Католическая реакция
Поведение Карла V по окончании Шмалькальденской войны, составление Интерима всего лучше показывают, что он понимал необходимость преобразования Римской Церкви, необходимость сделки между католицизмом и протестантизмом, хотел уничтожения злоупотреблений Римской Церкви, папства, но не хотел еретического отступления от Церкви, к какому повели немецкие и швейцарские реформаторы. Сделки вроде Интерима хотел Карл и от Тридентского собора. Но собор этот пошел другою дорогою и кончился в 1563 году не только без сделок вроде Интерима, но даже с отвержением соборной формы церковного управления, о которой хлопотали еще до Реформации, с утверждением папства как неограниченной церковной монархии. Тридентскому собору не нужно было прибегать к сделкам вроде Интерима: католическая реакция усиливалась.
Мы видели, что протестантизм, восставая против злоупотреблений авторитета, деспотизма пап, указывая на черные стороны католицизма, отсюда происходившие, не сумел удержаться и впал в противоположную крайность, предоставив каждому право свободно изучать и объяснять Священное Писание, что повело сейчас же к совершенному высвобождению из-под авторитета Церкви, к своеволию и анархии. Ересь была узаконена. Явились разные толки, реформаторы вступили друг с другом в соблазнительную борьбу и шли все дальше и дальше покатою дорогою отрицания; в короткое время пройден был путь от тезисов Лютера против продажи индульгенций до учения Мюнцера, Франке, Бокхольда. Люди, желавшие иметь в деле веры твердую почву под собою, ужаснулись этой страшной смуты и начали поворачивать на старую дорогу к авторитету; но, как обыкновенно бывает, сильное движение в одну сторону вызвало столь же сильное движение в другую, католическая реакция не умела остановиться, как не умело остановиться протестантское движение; движение по пути к религиозной свободе закончилось анабаптизмом, мюнстерским царством Нового Сиона; обратное движение по пути к авторитету закончилось орденом иезуитов.
В 1521 году, когда на Вормсском сейме немецкий монах решительно объявил, что не отречется от своих мнений относительно Римской Церкви, молодой испанец Игнатий Лойола, лечившийся от ран, полученных в войне с французами, проводил свое время в чтении житий святых и, пораженный подвигами героев христианства, решился идти по их стопам. Что было недоступно для немецкого монаха, то было возможно для испанского дворянина. Лойола предался богомольным странствованиям, трудам и лишениям. Возвратясь из Иерусалима, отправился в Париж, чтоб в тамошнем университете изучить богословие. Могучее убеждение, выражавшееся на деле, и одушевление приобрели ему приверженцев, готовых всюду за ним следовать. С этими-то приверженцами Лойола основал орден Иисуса, утвержденный папою в 1540 году, и был первым генералом ордена.
Преемники Лойолы повели дело так далеко, как не мог желать благочестивый основатель ордена; за Лойолою по пути к авторитету пошли свои Мюнцеры и Бокхольды. Учрежденный с целью защищать Римскую Церковь и бороться с протестантизмом, иезуитский орден, естественно, должен был отправиться от начал, противоположных протестантизму, но перегнул дугу в противную сторону и, стремясь к авторитету, признал необходимым уничтожить личную свободу, которая была употреблена во зло в протестантизме. На крайности протестантизма взглянули как на следствие неспособности человека быть свободным, самостоятельным, и пришли к мысли, что для избежания вредных увлечений надобно всегда держать человека под строгим надзором, не выпускать из школы, надобно сделать его навсегда несовершеннолетним, отучить от свободы, пусть ходит постоянно на помочах воспитателей, пусть будет «как труп, как палка в руках старика».
Вступавший в орден подвергался продолжительному испытанию; отцы наблюдали, окажется ли он способен отказаться от своей воли и стать орудием в руках ордена; в то же время наблюдалось, к чему вступавший способен по природе своей, на каком поприще орден может извлечь из его деятельности наиболее выгод, выйдет ли из него кабинетный ученый, или педагог, или проповедник, или миссионер, или дипломат. Иезуит должен был отказаться от всех прежних связей, отказаться от родных, от отечества; в новом обществе, в ордене он не должен был приобретать себе связей, друзей, ибо человек слаб одинокий – силен становится в союзе с другими, а ордену нужен был одинокий, слабый человек, потому что только такой человек мог быть полезным орудием ордена; допустить дружественные связи между членами ордена значило дать им силу, самостоятельность, вредные для целей ордена; и потому старались рознить членов ордена посредством системы взаимного наблюдения друг за другом и доносов. Такими средствами орден приучал своих членов к безусловному повиновению; когда начальство ордена приказывало что-нибудь иезуиту, тот не имел при этом своей мысли, своей воли: исполнял, не рассуждая, хорошо или дурно; исполнял буквально, несмотря ни на какие препятствия; святая цель оправдывает средства, нечего думать о их выборе. Но, требуя уничтожения мысли и воли при достижении целей ордена, иезуиты не требовали от человека того умерщвления страстей, какого требовали другие монашеские ордена: иезуит мог удовлетворять своим страстям, лишь бы только это не вредило ордену.
