла статья Мстислава Лавровича («ударить по пилатчине!»). И самая злая – Латунского: «Воинствующий старообрядец». Возлюбленная Мастера, прочитав эту статью, прибежала к нему с горящими глазами, стала его целовать и кричать, что отравит Латунского.

А потом в тот же дом пришёл некий журналист Алоизий Могарыч, сумевший быстро свести с Мастером знакомство. Возлюбленной Мастера Алоизий сразу не понравился. Но писателя он заинтересовал тем, что мог в два счёта объяснить тайный смысл любой заметки в газете. Мастер прочёл ему роман, и Алоизий тут же растолковал, по какой причине не может идти в свет каждая из глав.

Статьи против романа в газетах не прекращались. Мастер охватил страх, дошедший до настоящей болезни. По ночам ему казалось, что в окно влезает какой-то спрут с очень длинными и холодными щупальцами. Десять тысяч, оставшиеся от ста выигранных, он отдал своей возлюбленной – чтобы она, в случае чего, сберегла их.

Это было в середине октября. В ту же ночь на Мастера напал приступ ужаса. Он стал разжигать печку, шепча: «Догадайся, что со мною случилась беда. Приди, приди, приди!» Но никто не шёл. Мастер достал рукопись романа и начал бросать её в огонь. И когда сжёг последнюю тетрадь, в окно стал кто-то царапаться. Это была она.

Войдя, она сразу обо всём догадалась и с плачем выхватила из печки последние полуобгорелые листки. Она стала говорить, что решила завтра же объясниться с мужем и навсегда перейти жить к Мастеру. Он отговаривал: «Я не хочу, чтобы ты погибала вместе со мной». – «Только эта причина?» – спрашивала она. – «Только эта». – «Тогда я погибаю вместе с тобою, – твердила она. – Утром я буду у тебя». Она ушла, уговаривая его потерпеть всего несколько часов.

Через четверть часа в окно к Мастеру постучали... Дальше больничный гость снизил голос и начал что-то шептать Ивану на ухо. Потом опять заговорил громко, рассказывая, как в середине января ночью в пальто с оборванными пуговицами пришёл во дворик к своему окошку. В комнатах его жил уже кто-то другой. Внутри, за окнами играл патефон. Он стоял и думал, не броситься ли под трамвай? А потом, пересилив себя, побрёл в эту клинику для душевнобольных за город, чудом не замёрзнув по пути.

Иван спросил: не посылал ли он отсюда писем своей любимой. «Нет! Что бы она пережила, если бы перед ней легло письмо из сумасшедшего дома! Я не могу сделать её несчастной!»

«Скажите мне, а что было дальше с Иешуа и Пилатом», — попросил Иван. – «Я вспомнить не могу без дрожи мой роман», – страдальчески дёрнулся гость и скрылся через балкон.

© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека. Для перехода к краткому содержанию предыдущей / следующей главы романа пользуйтесь кнопками Назад / Вперёд ниже текста статьи.