Католицизм получил в иезуитах превосходное войско для наступательного движения, людей, отлично приготовленных для нравственной ловли других людей; все способности иезуита были изощрены именно для захвата добычи. Проповедь, училище, исповедь, миссионерство – вот четыре способа ловли душ человеческих; иезуиты постарались овладеть этими способами и употребляли их мастерски. Мы видели, что католическое духовенство повредило своему делу тем, что не овладело наукою, дало здесь ход вперед светским людям. Иезуиты хотели исправить ошибку и ревностно занялись науками, чтоб иметь в своих руках это новое могущество; чтоб овладеть молодым поколением, иезуиты завели школы, отличавшиеся строгою дисциплиною и основательным преподаванием, что, разумеется, заставляло отцов отдавать туда детей своих. Иезуиты действительно умели вложить в головы учеников и закрепить там известное количество знаний, особенно полезных в практической жизни; но иезуитская школа не могла действовать благотворно на умственное и особенно нравственное развитие молодых людей, потому что основные взгляды и приемы ордена применялись и к школе, которая потому не могла выпускать живых, общественных людей.
Одним молодым поколением не ограничивали отцы иезуиты забот своих; они усильно старались пробираться в домы сильных земли и быть здесь руководителями, духовниками взрослых. Иезуит-духовник был очень удобен: на что другой смотрел бы очень серьезно, не прощал бы и не разрешал, на то иезуит смотрел слегка, прощал и разрешал, лишь бы грешник исполнял одно главное условие спасения – содействовал всеми средствами благу Римской Церкви. Наконец, иезуиты выставили ряд миссионеров, проповедников христианства в языческих странах Азии, Африки и Америки. Много душ наловили здесь иезуиты, много подданных приобрели для папы; в Парагвае между детски неразвитыми туземцами основали они целое государство, управляя дикарями совершенно как малолетними учениками в школе.
Нельзя отрицать горячей апостольской ревности некоторых из иезуитов-миссионеров, запечатлевших мученическою смертию свое служение; но должно заметить, что и в таком великом деле, как проповедь христианства, иезуиты не забывали своего правила, что цель оправдывает средства: чтоб сдедать христианство доступнее для грубых понятий, они умалчивали в своей проповеди о страданиях и смерти Спасителя. Не пренебрегая ничем для усиления своих материальных средств, иезуиты вели обширную торговлю.
Одновременно с утверждением испанского иезуитского ордена устроена была в Италии испанская инквизиция. По инструкции своей инквизиция должна была начинать преследование при малейшем подозрении, что известное лицо заражено еретическими мнениями; не должна была обращать внимание на государя и прелатов, как бы высоко они ни были поставлены; с наибольшею строгостию должна была преследовать тех, которые находились под защитою сильных людей. Новое учреждение действовало так ревностно, что в несколько лет в Италии не осталось ни одного еретика.
В то время, когда католицизм выставил в иезуитах такое могущественное войско, дававшее ему возможность принять наступательное победоносное движение на врагов, главный враг его, протестантизм, слабел от разделения: каждая область Германии выставляла свой катехизис, и Пфальц в течение 25 лет четыре раза переменял исповедание веры. Такое разномыслие, отсутствие твердой почвы в деле религии уничтожило во многих желание реформы и заставило содействовать утверждению авторитета Римской Церкви, тем более что последняя не представляла уже более тех соблазнительных явлений, которые прежде так усиливали желание реформы: о продаже индульгенций не было более слышно, папы уже не позволяли себе того, что позволял себе Александр VI; двое пап – Адриан VI и Павел III – собственным поведением особенно содействовали поднятию нравственности в римском духовенстве; заботы об этом же высказались и в постановлениях Тридентского собора.
